Читать книгу "Операция "цитадель" - Богдан Сушинский"

Оказавшись в Виннице, в принадлежащем абверу особом лагере военнопленных, он сразу же обратился к командованию вермахта с предложением создать из военнопленных и бывших солдат и офицеров белой гвардии русскую армию, объявив всему миру, что цель ее — освобождение народов России от ига большевизма.

«Это мероприятие, — обратил внимание Скорцени на концовку обращения Власова, — легализует выступление против России и устранит мысль о предательстве, тяготящую всех военнопленных, а также людей, находящихся в оккупированных областях.

Мы считаем своим долгом перед фюрером, — „долгом перед фюрером”! — не мог не обратить внимания на эту формулировку Скорцени, — провозгласившим идею создания новой Европы, довести вышеизложенное до сведения верховного командования и тем самым внести свой вклад в дело осуществления упомянутой идеи… Для русских, которые хотят воевать против советской власти, нужно дать какое-то политическое обоснование их действий, чтобы они не казались изменниками Родины».

«А что, генерал прав, — согласился штурмбаннфюрер, дважды перечитав это место в послании. — В пропаганде среди пленных, в привлечении их к разведке и диверсионной работе мы многое теряем оттого, что не заботимся о „политическом обосновании” их сотрудничества с рейхом. В этом убеждает весь опыт диверсионных курсов в замке Фриденталь».

Уже в августе сорок второго у Власова были все основания рассчитывать на успех своих замыслов. Хотя бы потому, что им серьезно заинтересовались в министерстве иностранных дел. Генерал убедился в этом, когда для беседы с ним в лагерь прибыл бывший советник германского посольства в Москве Густав Хильгер.

«Густав Хильгер, — взял себе на заметку Скорцени. — Вот кто первым поспешил на встречу с несостоявшимся большевистским Бонапартом. По своей ли воле? Наивно, штурмбаннфюрер. Такие визиты из сострадания не наносят. Из единомыслия — тем более. Исключая, конечно, самоубийц».

Как бы там ни было, — отрешился Скорцени от невыразительной личности бывшего советника посольства, — а воодушевленный этим неожиданным вниманием, а также благосклонным отношением к нему командования вермахта и разведки, Власов оставляет свою подпись на какой-то там листовке, призывающей красноармейцев, „весь советский народ подняться и свергнуть” коммунистическое правительство и строить новую Россию».

Оказывается, среди штабистов вермахта еще не перевелись романтики, верящие — искренне, надо полагать, — верящие в то, что стоит сочинить некую писульку, как вся эта орда поднимется и свергнет… Святые люди!

А тем временем наш «генералиссимус» настолько воспрял духом, что решил просить немецкое командование о передаче в его распоряжение всех доселе сформированных в рейхе из военнопленных и добровольцев воинских подразделений. Во как!

По-видимому, генерал-дезертир все еще не понимает, что в осуществлении его идей заинтересована далеко не вся верхушка Германии, и прежде всего не заинтересован сам Гитлер. А, не осознав этого, Власов вряд ли сумел понять, почему, вместо того чтобы перевести в казарму или в ими же созданный штаб РОА, германцы вдруг переводят его в другой лагерь военнопленных. И единственным утешением для него может служить только то, что теперь лагерь расположен неподалеку от Берлина и ведает им пропагандистский центр вермахта, занимающийся наиболее благонадежными и перспективными из русских пленных.

Именно здесь к нему и был прикреплен постоянный представитель вермахта тот самый капитан-теоретик Штрик-Штрикфельдт. А что, судя по всему, толковый парень. Помог Власову создать «Русский комитет», написать обращение к командирам и бойцам Красной армии, и даже организовать специальные курсы по подготовке (из числа военнопленных) пропагандистов для работы в лагерях и добровольческих частях РОА.

«Штрик-Штрикфельдт», пометил в своем ежедневнике Скорцени. Личность этого вермахтовского капитана уже не могла не заинтересовать его. Особенно после настоятельного совета Гиммлера прочесть его доклад. Такой служака вполне пригодился бы ему для работы на фридентальских курсах особого назначения.

Пробежав взглядом текст послания Власова, которое офицеры РОА передали в канцелярию Гитлера через гросс-адмирала Деница, Скорцени перевернул сразу целую кипу донесений и, немного полистав бумажки, наткнулся, наконец, на фамилию женщины, ради которой он, собственно, и затребовал «исповедальник» генерала Власова:

Это была Биленберг. Фрау Адель Биленберг, вдова эсэсовского офицера.

10

Прошло уже более десяти минут, как самолет приземлился в будапештском аэропорту и пилот заглушил двигатели, а Миклош Хорти все еще сидел в своем обособленном, «королевском» салоне, навалившись локтями на столик и подперев сдвоенными кулаками подбородок, — в позе человека, сумевшего отрешиться от мира чуточку раньше, чем мир — от него.

— Мы — в столице великой Венгерской империи, ваше величество, — полушутя-полусерьезно объявил граф Анташ, воспользовавшись тем, что личная охрана диктатора уже вышла из самолета и ждала его у трапа. Он иногда позволял себе подобные вольности, несмотря на то, что регент то ли старался не обращать на них внимания, то ли, наоборот, реагировал с холодным гневом.

— А ведь она могла быть великой, фон Анташ.

— В принципе да, — признал носитель крови трех королевских династий Европы. — Но что-то история не припоминает таких бесспорно великих дней в ее… истории.

— Может, мы ее попросту не сумели разглядеть?

— Такими днями могли бы стать первые дни этой войны, если бы вы решились сразу же мобилизовать военные ресурсы страны и двинуть войска на Югославию, мечами прокладывая себе дорогу к морю.

— Но мы приняли участие во вторжении в Югославию, — слабо защищался адмирал.

— …Во вторжении германских войск в Югославию — вот в чем мы приняли участие, господин адмирал. И в этой войне нашим войскам отводилась роль вспомогательно-полицейских сил.

— Услышав эти упреки, — натужно поднимался со своего кресла регент Хорти, — политикан Салаши возрадовался бы. Если помните, его партия «Скрещенные стрелы» была запрещена за антиправительственную кампанию, направленную на… слишком сдержанное, скажем так, участие Венгрии в нынешней войне.

«Слишком сдержанное»?! — удивился про себя граф Анташ. — Да нилашисты[22]на каждом углу кричали о том, что своей трусостью регент и подвластное ему правительство позорят венгров и оскорбляют воинственный дух их великих предков!».

— Я всего лишь попытался ответить на ваш очень непростой вопрос, господин адмирал.

— Как вы думаете, где сейчас находится Салаши?

— Пока он со своими нилашистами пребывал в подполье, мы практически знали обо всех местах его пребывания. Однако напомню, что недавно правительство Дёме Стояи легализовало их, — ответил личный секретарь, не скрывая при этом своего возмущения. — Так что теперь он — свободный человек.