Читать книгу "Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс"

3. Блицкриги на западе

1. Норвегия

Небольшие европейские государства предпочли бы не ввязываться в войну. Почти все они противились союзу с Гитлером, поскольку такой альянс предполагал немецкую гегемонию, но даже те, кто разделял демократические идеалы союзников, не спешили присоединиться к ним и начать боевые действия. Исторический опыт убеждал: таким шагом они навлекут на себя все ужасы войны без надежды хоть что-то приобрести. Судьба Польши и Финляндии только что подтвердила: союзники не в силах вырвать у диктаторов намеченную жертву. В Первой мировой войне Голландии и скандинавам удалось сохранить нейтралитет. Почему бы и на этот раз не попробовать? Зимой 1939/40 г. все главным образом старались не раздражать Гитлера. Норвежцев покушение англичан на их береговую линию беспокоило больше, чем планы Германии. Но 9 апреля в 01:30 адъютант разбудил короля Норвегии Хокона: «Государь, война началась!» Монарх спросонья поинтересовался: «С кем?»

Вопреки многократным предупреждениям насчет агрессивных планов Германии, Норвегия так и не привела в боевую готовность свою крошечную армию. В столице сразу же ввели затемнение, но на известие о приближении германского боевого флота к фьорду Осло старый генерал Кристиан Локке, норвежский главнокомандующий, реагировал вяло: распорядился разослать резервистам по почте уведомление, призывающее их явиться лишь 11 апреля. Члены его штаба пытались возражать, но Локке в упор не желал видеть реальность. «Немножко поразмять кости – это нам пойдет на пользу», – снисходительно обронил он.

Немецкие боевые корабли вошли в норвежские порты, и началась высадка десанта. Норвежцы, а также англичане и французы тешили себя надеждой, что Гитлер не посмеет захватить Норвегию под носом у Британского королевского флота. Отсутствие разведданных и неудачное расположение войск помешали Адмиралтейству воспользоваться шансом и задать немцам трепку в момент их высадки, 9 апреля. Позднее захватчики понесли серьезные потери на море, но и британскому флоту немецкий ВВС и военно-морской флот нанесли существенный ущерб. Кратчайшее расстояние от берегов Британии до берегов Норвегии – 650 км – непреодолимо для самолетов, базирующихся на суше. Вскоре стало до боли ясно, насколько суда уязвимы для атаки с воздуха.

Наиболее драматические события в первое утро вторжения разворачивались во фьорде Осло примерно в 04:00. Новехонький крейсер Blücher, с тысячью германских солдат на борту, приближался к Оскарборгу. Защитники древней крепости тщательно зарядили две пушки XIX в. – «Моисея» и «Аарона». Комендант, полковник Биргер Эриксен, зная, что радиус поражения у этих орудий невелик, распорядился выжидать до последнего. Лишь когда крейсер от берега отделяло всего 500 м, старинные пушки изрыгнули огонь. Одно ядро угодило в контрольный противовоздушный центр крейсера, а другое – точнехонько в запасные баки с авиационным топливом, и к небу взметнулся огненный столп. Еще две пробоины в судне произвели запущенные с берега торпеды. Охваченный огнем Blücher сильно накренился, на борту начали взрываться боеприпасы. Корабль быстро затонул, унеся с собой тысячу немецких солдат.

А затем в норвежской столице разыгралась комедия черного юмора. Вторжением командовал генерал Эрих Энгельбрехт, он был пассажиром на борту затонувшего Blücher. Норвежцы выловили генерала из воды и объявили его военнопленным. Захватчики на время оказались обезглавлены. Однако генерал Локке бежал из столицы вместе со своим штабом – сперва на трамвае, потом безуспешно ловил попутку и наконец сел в поезд. Правительство подало в отставку, но король ее не принял. Парламент (стортинг) собрался на экстренную сессию, главным образом спорили о том, имеет ли смысл сдаваться. Министры предлагали разрушить мосты и таким образом замедлить продвижение врага, но депутаты заспорили: среди этих мостов значились ценные памятники архитектуры. Британский посол передал из Лондона обещание помочь, но без конкретных обязательств и дат. Немецкие десантники тем временем захватили аэропорт Осло, вскоре и бόльшая часть портов на юго-западе Норвегии оказалась в их руках. Первые части шести дивизий высадились и развернулись в тот самый момент, когда правительство Норвегии улепетывало на север.

