Читать книгу "Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине - Вальтер Скотт"

В то время как рыцарь был погружен в свои размышления, процессия из придела входила уже в те же двери, откуда вышла. Глаза рыцаря напряженно следили за юной девушкой; прежде чем переступить порог, она повернула голову в его сторону; еще с минуту виднелось ее покрывало, и затем она скрылась за дверью. Как только переступила через порог последняя девушка, за ними со стуком захлопнулась дверь; пение хора внезапно оборвалось, все лампады погасли, и рыцарь остался один в густом мраке.

Однако уединение и таинственность места не беспокоили сэра Кеннета: он не думал о них, призрак, мелькнувший перед его глазами, стоял живой перед ним. Он поднял оброненные цветы, прижал их к губам и к сердцу и поцеловал холодный камень, хранивший следы ее ног.

Странным может показаться, что рыцарю и в голову не пришла мысль последовать за любимой девушкой, но в те далекие рыцарские времена это было естественно. Он думал о ней как о божестве, которое, осчастливив его своим минутным присутствием, скрылось в святилище.

То было время, когда в любимой девушке видели таинственное высшее существо; рыцарский, воспетый трубадурами культ женщины уподоблял ее планете, изливавшей в счастливую минуту свой лучезарный свет на человека. Она пользовалась полной свободой радовать его своим присутствием или же наводить на него своим отсутствием тоску и уныние, оживлять его своей лаской или приводить в отчаяние своей суровостью. Да она никогда и не позволила бы ему ничего иного, кроме заслуг и подвигов, совершенных в честь ее. Что касается сэра Кеннета, то он не имел иной цели, как всегда быть покорным ее малейшим желаниям и славными подвигами своими увековечить ее имя.

Посторонние обстоятельства придавали любви рыцаря еще более романтический характер. Он никогда не слышал звука голоса любимой девушки, хотя ему часто удавалось видеть ее прелестное лицо. Она жила в высшем кругу, и, хотя звание рыцаря давало ему туда доступ, он не был членом его. И как бы ни были блестящи его подвиги, каковы бы ни были его военные заслуги, бедный шотландский рыцарь никогда не мог приблизиться к своему божеству, и взор его едва смел коснуться его, как взор персиянина – дневного светила.

Найдется ли женщина, какого бы знатного происхождения она ни была, которая не заметила бы столь страстной и почтительной привязанности молодого рыцаря, если бы званием он и был ниже ее? На него были обращены ее взгляды на турнирах. Она слышала постоянные похвалы его мужеству и храбрости в бою. И в то время, как многие лорды и графы старались добиться ее благосклонности, она отдала сердце свое бедному рыцарю, все имущество которого состояло в копье. Невольно, незаметно любовь охватила ее сердце. Она слышала, что знатные английские дамы отдавали предпочтение сэру Кеннету и в красоте, и в мужестве. Несмотря на щедрые подарки, которыми награждали певцов пэры и властители, они невольно порой вдохновлялись мужеством великодушного рыцаря, который, однако, не мог одарить их ни богатой одеждой, ни могучим конем.

Эдит невольно вслушивалась в похвалы, расточаемые молодому рыцарю, они радовали ее, она отдыхала, слушая их, утомленная пылкой лестью. В эти минуты она забывалась, мечтая о воине, боевая слава которого ставила его выше лордов, отличавшихся знатностью и богатством. Все больше чувствовала она привязанность к ней сэра Кеннета и готова была разделить с ним его будущность, сулившую, быть может, одни лишения.

Когда Эдит полностью убедилась в своей любви, ей не раз приходилось роптать на оковы, налагаемые на нее знатным происхождением. Как ни была горда от природы молодая родственница английского короля, ее самолюбие больше не удовлетворялось безмолвным обожанием любимого рыцаря. Знаменитость ее рода и сопряженные с ней приличия внушали робость сэру Кеннету, и он не мог переступить магической черты, окружавшей любимую девушку, как не может дух переступить границу, начертанную жезлом могущественного волшебника.

