Читать книгу "Ходячие. Второй шаг - Анна Зимова"

– Мягкая, как волосики, – радовался он.

– Он вернется, интересно? – Каролина покосилась на дом. – Мы, конечно, не просим, чтобы за нами ухаживали, но… Что за пренебрежение?

– Не лезьте на рожон, – попросил ее Горецкий.

– Вы же командир, поговорите с ним! Нравится ему или нет, эту ночь нам придется спать здесь. Он сам предложил! Пусть скажет, что можно трогать, а что нельзя. Мы тоже, в конце концов, хотим отдохнуть.

Наконец мамаша сама решительно отправилась за дом, и Горецкий, вздохнув, поплелся за ней. Вскоре оттуда раздался крик Каролины.

С тыла «средневековую» нарядность коттеджа несколько портила роллетная дверь гаража, открытая до середины. Игорь стоял на коленях перед чем-то, похожим на маленький стожок сена, и будто молился. «Стожок» оказался собакой. Их ввела в заблуждение соломенного оттенка шерсть на боках. На спине цвет сгущался практически до черного. Привалившись к стене гаража, лежала крупная немецкая овчарка. Игорь поглаживал голову животного и нежно приговаривал: «Рита, Рита, хорошая моя девочка». В ответ на ласку хозяина Рита слегка виляла хвостом. Каролина сунулась было поближе, но отскочила, закрыв рот ладонью. На животе собаки зияла огромная рана, в которой виднелись ребра. Вываленные на землю кишки напоминали ком из дождевых червей. Розовый язык свесился набок, будто овчарка чему-то радовалась. Рита была буквально разорвана пополам. Ее глаза уже подернулись пеленой, которая яснее любых слов говорила о том, что осталось ей недолго. Трава была примята, вероятно, животное ползло в сторону гаража, волоча за собой собственные внутренности.

– Кто там из вас врач? – спросил Игорь ровным тоном.

– Мне очень жаль, но ей уже не поможешь… – начал было Горецкий, выбрав самые успокаивающие интонации, которые столько раз приводили в чувство пассажиров. Но Игорь, с неожиданным для своей полноты проворством, схватил пилота за рубашку так, что хрустнули нитки.

– Врача. Сюда. Быстро! – хрипло заорал он.

– Что тут…? – К ним уже спешил доктор Шер, но, увидев собаку, встал как вкопанный.

Рита продолжала вилять хвостом, но движения его становились все слабее.

– Ты врач! – сказал Игорь. – Говори, что можно сделать?

Но Георгий Яковлевич лишь закатил глаза и стал трепать свою золотистую шевелюру, будто сам задавал себе взбучку.

– Ничего уже не сделаешь, – сказал он наконец.

Но Игоря такой ответ не устроил, видимо, он полагал, что если будет энергичнее трясти эскулапа, то вытрясет из него согласие.

Пришли остальные.

– Давай говори! – не унимался Игорь. – Зашить ее можешь? Что у тебя есть с собой? Небось возишь в сумке полаптеки.

Врач, наконец, оторвал от себя руки Самохвалова и произнес медленно и четко:

– Ей уже не поможешь.

Рита тихо заскулила, будто соглашаясь с доктором, и Игорь снова принялся ее гладить. От ее шерсти плыл дух здоровенной псины, запах, который для истинного собачника приятнее аромата любых духов.

– Попробуй ее заштопать, – шипел хозяин.

Но врач покрутил пальцем у виска, глядя на него как на неразумного ребенка.

Они стояли нос к носу, сблизившись озлобленными лицами. Какими же разными были эти мужчины, хоть и примерно одного возраста. Анализ геометрии их голов доставил бы немало приятных минут какому-нибудь физиогномисту. Игорь весь состоял из жестких, изломанных линий – крючковатый нос, скошенный лоб, брови филина, жидкие, зализанные назад волосы. Рот – малозаметная прорезь над квадратным подбородком. Лицо же доктора – отрада для любителя правильных форм и пропорций. Округлые, красиво очерченные губы, слегка курносый, но очень аккуратный нос с легкими, изящными крыльями, высокий лоб мыслителя под шапкой курчавых, золотистых, как у Есенина, волос.

– Что ты мне лепишь? Ты ее даже не осмотрел!

– Вы слышите меня или нет? Там не на что смотреть. Повреждены внутренние органы. Это видно невооруженным глазом.

– Что, не поможешь? Видишь, мучается собака?

– Она в любом случае подохнет. Это вы, упорствуя, заставляете ее мучиться, а не я.

Молниеносный удар в переносицу едва не свалил доктора. Качнувшись, он схватился за лицо. Между пальцами показалась кровь.

– Да вас самого лечить надо! – возмутился Шер. Он хватал ртом воздух, и непонятно было, что потрясло его сильнее: сам удар или дерзость нападавшего.

Стас и Егор уже встали за спиной Самохвалова, готовые схватить его, если он не успокоится. Но хозяин решил остановиться. Доктор тоже отошел, запрокинув голову. Женщины столпились возле него и, не скрывая возмущения, запричитали.

– Вы нормальный вообще? – обратилась к Игорю Каролина. – Что он вам сделал?

Самохвалов зло взглянул на нее, и мало кому понравился бы этот взгляд. Но Каролина продолжала:

– Рехнуться можно! Врач должен собаку его лечить! Еще руки распускает, бандюга. Давайте теперь из-за собаки будем людей убивать.

Муж успокаивающе похлопывал ее по рукаву. Наконец, Каролина занялась сыном – принялась зачем-то утирать ему нос, продолжая бормотать проклятия.

Игорь прикрыл глаза на полминуты, а открыв, протянул Горецкому руку. Тот вложил в нее пистолет.

– Все будет хорошо, – прошептал Самохвалов собаке.

Та лизнула его ладонь.

Игорь встал. Навел пистолет на голову Риты. Постоял, прицелившись, и наконец сказал:

– Не могу…

Все молчали.

– Я не могу ее убить, – повторил Игорь.

Горецкий вынул пистолет из его руки и, отступив к стене, выстрелил. Собака дернулась и затихла. Глаза ее наконец закрылись.

– Спасибо, – произнес Самохвалов. Он снова присел на корточки и потянулся было погладить мертвую Риту, но передумал.

– Надо бы ее закопать, – тихо сказал Горецкий, – есть лопата?

– В гараже, – хозяин снова был спокоен, но взгляд его словно опустел.

Горецкий утер лоб и шагнул в гараж.

– Ничего не вижу. Где тут свет? – послышался его голос. Подошел Сева и, глядя на Риту скорее с любопытством, чем со страхом, спросил:

– Дядя, а где вторая собака?

Игорь недоуменно посмотрел на мальчика.

– Какая собака?

– Вторая собака. Марик.

Из гаража донесся звон бьющегося стекла – капитан в темноте уронил что-то на пол. Следом раздался утробный рык Горецкого. Низкий, страшный. Так не кричат, грохнув ненароком стеклянную емкость. Самохвалов метнулся к гаражу, оттолкнув по дороге Каролину, за ним устремились остальные. Сцепившись с кем-то, по полу катался Горецкий.

– Марик! Твою мать! Оставь его! – не своим голосом заорал Игорь.

Разбившаяся бутыль была наполнена какой-то едкой жидкостью. Противники боролась прямо в луже, среди осколков.