Читать книгу "Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов"

Июль месяц проходил в подготовке белых армий к исполнению Московской Директивы. Красные армии пассивно отходили. На Екатеринославском направлении конные части генерала Шкуро, действуя небольшими отрядами, стремились к Киеву и перешли Днепр…

Командование РККА и советское руководство били тревогу. Не ослабляя натиска на восток против армий адмирала Колчака, они развернули активную организаторскую и пропагандистскую работу по мобилизации сил на отпор Деникину. Уже в конце июля на Южном фронте против сил Юга России было сосредоточено около 165 штыков и сабель и 611 орудий. Согласно директиве главкома Красной Армии С. С. Каменева от 23 июля намечался переход в контрнаступление. Главный удар предполагалось нанести 9-й и 10-й армиями левого крыла фронта по правому крылу армий Деникина (Кавказской и Донской армиям) из района юго-западнее Саратова в направлении Царицына. В состав ударной группировки включался вновь сформированный Конный корпус С. М. Буденного. Общее командование этой группировкой было возложено на командарма В. И. Шорина. Вспомогательный удар должны были наносить правофланговые 8-я и 13-я армии под общим командованием командарма В. И. Селивачева. Задача этой группировки заключалась в нанесении удара из района южнее Курска и Воронежа на Купянск, чтобы изолировать друг от друга Добровольческую и Донскую армии, а затем прорваться в их тылы. Однако контрнаступление готовилось в спешке. Силы красных не были собраны в кулак, и между их соединениями не было взаимодействия. Деникин получил от своей разведки важные данные о готовящемся контрнаступлении и состоянии войск Красной армии на Южном фронте. Он и предпринял упреждающий удар…

* * *

Космин долго бродил по улицам многолюдного, облитого июльским солнцем и жарой, пыльного Ростова. Одиночество снедало его душу. На знакомых улицах он с болью и любовью вспоминал бурные события последних лет своей жизни. Пред его мысленным взором пробегали картины взятия этого большого и красивого города стрелковой добровольческой бригадой дроздовцев пасхальной ночью прошлого года, знакомство с семьей Усачевых, отступление и взятие Новочеркасска. Затем Космин вспомнил города Приазовья, море, покорившее его своим величием и великолепием. Вспомнил сослуживцев и друзей по дроздовской бригаде: Пазухина, Новикова, Гаджибеклинского, Усачева и других. Ему стало легче на душе, одиночество отступало. Что-то томительное, щемящее, вечное вошло в его сердце и душу, озарило красно-золотым невечерним светом. Он вдруг ощутил одно из тех переживаний, которое не спутаешь ни с чем, он почувствовал, что наступает раннее прощанье с молодостью. В глубине души родилось чувство величия и значимости жизни, ее неповторимости и неизбежности. Следом перед его мысленным взором явилась Женя, прошлое Рождество, Святки.

– Боже, любимая моя, зачем ты уехала из Ростова и оставила меня? Я не успел, не застал тебя. Но ты все же права. Здесь опасно, хоть сейчас Ростов и в глубоком тылу наших армий, – проносились одна за другой мысли в его голове.

Ему вновь стало невыразимо тоскливо и одиноко. Он понял, что голоден, ибо, находясь в дороге, уже почти сутки не ел.

«Пойду, найду хорошую ресторацию. Деньги есть, получил немалые отпускные. Выпью и поем хорошенько», – подумал с облегчением Космин.

Он нашел приличный ресторан близ центральной площади города. Уже после двух первых стопок холодной водки ему стало полегче на душе. Кирилл закусил черным хлебом, селедочкой, украшенной нарезанным луком, салатом, сыром, заказал себе борщ и выпил еще стопку. И тут стихи сами полились из его сердца:

Кто б сказал, как юность прощается

С похмеляющей душу молодостью.

Как они потом распрощаются

С набежавшей временной холодностью.

Кто б сказал, как молодость встретится

С отрезвляющей душу зрелостью.

И как зрелость потом осветится

Беззаветной, лихою смелостью! —

полупьяно, как во сне шептали губы Кирилла…

Вечерело. Ресторация наполнялась посетителями. Офицеры помоложе шумными компаниями, а постарше – под ручку с дамами торопливо занимали столики, по-хозяйски усаживаясь на стульях. Захмелевший Кирилл с интересом рассматривал входивших, замечая опытным глазом, что боевых офицеров-фронтовиков среди присутствующих почти и нет. Все больше были штабные, лощеные, в чистых, отутюженных мундирах или в британских френчах. Только один поручик из компании за соседним столиком, с повязкой на голове, явно выделялся среди других своей полинялой офицерской гимнастеркой. Он и среди своих собутыльников держался не очень уверенно. Когда стемнело на улице, в помещение стали заходить мужчины в штатском с шикарно одетыми дамами в брильянтах. Затем появилась группа французских матросов с русскими проститутками, что вульгарно курили, пускали дым в лицо своим ухажерам и даже негромко матерно поругивались. В зале включили неяркое электрическое освещение и зажгли сечи в бронзовых подсвечниках, расставленных на столах. Где-то в углу пианист, одетый в черный фрак, нервными пальцами пробежал по клавишам рояля. Негромко, но басовито разлились томные аккорды Шопена. Неровно горели свечи, их свет таинственно мерцал на стенах, потолках и портьерах зала. Синий папиросный и сигарный дым плавал и укутывал многочисленных посетителей. Кирилл выпил еще пару рюмок, поел и, уставившись взглядом в графин, думал о Жене. Губы его шептали стихи. Тут по столу мелькнула чья-то тень, качнулось пламя свечи от шелеста женских одежд, и кто-то, не спросив разрешения, тихо приземлился на стуле напротив. Космин поднял глаза. Нет, он даже удивился тому, что не удивился, увидев ее…

Перед ним сидела Соня. Небольшая голубая шляпка аккуратно покрывала ее голову и венчала красиво уложенные черные волосы. Легкая серебристая вуаль была чуть приспущена до уровня неярко накрашенных губ, но не могла скрыть сияния ее выразительных, томных глаз. На ней было легкое, шелковое сиреневое платье с большим декольте, довольно просторное, но подчеркивающее талию.

Несколько минут они молчали, пристально разглядывая друг друга. Она, видимо, ждала, когда он первым начнет разговор. Но Кирилл как воды в рот набрал и угрюмо смотрел на свою супругу. Только стекла пенсне слегка запотевали у переносицы.

– Ты не хочешь спросить меня ни о чем? – наконец произнесла она.

– Не хочу.

– Я так и думала, что ты служишь здесь, у Деникина. Единственно боялась, что тебя могли уже убить.

– Цел пока, как видишь.

– О, у тебя даже прибавилось звездочек на погонах! Видимо, ты хорошо сражаешься за Белое дело. В вашей армии так просто звезды с неба на погоны не падают, – с долей иронии произнесла она.

– Я защищаю Россию. А она – одна, и другой у меня нет и не будет, – без пафоса парировал он.

– Ну, полно, Россия там, где мы.

– Ошибаетесь, мадам, ибо вы и меня, и Россию уже оставили.

– Надо же встретились спустя два года, и не в Москве, а в каком-то Богом забытом Ростове, чтобы поспорить о политических проблемах российской действительности, – с долей цинизма произнесла она.