Невольно она пришла к мысли, что ей придется сделать первый шаг и высказать ему свою благосклонность. Ее подкреплял в этом отношении пример дочери венгерского короля, поощрившей любовь оруженосца низкого происхождения. Эдит же, хоть и происходила из царского рода, не была дочерью короля, ее рыцарь был тоже не знатного, но благородного происхождения, так что судьба не разделила их слишком глубокой пропастью. Однако гордость не позволяла ей сделать первый шаг, так как веками установившийся обычай требовал, чтобы это сделал мужчина. Притом же сэр Кеннет был так благороден, так хорошо знал долг свой по отношению к ней и самому себе, что она невольно боялась поспешным знаком одобрения лишиться уважения любимого человека.

Однако, несмотря на свою сдержанность, она невольно выказала предпочтение сэру Кеннету: два цветка, упавшие у его ног, не должны ли были служить ему теперь знаком того, что она узнала его?

Трудно сказать, как произошло сближение между Эдит и рыцарем; трудно уловить постороннему, как посредством неприметных знаков, взглядов, движений создается взаимное сближение двух любящих сердец. Эта таинственная наука любви, доступная лишь пылкой молодежи, становится нам чуждой, так как, отягченное годами, зрение наше притупляется, и мы делаемся неспособными замечать ее признаки, легко ускользающие от взора наблюдателя. Довольно, если мы скажем, что взаимное влечение сознавалось обоими молодыми людьми, хотя они ни слова еще не сказали друг другу. И хотя Эдит всеми силами старалась сдерживать свою любовь, она хорошо понимала, как трудно устранить преграды, стоявшие между ними, каким опасностям может их подвергнуть взаимная привязанность. Рыцаря также терзали тысячи сомнений, и потому он должен был умерять свою пылкость; он опасался вызвать в ней слишком откровенно выраженное предпочтение, хотя и видел, что она часто внешне холодна; он знал, что причиной в данном случае служит опасение подвергнуть любимого человека неприятностям или лишиться его уважения, явно обнаружив свою любовь.

Такое длинное отступление от нити происшествий, хотя и может показаться неуместным, необходимо: быть может, оно разъяснит и поможет понять зарождавшуюся между двумя юными сердцами взаимность, которая уже определилась, когда неожиданное присутствие Эдит в приделе произвело на сэра Кеннета столь сильное впечатление.

Глава V

Напрасно выходцы с того света посещают нас в лагере; мы приказываем этим призракам исчезнуть.

Уортон

Глубокое молчание и густая тьма долго царили в приделе, где мы оставили рыцаря Спящего Барса; больше часа стоял он коленопреклоненный, то вознося мольбы к Небесам за оказанные ему милости, то благословляя дорогую его сердцу Эдит за высказанное ему внимание. Он стоял в том месте, которое освящалось величайшей святыней. Воин Христов, горячо любящий Эдит, может ли он чего-либо страшиться? Теперь он вполне отдается исполнению своего долга Богу и своей возлюбленной.

Более часа ничем не нарушалась глубокая тишина, но внезапно пронзительный свист пронесся под сводами придела, таким свистом сзывают ловчие своих соколов. Звуки эти не соответствовали святости места, и Кеннет невольно подумал об обороне. Он встал и схватился за кинжал. Что-то хрустнуло, заскрипело, будто где-то поднялся или опустился блок. Свет, появившийся из отверстия в полу, не замедлил подтвердить его предположение: длинная сухощавая рука, обнаженная до локтя, с плеча покрытая рукавом красной материи, показалась из отверстия, держа лампаду. Вскоре обозначилась вся фигура поднимавшегося по лестнице человека. Он переступил порог, и взору Кеннета представилось уродливое существо: огромная голова карлика, покрытая колпаком, причудливо украшенным тремя павлиньими перьями, красное платье, расшитое золотом, еще больше подчеркивало его безобразие. На руках его были надеты два золотых браслета, а на белом шелковом поясе висел кинжал с золотой рукояткой.