Читать книгу "Кукиш с икоркой - Елена Логунова"

Вся такая блекло-джинсовая и неприметная, в начале одиннадцатого я толкнула скрипучую дверь общежития муниципального медицинского колледжа, в сорок четвертой комнате которого, судя по паспорту, была прописана Людмила Ивановна Петрова.

За дверью обнаружился тесный тамбур, перегороженный подобием шлагбаума. Заградительное сооружение было выполнено из старой швабры, опирающейся на кособокие облезлые тумбочки. На левой тумбе стояла табличка со строгой надписью: «Вход только по пропускам!» На правой высился электрический чайник, имевший такой вид, словно его грубо вскрыли консервным ножом: там, где должна была быть откидная крышечка, зияла округлая дыра с рваными краями. Чайник густо курился паром и живо напоминал собой вулкан Этна на стадии, непосредственно предшествующей извержению. Рядом стояла поллитровая банка, сквозь стекло которой видна была разноцветная мешанина каких-то мелких кусочков. Судя по их неаппетитному виду, они-то стадию извержения уже прошли.

Я подошла ближе и из тесного ущелья тамбура заглянула в просторный холл. Там было пусто, но где-то за поворотом коридора воинственно гремела жесть и звучали громкие голоса.

– Выходь отсель, пьяная морда! – требовал резкий женский голос.

По характерным стервозным интонациям я безошибочно угадала в гневливой бабе вахтершу.

– А ну, выходь, кому говорю! Это женское общежитие! Живо выходь, гад ползучий!

Пьяный гад упорствовал и выползать из женского общежития отказывался наотрез.

– Выходь, сволочь! – ярилась баба. – Ты вообще за каким хреном в постирочную залез, а? Сей же час выходь!

Ответная речь была нечленораздельной и затрудненной, но собеседнику вахтерши все-таки удалось объяснить, что в постирочную, принятую им за женскую баню, он внедрился ни за каким не за хреном, а вовсе наоборот, в надежде найти среди шаек и мочалок дамскую любовь и ласку. На это вахтерша в простых и понятных каждому россиянину выражениях сообщила любвеобильному гражданину, что готова самолично и немедленно приласкать его с применением тяжелых подручных предметов, и, судя по металлическому грохоту и гулу, тут же огладила мужика то ли ведром, то ли тазом.

Скандал быстро набирал обороты и грозил затянуться надолго. Смекнув, что отсутствие на боевом посту грозной вахтерши мне лично только на руку, я поднырнула под швабру, на цыпочках проскочила через холл и взбежала по лестнице.

Интересно, где эта сорок четвертая комната? Коридор второго этажа начинался с помещения под номером двадцать один. Если на каждом этаже по два десятка комнат, то мне следует подняться выше.

Математика вкупе с логикой – великое оружие! Сорок четвертая комната действительно нашлась на третьем этаже, причем она была открыта, так что я шагнула в помещение почти беспрепятственно. Пришлось только обойти стул, поставленный перед порогом в коридоре. На спинке стула висел мокрый детский комбинезон, с него капала вода, и на выщербленном цементном полу образовалась цепь микроскопических озер.

– Тук, тук! Можно войти? – для приличия спросила я.

Спросила негромко, вполголоса – на тот случай, если содержимое постиранного комбинезона лежит, мирно посапывая, в детской кроватке. Однако кроватка была абсолютно пуста, и никакого ребенка я не увидела. В комнате была одна женщина, и то не вся целиком, а только нижняя половина в затрапезной ситцевой юбке, цветных носках с дыркой на правой пятке и шлепанцах. Все, что выше пояса, находилось снаружи здания: высунувшись в окно, женщина энергично вытряхивала какие-то полотнища. Они гулко хлопали, так что моего робкого стука хозяйка комнаты не услышала.

– Здравствуйте! – заорала я, дождавшись паузы.

– Ой, кто это? – Женщина проворно повернулась.

Я подавила вздох разочарования. С Людочкой Петровой, внешность которой я живо представляла себе со слов Вадика и его маман, эта дама не имела никакого сходства. Держа в руке клетчатое детское одеяльце, у окна стояла маленькая кругленькая женщина, похожая на крепкую репку. У нее было круглое лицо, носик пуговкой, серые глаза в коротких ресничках и желтые волосы, закрученные на макушке «дулькой».

– Здравствуйте, – повторила я тише. – Извините за вторжение, я стучала, но вы не слышали. Я ищу Людмилу Ивановну Петрову. Это не вы?

Я заранее знала, что услышу отказ, но ответ, который дала мне женщина-репка, оказался куда более развернутым, чем я ожидала.

– Вам нужна только Людмила Петрова или еще кто-нибудь? – недружелюбно спросила она. – Например, Ася Семина, Клавдия Петренко или Зоя… как ее там? Остальных вообще не помню!

– Остальных? – переспросила я.

– Одиннадцать человек списком! – Женщина-репка раздраженно швырнула детское одеяльце в пустую кроватку и решительно проследовала к старомодному буфету.

Короткие крепкие ножки воинственно топали, красные помпоны на тапочках взволнованно вздрагивали. Женщина открыла остекленные створки буфета, достала книжечку в красной обложке, развернула ее и показала мне:

– Вот, это мой паспорт. Я Любомирцева Галина Владимировна, по всем правилам прописана в этой комнате. Вместе со мной живет моя дочка, Любомирцева Катя, трех лет. Если вы к нам пришли – добро пожаловать! А насчет мертвых душ спрашивайте у прежнего коменданта общежития, это он умудрился прописать на двенадцати квадратных метрах одной комнаты еще одиннадцать совершенно посторонних баб! – Галина шлепнула паспорт на покрытый клеенкой круглый стол и уперла руки в боки. – Мы-то с дочкой тут по закону живем, если не верите, могу еще решение суда показать!

– Верю, верю, не волнуйтесь! – я успокаивающе улыбнулась. – Я поняла ситуацию и уже ухожу, не буду вас больше беспокоить. Скажите только, где я могу найти коменданта, о котором вы говорили?

– Где-то в Сибири, на Колыме, точнее не скажу, но у вас полно времени на поиски: за свои махинации он будет там еще года три, – насмешливо ответила Галина.

Сказать на это мне было решительно нечего. Я вякнула: «До свиданья» – и удалилась, оставив Галину сердито вытряхивать пыльные коврики над головами прохожих.

Ругань и кастрюльный звон на первом этаже уже стихли. В облезлом кресле у стола вблизи демаркационной швабры сидела дородная тетка в старомодном батистовом платье с рюшами. Платье романтического фасона плохо сочеталось с фигурой тетки и уж совсем никак – с ее лицом. Цветом, формой и фактурой это лицо было один в один похоже на типичное изделие завода строительных материалов – одинарный керамический кирпич для внутренних перегородок. В настоящий момент в кирпиче имелась полость, в которую алюминиевой ложкой из стеклянной банки методично загружались порции пищи. Тяжелые, каменной крепости челюсти перемалывали еду быстро и решительно. При этом выражение лица грозной бабы было пугающим. Я бы не удивилась, узнав, что искатель любовных утех был не просто изгнан из общежития, а вообще проглочен теткой-людоедкой с потрохами и парой жестяных шаек в придачу. В студенческие годы я вдоволь наобщалась с общежитскими вахтершами и до сих пор уверена, что агрессивной разновидности этой породы строгих теток обычный человек противостоять не может. Встречаются, конечно, на сторожевых постах и добрые бабули, но это редкость. Ошибка природы.