Читать книгу "Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев"

Сегодня конкурсами никого не удивить, мы участвуем в них практически каждый день лет с четырех-пяти и даже не замечаем этого. От конкурсов красоты до конкурсов на замещение вакантной должности, получая оценки в школе или нелестные отзывы своего начальника (как правило, не самого лучшего человека), мы постоянно должны всем доказывать, что мы лучше, а значит, и стоим больше.

В древности же были другие критерии оценки человека, более типологические, идущие в основном от старшинства рода, как мы отмечали выше, – «более старшие поколения превосходили по рангу более молодые поколения», а «при расширении роды и кланы иерархически классифицировались на основе старшинства». Темучин, будущий Чингис-хан, принадлежал к одному из старейших (старших) монгольских родов Борджигин. «Он был праправнуком могущественного Кабул-хана, который решался воевать не только с татарами, но также и с китайцами».[109]

Рано оставшись без отца и пережив тяжкие испытания, он вынужден был, чтобы остаться в живых, бороться за повышение своей социальной стоимости. Ее колебания определялись неустойчивым состоянием, условно говоря, рынка оценки права на жизнь у монгольских племен того времени. Так, право на жизнь Темучина резко потеряло в цене, когда он попал в плен к тайджутам, и выросло, когда он бежал из плена и стал вассалом могущественного Тогрул-хана, вождя одного из монгольских племен.

После этого, как пишет Г. В. Вернадский, «Темучин обрел определенный статус в феодальном обществе»,[110]другими словами, его право на жизнь заметно выросло в цене. Между прочим, его мать «попыталась удержать род под своей властью, но эта задача оказалась непосильной, поскольку родичи ее мужа не согласились принять ее руководящую роль».[111]Очевидно, потому, что ее социальная цена была недостаточно высокой. А когда он стал Чингис-ханом, его социальная стоимость достигла наивысшей величины, превратилась в эталон, в соответствии с которым выстраивалась по нисходящей шкала стоимостной оценки всех людей, существовавших в социальном поле Орды. Наивысшая социальная стоимость давала ему, как говорил Г. В. Вернадский, «абсолютные полномочия»[112]или абсолютное право, иначе говоря, его слово становилось законом, который формировал новое правовое поле (Великая Яса), сакральное по своей природе, потому что в понимании современников устами Чингис-хана говорило Небо. Примерно так, как это было в Римской империи – что угодно повелителю, то имеет силу закона (Quod principi placuit, legis habet vigorem).

Нетрудно заметить, что социальную стоимость Тимучина (и его матери) пересматривал не он сам, а социум, особенно в те поворотные моменты, когда он оказался в плену, и его право на жизнь перешло в руки врагов, в тот момент, когда он случайно стал вассалом Тогрул-хана и получил его поддержку, и, наконец, когда его провозгласили императором. В то же время, без его ожесточенной борьбы за повышение собственной социальной стоимости он бы не достиг ее вершины – в этом, видимо, проявляется сама природа Человека разумного, диалектика социальных отношений. И хотя Э. Дюркгейм говорил, что орда – это социальный агрегат, непосредственно разлагающийся на индивидов, мы считаем, что неравнозначное стоимостное содержание индивидов внутри семьи (разная социальная стоимость), его постоянная переоценка при взаимоотношениях между семьями, племенами и родами представляет собой источник все-таки иерархического строения орды, которая сегодня по-научному называется экзополитарной политической системой.

Социальная мобилизация монгольского общества стала естественным этапом развития от хаоса к примитивной (иначе она не была бы «протоплазмой социального мира») иерархической системе. Но эта иерархичность, как отмечал Э. Хара-Даван, носила не столько социальный, сколько родовой характер: «В основу ее он положил родовой быт тогдашнего монгольского общества: та же соподчиненность лиц и классов как в одном племени, возглавляемом степным аристократом, с той разницей, что в Империи эта иерархия получала более грандиозное развитие».[113]

В отличие от социальной, военная мобилизация имеет совсем другую природу, поскольку может состояться только на основе юридического права, сколь бы примитивно оно ни было, и только по инициативе сверху. Опираясь на здравый смысл, полагаем, что социальная мобилизация проходит и по инициативе сверху, и по инициативе снизу, когда «под принудительным», по Э. Дюркгейму, воздействием социальных фактов формируются очаги повышенного социального напряжения. Судя по всему, очаговость и стихийность есть объективные признаки социальной мобилизации. Так, орды кочевников (номадов) должны были неизбежно мобилизовать усилия всех своих членов, включая женщин, детей и стариков, чтобы перегонять, сохранять и приумножать свои стада, чтобы противостоять стихии и конкурирующим ордам. Каждая орда была как бы отдельным очагом, а мобилизация проходила стихийным образом – жизнь заставляла.

Военная мобилизация на этих условиях невозможна. Для ее проведения необходимы «абсолютные полномочия» или абсолютное право, которое Чингис-хану давало «Вечно Синее Небо».[114]Только с помощью абсолютного права и опираясь на старшинство в роде можно было приобрести легитимность и заставить людей пойти на столь масштабные завоевания, мобилизовав и армию, и общество, а в нашем понимании – произведя огромный социальный заряд, который аккумулируется с помощью инструментов принуждения, повышающих социальный потенциал. Не случайно Чингис-хан начал реформу всей монгольской армии только после того, как стал императором, т. е. когда получил абсолютное право, и начал с малого – с формирования собственной гвардии.

«Скромное дворцовое охранное соединение, сформированное перед его кампанией против найманов, было увеличено и реорганизовано с тем, чтобы составить ядро имперской гвардии (кэшик) числом десять тысяч. Тысяча багатуров стала одним из батальонов гвардии. Лучшие офицеры и солдаты из каждого армейского подразделения были выбраны для службы в гвардии. Сыновья командиров сотенных и тысячных подразделений автоматически причислялись к гвардии, других же принимали путем отбора. Этот метод создания гвардии гарантировал лояльность и соответствие гвардейцев и имел, кроме того, иные преимущества. Каждое подразделение армии было представлено в гвардии, и, поскольку подразделения из десяти, сотни и тысячи человек более или менее соответствовали родам и группам родов, каждый род был представлен в гвардии. Через доверенных гвардейцев и их связи в армейских соединениях Чингис-хан мог теперь усилить свою власть надо всем монгольским народом. Гвардейцы стали опорой всей армейской организации и административной системы империи Чингис-хана».[115]