Читать книгу "История одной любви - Лана Невская"

10 января 1949 года

Инночка!

Сегодня вечером ты должна была бы быть здесь, и я должен был устно высказать все, о чем здесь пишу. Но так как тебя нет, я не могу и не хочу ложиться спать, не высказав всего, что думаю, то я пишу тебе с тем, чтобы ты знала о моих сегодняшних мыслях.

Мне хочется задать тебе все тот же вопрос:

– До каких пор мы будем мучить друг друга такими разговорами по телефону?

Я согласен, что иногда и мучения бывают прекрасны. Но не нужно пользоваться ими для украшения жизни, ибо ее «украшает» многие другие мучения, которые отнюдь не облегчают, а затрудняют решение всех жизненных задач.

Зачем, зачем причинять друг другу столько беспричинных мучений?

Зачем отравлять наши светлые мысли необоснованным ядом поддельного недоверия?

Зачем ослаблять друг другу силы для борьбы, причинять и делать бессонными и так слишком много занятые друг другом ночи?

Зачем чувства взаимного и обоим понятного уважения заключать в такие недостойные и внешне противоположные, совершенно не соответствующие своему содержанию формы?

Зачем, наконец, превращать в вынужденную игру то, что составляет саму жизнь и с чем так же опасно шутить, как и с самой жизнью?

Мне очень хочется посмотреть в твои глаза долго и внимательно, и еще раз, повторив все свои вопросы, спросить: – Зачем все это?

Я не хочу оправдывать своих поступков. Но почему ты, даже ты не обрываешь, а намеренно разжигаешь их, развиваешь со своей стороны, и тем вдвойне усиливаешь мучения?

Разве так неглубоки корни наших взаимоотношений, неужели так непрочна наша дружба и так близоруки наши взгляды на ее будущее, что тебе, оказывается, так просто сказать, что лучше прервать ее сейчас, чем позднее?

И не слишком ли поздно ты подумала и сказала об этом. И не слишком ли трудно для нас обоих будет выполнить это твое предложение?

Не будет ли глупым и для самой дружбы такое странное ее разрешение?

Я знаю, что ты положительно ответишь на большинство этих моих вопросов, но еще раз скажи, зачем нужно было добиваться, чтобы нам пришлось их задавать и отвечать на них друг другу?

Ты не знаешь, что в эти дни я больше, чем когда-либо искал в тебе помощи и морального сочувствия. Мне было, может быть, труднее, чем обычно. Но ты отозвалась на это так неестественно, и твое сочувствие было таким странным, что мне было не легче, а еще труднее преодолевать свои трудности.

Инна! Разве для этого мы нужны на всю жизнь друг другу? Думаю, что нет.

Я задал тебе много вопросов. Но мне хочется, чтобы ты поняла, что никогда не нужно больше повторять того, что сделало наши последние дни такими глупыми. Да-да! Может быть это грубо, но именно глупыми!

Еще, о чем бы мне хотелось тебе напомнить как другу, состоит в том, чтобы ты могла понимать разницу условий, в которых находится каждый из нас. Бесспорно, что настоящая дружба выше этих простых различий, но, тем не менее, она не стирает их, а делает понятными, а потому и превращает их как бы в одни, общие для обоих.

Короче, мне хочется заметить, что ты находишься среди своих родителей, которые тебе всегда заменят меня и облегчат все твои трудности.

Но ведь у меня родителей нет. Не только рядом, их нет вообще. Поэтому я хочу иметь в тебе сочетание всего, что я не могу найти в людях, которых у меня сейчас нет.

Помнила ли ты, когда говорила мне в таком тоне, что я не могу уйти к маме или папе и в их кругу забыть обо всем плохом?

Помнишь ли ты, что мне одному придется все это душить в себе?

Знала ли ты, наконец, что только ты могла мне помочь в эти минуты?

По-моему – нет! Не помнила, не думала, не знала.

Я ни в чем не обвиняю тебя. Ты действительно не знаешь меня настолько, чтобы читать переносный смысл каждого моего, даже переносного слова.

А как мне хотелось бы, чтобы ты все это знала! Нам в тысячу раз было бы проще и лучше обоим!

Вот я пришел с занятий и пишу тебе это письмо. Но насколько больше я думаю и больше хочу сказать тебе, чем здесь написано!

А ты ведь, кукла, ничего не думаешь и не чувствуешь, и наверное, еще обижаешься, что я тебе не позвонил.

Завтра ты будешь здесь. Не знаю, сколько времени мы сможем быть

вместе. Очень хочется, чтобы ты смогла быть здесь в субботу и воскресенье.

А сейчас я бы пожелал тебе спокойной ночи, но зная, что письмо это я отдам тебе, когда ты поедешь домой, то желаю счастливого, благополучного пути.

Хочется нежно обнять тебя на прощание и крепко пожать твои руки.

С уважением и сердечным приветом.

Борис.

А вот нашелся и мамин ответ на этот «крик души». Это первое письмо, в котором, пусть хоть в эпиграфе, прозвучало слово «люблю».

За более чем полгода их знакомства ни он, ни она ни разу не произнесли его, по крайней мере – в письмах!

* * *

14 января 1949 года

– Ради сердца и ради разума

Я пишу тебе. Ты прочти!

Я люблю тебя! Этим сказано –

Этим сказано все почти…

Боренька, здравствуй!

Сейчас ты, наверное, уже прочитал мое письмо, которое я послала тебе с папой. Кроме того, ты получил мое письмо от 4января, а теперь уже и еще больше. Но, даже находясь на расстоянии, я чувствую, что мои письма не удовлетворяют тебя.

Я знаю, что ты бы хотел читать в них совсем не то, что я пишу, а то, о чем в каждом письме спрашиваешь ты у меня. Я и сама чувствую, что пишу не так, как надо, и не все то, что думаю, а думаю я гораздо больше и о большем, чем пишу.

Ты, конечно, сам должен знать об этом, да я думаю, что уже знаешь.

Напрасно ты обиделся на меня тогда вечером и смял свое письмо. Ты меня тогда совсем, совсем не понял.

Почему ты решил, что я легко и просто отношусь к твоим словам, вопросам, замечаниям?

Я очень не хотела, чтобы ты порвал это письмо, потому что мне хотелось еще раз подумать над вопросами, которые ты мне задал Трудно ответить на твои первые вопросы, где ты спрашиваешь – зачем? А трудно потому, что каждый из нас знает, что действительно не нужно было делать и говорить по телефону того, что говорили мы.

Но когда мы говорили об этом, ни один из нас не хотел уступить другому из-за того, что небольшая обида породила упрямство, и никто не хотел признать себя виновным.

Да, я тогда многого не помнила, не думала и не знала. Я не знала, что в тебе так больно отразиться мое замечание о родителях. Мне казалось, что ты нисколько не нуждаешься в них, а порой забываешь, что они у тебя были.

И мне казалось, что мое замечание не принесет тебе никакой боли.