Читать книгу "Маргарита едет к морю - Елена Соловьева"

«А какие глаза у Валерки?» – неожиданно для самой себя подумала она и боязливо покосилась в сторону Че с Георгием. Ей совсем не хотелось, чтобы они услышали ее мысли, одновременно тревожные, сумбурные и… какие-то радостные. Мысли, замкнутые в круг, потому что с самого утра на разные лады она прокручивала в голове одно и то же: кто такой этот Валерка? Откуда? Почему показывает военные картинки? Как на Шампанах могла погибнуть его мама? И сколько ему в таком случае лет? Почему он говорит, что тринадцать? Хотя, когда рядом появляются Че и Георгий, ждать можно чего угодно. Но главное – стоит ли ей ехать на Шампаны? Да еще одной? Ведь капитан Карпо рассказывал, что это очень опасное место.

У входа в театр друзья распрощались. Че с Георгием намеревались осмотреть мыс Фиолент, где к пляжу ведет древняя лестница в восемьсот ступеней[20], и собирались вернуться в пансионат только к вечеру. Предполагалось, что после репетиции «Эха войны» Маргарита проведет день с ребятами из труппы. Корица прошла к себе в костюмерную, а девочка последовала за режиссером-директором в зрительный зал, где получила листочки с текстом. Прочитала свои короткие реплики, мысленно повторила их, пытаясь заучить наизусть, и принялась смотреть, что творится на сцене. Техники готовили декорации, Александр Васильевич что-то втолковывал Егору Назаренко и Севе Брандту, исполнителю роли отца мальчика-ботана. Севу тоже «ввели экстренно», перед самым отъездом на гастроли. Другой исполнитель роли поехать не смог – ухаживал за больной мамой. И вот теперь приходилось «довинчивать» почти готовый спектакль. А Егор, по мнению Маргариты, на ботана совсем не походил. Веселый, симпатичный, да еще и влюбленный в нее, пусть только по пьесе.

– Понимаешь, – говорил Александр Васильевич Севе, – ты немножко такой фашист, ты считаешь, что война – это доблесть, дело сверхлюдей, настоящее мужское занятие. Война омолаживает кровь, и твой слабый, очкастый мальчик тебя раздражает. Ты считаешь, что он должен тренироваться, отжиматься, не нюниться. А он книжки на чердаке читает, а ты выкидываешь его книжки…

Маргарита вспомнила какую-то телепередачу про войну. Там показывали одиннадцатилетнего мальчика, ее ровесника, которого отец-казак научил стрелять из карабина, потом красивую женщину-снайпера. Женщина оставила свой дом, работу, стала добровольцем и как-то уверенно чувствовала себя на войне. Наверное, по характеру снайперша и должна была быть ближе к герою Севы Брандта. Но Маргарита, честно сказать, ее не понимала.

Она куда больше понимала стариков, детей, женщин, которые прятались от обстрелов в подвале. У них были другие глаза – загнанные, растерянные. Марго слушала режиссера-директора, и какие-то смутные, до конца не проявленные образы роились у нее в голове: «люди первого и второго сорта», «суперсолдаты» и темные рыцари, игра «Бастион Берхтесгаден», подземный госпиталь, который ей показал Валерка. Валерка…

Когда девочка начинала думать о нем, возникало ощущение, что внутри нее сидят два человека и горячо спорят. Главным образом про то, ехать ли ей сегодня к Белому кресту или не ехать. И главное – как это дерзкое намерение осуществить. Странно, но Маргарита доверяла Валерке и думала о нем как о попавшем в беду друге. И конечно, надо бы рассказать про него Че, Георгию и Корице, только вот все почему-то нет подходящего случая. Но она непременно сделает это, может быть, чуть позже.

Между тем прошла уже большая часть репетиции, а Маргариту на сцену еще ни разу не вызвали. Егор Назаренко тоже скучал через четыре кресла от нее. Режиссер-директор «работал» сегодня в основном с Севой Брандтом, улыбчивым молодым человеком. Сева поступил в труппу недавно, славился легким, беззаботным характером. Женская половина коллектива, по словам бабушки, сходила с ума по ямочкам на его румяных щеках и белокурым кудрям. Жил Брандт тоже в «Гостинице „Гостиница“», через номер от Че с Георгием. Роль отца-деспота, «подвинувшегося» на войне, ему явно не давалась. Тем более что персонаж Севы был старше него лет на шесть.

– Не такая уж и разница большая, – кричал в запале Александр Васильевич, – пойми, ты любишь своего сына, ты желаешь ему только добра, когда заставляешь до обморока отжиматься. И когда заставляешь убить лягушку – тоже. Ты считаешь, что так воспитываешь его характер!

«Убить лягушку, фу-ууу, ужас-то какой!» – Маргарита посмотрела на Егора: тот безучастно качал ногой, внимательно изучая свой телефон.

– Ладно, – оторвался режиссер-директор от Брандта, – Маргарита, Егор, – репетируем!

Девочка поднялась, положила планшет на кресло, и Сева, спустившись по ступенькам, плюхнулся как раз напротив него, только на один ряд впереди. Свет в зале не зажигали. Освещено было лишь пространство сцены, и никто не заметил, как из планшета Марго выползла удлиненная тень и перетекла, стелясь по полу как туман, в сторону Севы Брандта.

Выход девочки прорепетировали достаточно быстро. Тем более что и реплик у нее было всего пять. Потом Александр Васильевич принялся «муштровать Назаренко-младшего», хотя тот достаточно легко справлялся с ролью. Режиссер-директор довольно приговаривал: «Весь в дедушку, вот что значит наследственность!» То же он повторил и самому Назаренко-старшему, когда все, включая Корицу, встретились на обеде в театральном буфете:

– Достойная смена растет у вас, Игнат Петрович!

– Я и сам еще хоть куда! – довольно улыбнулся народный артист и поинтересовался уже у бабушки Маргариты – успела ли та что-нибудь осмотреть в городе или его окрестностях.

– Я-то пока нет, – ответила Корица, – а вот внучка побывала на Инкермане.