Читать книгу "Печатная машина - Марат Басыров"

— Ну, как там, в армии? — отец наконец-то подал голос. — Все нормально?

Пожав плечом, я криво улыбнулся. Собрал остаток бульона в ложку и отправил в рот.

— Нормально.

— Ну и хорошо, — мать взяла мою пустую тарелку и переставила ее в раковину. — Картошечки с мяском, — заторопилась она, словно я собирался уже отказываться. — Сейчас наложу, сейчас.

— А ты сама чего не ешь?

— Не хочу, сынок, — ответила она, ставя передо мной наполненную тарелку. — Целый день тебя ждала, перенервничала немного. Ты ешь, не беспокойся. Гляди, а то отец все мясо подъест.

Отец разлил еще раз. Наконец-то меня стало понемногу накрывать. Я принялся расспрашивать о родственниках, о знакомых, о своих друзьях, о соседях. Мать обстоятельно отвечала. В общем-то, я все это знал по ее письмам — но эти новости доходили до меня из другого мира и казались выдуманными, ненастоящими, — я не мог соотнести их с собой, поставить рядом. Впрочем, как и сейчас.

Ничего интересного не произошло. Мое отсутствие стало событием только для меня.

— Ты еще куришь? — спросил отец, вставая со стула. — Пойдем на лоджию, подымим.

— Пусть поест, — задохнулась мать. — Чего ты отвлекаешь от еды-то?

Я тоже поднялся.

— Доем, мам. Покурю и доем.

Мы прошли по коридору в зал, вышли на лоджию. Она была застеклена.

— Сам стеклил? — спросил отца, когда он поднес к моей сигарете спичку.

— Да ну, — ответил он. — Мастера приходили.

Он открыл одну створку, и мы, опершись локтями на раму, высунулись наружу.

Тополя подросли и доходили верхушками до нашего четвертого этажа. Спускалась ночь, прохлада несла свежие запахи травы и земли. Внизу вдоль асфальтовой дороги горели фонари. Мы стояли, выпуская дым, плечо к плечу. Где-то за соседним домом, напротив, раздался девичий смех.

— Гуляет молодежь, — сказал отец.

— Ага, — отозвался я.

Больше не знал, что сказать.

Потом мы снова сидели за столом, снова пили, теперь уже отец рассказывал свои новости. Работа, рыбалка, умер его старый друг, еще кто-то развелся, кто-то куда-то уехал — слова отца вползали в меня вагонами и стопорились где-то там, в темном тупике.

Несколько раз мы выходили курить. Я почти уже освоился, вернее, подтаскивал потихоньку недостающие поначалу свои части, принимал их по ходу дела и расквартировывал в себе без лишних упреков. Явились, и слава богу, — хоть и с опозданием, — какое мне было дело до того, где они болтались все это время, как добирались и все такое. Опьянев, я хотел вдохнуть полной грудью и расставить все по своим местам, собрать себя полностью без лишних телодвижений, не показывая виду, что я обеспокоен пустотой внутри, заполненной какой-то щемящей тоской, от которой не мог избавиться, как только переступил порог родного дома. Где-то далеко, в этот поздний час, другой я делал свои дела, не имеющие с этим местом ничего общего, покуда кто-то сидел за столом со своими родителями, пил водку, говорил малозначащие фразы и слушал такую же белиберду в ответ. Кто из нас был настоящий? Меня не было так долго, мое время текло иначе, чем оно двигалось здесь, поэтому я никак не мог попасть в новое течение, — меня не принимала его вода, я не мог с ней слиться.

— Давайте спать уже, — сказала мать, когда бутылка стала подходить к концу. — Завтра приедут родственники, дядя Паша с тетей Леной, нужно будет в девять утра встретить их на автовокзале.

— Еще по одной, — сказал отец.

Мать покачала головой. Делайте что хотите, говорил ее сердитый вид. Она повернулась и вышла из кухни.

Мы допили и пошли курить.

Меня развезло. Я хотел сказать отцу, что мне почему-то очень грустно. Что я рад их видеть — его и мать, но ничего не могу поделать с собой. Хотел, чтобы он понял меня, понял и простил, потому что я его единственный сын и сегодня вернулся из армии.

И вот открыл рот, чтобы сказать ему об этом, но отец начал первым. Он стал рассказывать, как полгода назад к ним приехал молодой парень, позвонил в дверь, сказал, что служил со мной. Его звали… а черт его знает, как его звали, может, мать запомнила, лично он забыл сразу же. Даже не обращался к нему по имени, так просто на «ты» и называл. Они усадили его за стол, накормили, ну и выпили с ним, естественно. Парень даже какие-то подарки привез, сказал, что я просил что-то купить, чтобы не с пустыми руками. Хвалил меня, какой я друг, как выручал его не раз, короче, он вел себя так, как ведут нормальные люди в такой ситуации. Мать даже прослезилась, глядя на него, будто это я вернулся — сидел за столом и шутил, пытаясь их развеселить. Ну, выпили, закусили, а потом он стал приглашать их в ресторан. Сказал, что угощает, что очень хотел бы посидеть, послушать музыку и все такое. Мать отказалась, сказав, что хватит, уже посидели и если он устал с дороги и ему негде ночевать, то ради бога — место найдется и для него. Но он был настойчив, и отец согласился, потому что ресторан находился рядом с домом, нужно было только перейти проспект. Мать не хотела его отпускать, но они все же пошли. Заказ делал парень, не глядя на ценники. У него действительно были деньги, потому что он сразу расплатился — так вот сам захотел. Отец успокоился на этот счет, и они продолжили пить, не забывая закусывать. Парень сначала бойко отвечал на вопросы, продолжая рассказывать обо мне, порой говоря такие вещи, которые просто невозможно придумать. Короче, он знал обо мне все. Действительно знал меня. Сомнений быть не могло — это было так. На вопрос отца, сколько он пробудет в этом городе, тот неопределенно пожал плечом, повторив мой жест один в один.

Парень сначала отвечал на вопросы, потом его как-то сразу накрыло. Отец тоже уже был хороший, но все же заметил перемены в его поведении, в его состоянии. Как будто ему враз стало плохо, скрутило и повело. «Может, в туалет?» — спросил его отец. Тот кивнул, поднимаясь и останавливая отца, вознамерившегося его сопроводить. «Я сейчас», — сказал он и ушел, пошатываясь. Когда прошло десять минут, десять или пятнадцать, отец забеспокоился. Он спустился в туалет, но парня там не было. Отец прошелся по залу. Никого похожего. Никто его не видел, швейцар не подтвердил, что кто-то выходил. Встревоженный и раздосадованный, отец вышел на улицу и, на всякий случай, прошелся по окрестным дворам, приглядываясь к сидящим на скамейках у подъездов. Было уже темно. Наконец отец решил пойти домой. Когда он подходил к дому, окна нашей квартиры были темны. Почувствовав неладное, он взбежал наверх, распахнул дверь и увидел такую картину. В коридоре ярко горел свет. Парень стоял в прихожей и, сгорбившись, надевал свою куртку, а метрах в трех от него стояла мать… Отец никогда не видел ее в таком состоянии. Лицо ее пылало, волосы были растрепаны — она была вне себя. «Что случилось?!» — заорал отец и тут же, недолго думая, ударил парня по лицу. Тот закрылся ладонями и, кажется, заплакал. «Не бей его, — сказала мать, — пусть уходит». — «Что случилось?» Отец снова замахнулся. «Все нормально, — ответила мать, — со мной ничего не случилось. Прошу тебя, пусть он уйдет».