Читать книгу "Я - вор в законе. Большой шмон - Евгений Сухов"

— Мы не должны его останавливать, — мотнув головой и уверенно стукнув кулаком по столу, заметил Федор Иванович. — Тялин — типичный питерский новоназначенец. Голодный и жадный. Таким, как он, не дают покоя слава и богатство кремлевских старожилов. Он начнет рыть землю и постепенно войдет в азарт. И в финале обязательно приведет нас к этим бабкам… А что касается его прыти… У него за плечами как-никак двадцать лет нашей школы. Насчет чистых рук и горячего сердца не знаю, но то, что у него холодная голова, — это точно… Я же читал его досье… Тялин — исполнительный и осторожный оперативник. Он на рожон не полезет. В этом смысле он нам крайне полезен. Ты, Аркаша, ясно дал ему понять, через кого действовать?

Аркадий Ильич недобро усмехнулся:

— Ну… намекнул. Если он не болван, должен догадаться.

* * *

Сергей Гурьевич догадался: Неустроев обиняками посоветовал ему воспользоваться услугами заинтересованных лиц. В случае с пятимиллиардным воровским общаком таких было по крайней мере трое. Во-первых, сам смотрящий России Варяг. Во-вторых, Максим Кайзер. И в-третьих, генерал-полковник милиции Евгений Урусов. Эти трое давно уже вошли в тугой клинч, образовав треугольник противоборствующих силовых векторов. Но Варяг отпадает. Тялин со своими ближайшими коллегами-питерцами постарался вывести Варяга из этой игры: бывший заместитель генерального директора Госснабвооружения Владислав Игнатов объявлен в федеральный розыск по подозрению в причастности к покушению на руководителя президентской администрации и, по крайней мере в ближайшие несколько недель, если не месяцев, не сможет вмешиваться в финансовую интригу, задуманную Тялиным. Теперь Максим Кайзер. Что там такое о нем обронил Неустроев? Будто бы Кайзер — тайный агент Лубянки? Что ж, это надо проверить. Если сведения Неустроева верны, то тогда в руках у Тялина окажется сильный козырь против Максима Шубина, который вроде как сам собирается искать пятимиллиардный воровской общак и выдернуть его из-под контроля Варяга. Но и тут не все так просто: смотрящий хоть и в розыске и в бегах, но именно он владеет кодами доступа к этим деньгам и без его согласия снять их с банковских счетов не представляется возможным. Да к тому же неизвестно, где находятся эти тайные счета.

Словом, сделал вывод Сергей Гурьевич, надо подключить к операции законного вора Максима Кайзера и милицейского генерала Урусова — пусть они оба, как лица заинтересованные, и займутся решением этой проблемы, пусть побе-гают-покрутятся как белки в колесе или затеют игру в кошки-мышки, хотя непонятно, кто из них окажется кошкой, а кто — мышкой. Правда, при любом раскладе он, Тялин, понаблюдает за их беготней со стороны и вступит в игру только в последний, самый решающий момент.

* * *

Тялин покинул свой кремлевский кабинет в девятом часу и из машины позвонил Любане. Он ужасно вымотался за последние дни, и морально и физически, и сейчас ему требовалась мощная встряска, эмоциональная и физиологическая, своего рода инъекция энергии, без которой он, как алкоголик или наркоман, уже не мог обходиться. «Да, — подумал он с усмешкой, — работенка в столице — это тебе не в Питере бумажки перебирать, с такими стрессами без доброго заряда тестостерона через месяц загнешься…»

