Читать книгу "Моя шоколадная беби - Ольга Степнова"

Я знаю, что у тебя редкое имя Матвей, смешная фамилия Матушкин, знаю, что ты грабил банк, словил пулю в брюхо от своих же дружков, сбежал из больницы, оглушив охранника, раздев и обезоружив его. Я не знаю, как ты добрался сюда, но ты прячешься здесь, потому что эта избушка стоит в стороне от деревни. Ты отвратительный тип, и я не возьму твою душу на опыты!

– Всё говорит за то, что ты – потусторонняя тёлка. Правда, колечко у тебя неслабое для привидения! Каратов тридцать будет брюлик. Такие только с аукционов продают. Наверное, всё-таки ты живая! Что, побежишь меня сдавать?

– Не знаю. Наверное, не побегу. Я просто понятия не имею, куда бежать. Я действительно заблудилась и не смогла донести лекарства до человека, которого очень люблю.

– Старого хрена прихватило от бурного секса? Сердце или спина?

– Он не старый.

Он снова заржал, схватившись рукой за живот.

– Зуб даю, ему за шестьдесят. Такие брюлики тёлкам начинают дарить, когда уже совсем нечем крыть.

Катерина не стала противиться своему желанию и от души залепила ему пощёчину. Его голова беспомощно дёрнулась назад, будто была головой тряпичной, дешёвой куклы. Он откинулся на подушку, закрыл глаза и, кажется, снова потерял сознание. Катерина вдруг явственно поняла, что больше всего на свете ей надоели эти плохо освещённые мужские лица без признаков жизни. Она присела на продавленную сетку кровати и уставилась на бледную физиономию. Так и есть: до невозможности голливудское лицо со всеми необходимыми для этого чертами и пропорциями, только лёгкая небритость превратилась в недельную щетину, щёки сильно запали, а почти белые волосы слиплись неопрятными прядями и падают на мокрый от испарины лоб. От него так несло жаром, что Катерине тоже стало вдруг жарко, будто в избушке растопили наконец старую, полуразвалившуюся печку. Она расстегнула на нём милицейский китель, узкий ему в плечах, с рукавами, не доходящими до запястий. Так и есть: на животе грязные от крови бинты, и запах… Она знала, как пахнут такие бинты.

Внезапно железные руки схватили её. Катерина дёрнулась, но силы в руках было немеренно, и она почувствовала себя бабочкой, которую вот-вот насадят на иголку, поместят под стекло, и будут хвастаться потом редким экземпляром. Про пистолет в своей руке она начисто забыла. Бледное лицо оставалось бесстрастным, не подавая никаких признаков жизни, а руки нагло и по-хозяйски обшарили всю её, забравшись под покрывало.

Про пистолет она начисто забыла.

Такие хозяйские это были руки.

– А ты и правда живая, – открыл он глаза. – Тёпленькая, гладенькая и без хвоста.

– Зато ты скоро сдохнешь. – Катерина смогла отпихнуть его руки только потому, что они сами этого пожелали. – У тебя температура градусов сорок. Тебе нужно в больницу.

– У меня в жизни не было негритянки! Давай меняться: ты мне на опыты своё клёвое тело, а я тебе – свою незрелую душу.

– Сейчас я пойду в деревню, найду телефон и позвоню…

– Всё-таки ты меня сдашь!

– Спасу. У тебя кровотечение.

Он закрыл глаза и опять стал похож на красивого молодого покойника.

Катерина шагнула к двери.

– Слушай, – подал он голос, – ответь мне на один вопрос. Ответь и иди.

– Ну?..

– А почему ты решила спасать меня, а не своего папика? Ведь ему вроде тоже нехорошо?

Катерина поднесла свою руку к глазам. В гранях бриллианта играло пламя свечей. Этих свечей в отражении было значительно меньше, чем в большом доме Роберта. Их можно было даже пересчитать.

– Раз, два, три, четыре, пять… – сказала вслух Катерина. – Шесть. Всего шесть. Не знаю. Честно, не знаю. Может, всё-таки, я иду тебя не спасать, а сдавать?..

– Может быть. Жаль, что тебя не загрызли собаки.

– Не скажи. Вот вылечишься, отсидишь, и ещё скажешь мне спасибо.

– А откуда ты всё про меня знаешь?

– Ты стал героем криминальных новостей. Твою физиономию показывают чаще, чем лицо президента. Но это уже второй вопрос, а ты обещал один.

– Ладно, катись.

Но Катерина ни шага не сделала в тёмные и сырые сени.

Она подошла к покосившемуся деревянному столику, на котором стояли свечи, и стала перебирать лекарства, пытаясь в скудном свете прочитать их названия.

«Почему-то я его совсем не боюсь, – лихорадочными очередями стали атаковать её странные мысли. – Может, потому что пистолет у меня? Может, потому, что он совсем слабый? А может, потому, что в банковскую барышню стрелял не он, а он даже наоборот, вроде как за неё заступался? А может, потому, что тёмных деревенских улиц я боюсь гораздо больше, чем тяжело больного, беспомощного бандита? Роберту, наверное, уже не помочь, а находиться наедине с мёртвым несостоявшимся мужем намного страшнее, чем с чуть живым гангстером? Впрочем, от сердечного приступа не всегда умирают. А может, я его не боюсь… потому что у него такие хозяйские, наглые руки?..»

– Тебе повезло, – пробормотала Катя. – Тебе повезло. Во-первых, я понятия не имею, куда мне идти. Во-вторых, тут есть антибиотики и бинты. С ума можно сойти – ни валидола, ни нитроглицерина нет, а «Бисептол» и бинты есть…

– Впечатление такое, что ты грабанула аптечный киоск, и только теперь рассмотрела, чего там нахапала.

– Да, в некотором смысле мы коллеги.

– Умереть, не встать! Забраться к чёрту на рога, спрятаться в этой землянке, чтобы однажды ночью ко мне припёрлась негра в саване, всё мне про меня рассказала и заявила, что она ещё и моя коллега. Всё-таки ты тёмная личность. Во всех смыслах.

– Ты не ел всю неделю?

– И как до тебя допёрло?

– В твоём положении это даже к лучшему. Нельзя есть, что попало, когда вырезали пару метров кишок. Представляешь, тут есть даже гематоген. Если его хорошенько запить, то для послеоперационного периода вполне… Кстати, а что ты пьёшь?

– Там бочка у дома, в ней до фига дождевой воды.

– Ужас.

– Нужно говорить: «Умереть, не встать».

– Кому это нужно?

– Нам. Ведь мы ищем общий язык? Кстати, мне нужно знать, как тебя зовут.

– Вот этого тебе знать совершенно не нужно.

– Ладно. Я буду звать тебя… негрила.

– Да хоть черножопой. Мне плевать.

Катерина на печке нашла жестяной ковшик, в нём было немного воды, наверное, той, из бочки. Она поднесла горсть таблеток и ковшик к его губам.

– Пей.

– Не буду.

– Пей! – Губы у него были потрескавшиеся и очень сухие. Такие губы чем больше облизываешь, тем суше они становятся, трескаются и болят. Катерина знала: как только жар спадёт, сухость уйдёт, можно будет нормально говорить, улыбаться, глотать.