Среди тех, кто с изумлением и ужасом наблюдал за вторжением, находилась девятнадцатилетняя еврейка, недавно бежавшая из Австрии, – Рут Майер. 10 апреля в пригороде Осло Лиллестрёме она описывала в своем дневнике сцену, которой предстоит сделаться рутинной трагедией для многих европейских стран: «Я воспринимаю немцев скорее как зловещую стихию, нежели людей. Мы видели, как люди потоком струятся из подвалов, собираются на улицах с колясками, шерстяными одеялами, с детьми на руках. Они садятся на грузовики, в конные тележки, в такси и частные автомобили. Словно кино разворачивается перед моими глазами: бегут финны, поляки, албанцы, китайские эмигранты! Так просто и так печально: люди эвакуируются, унося с собой шерстяные одеяла, серебряные ложки и детей. Бегут от бомб»1.

Норвежцы не склонились перед завоевателями и оставались неумолимо к ним враждебны. Они были вынуждены признать поражение, однако выслушивать резоны не собирались. Рут Майер слышала, как трое немецких солдат объясняли кучке жителей Осло, что поляки перебили 60 000 мирных немцев и рейх вынужден был вмешаться ради спасения своих братьев по крови. Рут рассмеялась:

«[он] обернулся ко мне и сказал: “Фройляйн, вам смешно?” – “Да, мне смешно”. – “А наш фюрер!” – Его глаза увлажнились: – Он тоже человек, как все мы, но лучший, лучший во всей Европе!” Небесно-голубые глаза другого солдата тоже увлажнились, он кивал, поддакивая этим словам: “Лучший! Лучший!” Еще кто-то подтянулся послушать. Норвежец спросил: “И мы должны поверить, что вы явились сюда спасать нас? Так тут написано!” – он ткнул пальцем в газету. – “Спасать вас? Нет, мы не за этим”. Но блондин перебил: “Да, конечно же, для того мы сюда и пришли”. Темноволосый призадумался и сказал: “Собственно, если по правде… мы защищаем вас от англичан”. Норвежец: “Вы сами-то в это верите?”»2

Вера большинства немцев в справедливость и разумность их миссии подкреплялась стремительным успехом. Завоеватели подступались уже и к южной Норвегии, перерезали ее связи с другими странами, захватив лежавший на пути полуостров Дания – там они почти не встретили сопротивления. Стортинг собрался вновь, на этот раз в маленьком городке Эльверум в 65 км от Осло. Пока они обсуждали положение, пришло срочное известие: немцы создали в Осло марионеточный режим во главе с предателем. «Теперь у нас есть правительство Куусинена!» – возмущенно вскричал премьер-министр, подразумевая финского коммуниста Отто Куусинена, способствовавшего сталинскому вторжению в Финляндию. Однако норвежский «Куусинен» Видкун Квислинг окажется куда более опасным – настолько, что его имя сделается нарицательным.

Четыре автобуса с немецкими десантниками, спешившими в Эльверум, попали под огонь из засады, устроенной членами местного клуба стрелков. Норвежцы обратили солдат в беспорядочное бегство и смертельно ранили немецкого авиационного атташе капитана Эберхарда Шпиллера, которому было поручено арестовать вождей нации. Королевская семья вместе с министрами перекочевала в деревушку Нибергсунн. Король Хокон VII, высокий и тощий датчанин, которому к началу войны исполнилось 67 лет, был избран королем, когда норвежцы в 1905 г. добились независимости от Швеции. В 1940 г. этот монарх сумел сохранить и мужество, и достоинство. Вечером 10 апреля, когда правительство собралось на совет посреди глубоких снегов Нибергсунна, король высоким, дребезжащим голосом заявил: «Я готов полностью принять на себя личную ответственность за все несчастья, которые падут на нашу страну и наш народ, если мы отвергнем притязания немцев. Правительство решает самостоятельно, однако я должен прояснить собственную позицию: я принять их условия не могу. Это несовместимо с моим представлением о долге монарха». Король предпочитал отречься от престола, нежели согласиться с требованием Берлина и признать Квислинга. На миг старый король умолк, из глаз его покатились слезы. Совладав с собой, он продолжал: «Пусть правительство принимает решение, не оглядываясь на мое мнение. Но я счел своим долгом ясно дать понять, на чем стою»3.