У него был неиссякаемый источник психофизиологической бодрости, к которому он дважды в неделю припадал. Звали ее Люба, Любаня, Любаша… Тялин познакомился С ней прошлым летом на каком-то светском пикнике, устроенном каким-то модным журналом в честь открытия како-го-то модного бутика. Он так и не запомнил те дурацкие названия, но высокую блондинку, облаченную в ярко-красную шелковую тунику с низким, на грани непристойности, вырезом, из которого дерзко розовели два пышных купола, он заприметил и запомнил с первого взгляда. Первые пять минут он лихорадочно соображал, как бы к ней аккуратно подкатиться, но потом вспомнил, что в кармане у него лежит красное удостоверение с золотым двуглавым орлом, которое было как картонка со словом «ВЕЗДЕ» на лобовом стекле автомобиля. И он, осмелев, подошел к ней, представился и завел какой-то незначащий разговор. А Любовь — так она представилась с чарующей улыбкой, — едва узнав, в каком ведомстве служит Сергей Гурьевич, сразу прониклась к нему горячей симпатией и приникла к нему гибким телом, и уже через полтора часа он, сорвав ярко-красные покровы, лицезрел се роскошные купола и похотливо мял их, причем купола оказались столь обширны, что не умещались в ладони, и эта особенность архитектуры ее дивного тела еще больше возбуждала его…

Он рисовал в споем возбужденном воображении уже знакомые картины свиданий с Любаней, которые, хотя и достаточно короткие, всегда доставляли ему такое наслаждение и сообщали его утомленному организму такой мощный эмоционально-физиологический заряд, что за четыре месяца регулярных встреч с Любаней в Жуковке его страсть к ней ни на гран не ослабела, а, напротив, только разгоралась с еще большей силой.

В ожидании Любани Тялин выставил на низкий журнальный столик в спальне пузатую бутылку коньяка «Хенесси» и два хрустальных бокала. Из холодильника на столик перекочевала стеклянная банка черной икры, баночка французской утиной печени и россыпь хрустящих хлебцев с тмином. Глянув в последний раз на гастрономический натюрморт, Сергей Гурьевич потушил верхний свет и зажег напольную лампу, погрузившую спальню в интимный нежно-розовый туман.

У Любани был постоянный пропуск на территорию элитного дачного поселка, который Тялин выправил для нее не без труда — для этого ему пришлось идти на поклон к Марлену Федоровичу Штерну, руководителю управления по персоналу. К счастью, старинный сослуживец с полунамека понял, в чем дело, и, одобряюще улыбаясь, пообещал содействие…

В дверь позвонили. С гулко колотящимся сердцем Тя-лин поспешил открывать. Любаня приезжала к нему на серебристом «ауди-ТТ», и на те несколько часов, что они проводили вместе, ставила его на аллее перед воротами дачи. Поначалу Тялин смущался, боясь кривотолков, но потом свыкся с мыслью, что, имея такую ошеломительно прекрасную любовницу, ему следует испытывать не страх, а гордость!

Любаня на бегу чмокнула его в щеку, скинула на паркет ландышевого цвета кожаный плащ и со знанием дела впорхнула в ванную. Через пять минут она выпорхнула оттуда в одном белье, от одного взгляда на которое у Тялина тотчас заполыхали чресла. Фарфоровые купола Любани были наполовину обнажены, подпираемые снизу фиолетовой кружевной полусферой, а широкие фарфоровые бедра стягивала фиолетовая кружевная лента, от которой тянулись вниз несколько — шесть или восемь, он не смог сосчитать от волнения — фиолетовых же резинок, к которым крепились фиолетовые, в крупную сетку, чулки. Трусиков не было вовсе: из-под кружевной фиолетовой ленточки дерзко выглядывала гладкая плоть с зазывной треугольной складкой кожи, переходящей во влажное розовое устье…

Не в силах более сдерживать бурлящий в нем зов похоти, Тялин торопливо скинул с себя костюм и, забыв о своем первоначальном намерении напоить красотку дорогим коньяком и накормить каспийской икрой, стал срывать с нее фиолетовую дребедень, с треском раздирая тонкие кружева…

Любаня была, как всегда, великолепна, невозможна… Самозабвенно вспахивая ее огнедышащие недра, он удивлялся, где она научилась всем этим сноровистым жестам, кто научил ее всем этим уловкам и прикосновениям, кто преподал ей науку мужской анатомии… И в миг кульминации, когда все его тело содрогнулось от внутреннего взрыва, мощно вытолкнувшего наружу спящую в нем энергию тестостерона, он впился зубами в фарфоровый купол, который ощущал губами все эти десять или пятнадцать минут, и стал неистово кусать его, ощущая на языке соленую липкую влагу..