Читать книгу "Вакансия третьего мужа - Людмила Зарецкая"

Магазинная тележка быстро наполнялась вкусностями. Помимо вожделенных роллов Настя купила упаковку сушеных вишен, пакет миндаля, еще один пакет кефира, на завтрашний завтрак, будь он неладен. Немного подумав, добавила три груши, журнал «Караван историй», который любила почитать на сон грядущий, и пачку прокладок. Пока она разглядывала пачку, пытаясь близоруко определить, подходит ли она, кто-то, подкравшись сзади, толкнул ее под коленки.

Настя почувствовала, что падает прямо на тележку, но сильные, явно мужские руки подхватили ее, не дав упасть, и развернули лицом к себе. Стоящего перед ней мужчину Настя опознала не сразу. Сначала всплыло мимолетное воспоминание, связанное с одним из областных райцентров, где она лет пять назад подвизалась на выборах. Затем вспомнились грязные подробности самой избирательной кампании, богатой на черные технологии. И только после этого пазл сложился в понимание, что перед ней стоит Валера Усов – заезжий пиарщик, под руководством которого она кропала статейки в поддержку нужного кандидата. Помои на ненужного тогда писал кто-то другой. Бог миловал.

Валера был худ, очкаст, умен и злословен. Он напоминал Насте гадюку, притаившуюся в высокой траве, извивающуюся в ожидании жертвы, точную в стремительном броске и безжалостно впивающуюся в плоть, оставляя следы зубов на коже и отраву в крови. Сердце у нее упало.

– Ты что здесь делаешь? – жалобно спросила она.

– То же, что и ты, – пожал плечами Усов, – затариваюсь. Как прокладки? Можно белое надевать и танцевать, или все-таки критические дни доставляют неприятности?

Настя безудержно покраснела. Физиологические подробности всегда смущали ее чуть ли не до слез. Сидя в незнакомой компании, она могла целый вечер мучиться, но так и не решиться спросить, где тут туалет.

– Ладно, не красней, – великодушно разрешил Усов. – А ты, как я посмотрю, все такая же. Растолстела, правда.

Настя уже чуть не плакала. Разговор с Усовым всегда складывался именно так. Она становилась жертвой, отданной на заклание, и не было ей спасения от его убийственной злой иронии.

– Ты что в городе делаешь? – спросила она, сглотнув тугой комок и стараясь держаться независимо.

– А что я могу делать в вашей дыре? Работаю я тут. Выборы у вас. Самый сенокос.

– На главную и направляющую или на конкурентов?

– Фью… Бери выше, Настасья! У меня в клиентах мэр города. Шишка большая и толстая, как ты знаешь, а потому сочная и хлебная.

«Знает или не знает?» – Мысли судорожно метались в голове вконец расстроенной Насти, которая понимала, что от Усова Фомину спасения уж точно не будет. И снисхождения ждать не приходится.

– Понятно. Ну ладно, пока, – аккуратно высвободившись из рук Валеры, она покатила тележку к кассе.

– Погоди, мне тоже туда, – сказал он и пристроился в очереди следом. В полном молчании они оба рассчитались за свои покупки, и Настя, помахав рукой, быстро устремилась на улицу.

– Эй, Романова, погоди, не торопись! – окликнул ее Усов, когда стеклянная дверь сошлась за их спинами. – Это хорошо, что я тебя встретил. Все равно собирался звонить. Вот что, Романова, вы заканчивайте со своей партизанщиной.

– Ка-как-ккой партизанщиной? – Настя даже начала заикаться от волнения.

– Ну, целку-то из себя не строй. Все мы знаем, что ты не целка. Даешь всем направо и налево, лишь бы попросил кто. Так что сама запомни и главному своему трахателю Фомину передай. У вас все равно ничего не получится. Можете не тратить деньги, время и нервы. Запомни. От них ничего не останется. Особенно от нервов. Да и вообще от здоровья.

– Ты, Валерочка, меня никак пугаешь? – От ярости Настя перестала заикаться и вообще волноваться. – Это ты запомни. Я здесь в своем городе. И Фомин тоже. Что захотим, то и будем делать. И выборы мы эти выиграем, даже если здоровье потеряем. Посмотрим после этого, что останется от вашего с Варзиным здоровья. И репутации. Тебе-то, Валерочка, проигрыш вряд ли простят. Глядишь, на другие кампании приглашать перестанут. У меня-то, в отличие от тебя, постоянная работа есть. А ты кто? Киллер. Мальчик по вызову. Будешь меня пугать, в ментуру сдам. Я известный журналист, и связи у меня имеются. Пошел вон, глиста ходячая! Еще раз ко мне подойдешь, прилюдно в морду плюну!

Настю несло, но она не могла остановиться. Вся грязь последних месяцев, вся накопленная усталость, страх и отчаяние выплескивались сейчас на Усова, стоящего перед ней как воплощение всего ненавистного и вражеского.

– Я что, не помню, как на последней кампании было? Ты же изжил свой яд! Исписался! Ты творческий импотент, Валера. И ты ничего не сможешь сделать Фомину. Ни-че-го! Так и запиши. – Это было уже похоже на мантру.

– Ну, сучка, – то ли выдохнул, то ли прошипел Усов, – ты еще пожалеешь! Ты еще попомнишь Валеру! Кровавыми соплями умываться будешь, да поздно будет!

– Да пошел ты на… – Настя отвернулась и решительно зашагала в сторону редакции, не обращая внимания на несущиеся ей в спину проклятия.

Руки тряслись так, что, выкладывая покупки на стол, она роняла все подряд. Наклонившись в очередной раз, на этот раз за пачкой с прокладками (будь они неладны), Настя больно ударилась об угол стола. Это стало для ее истерзанных нервов последней каплей. Швырнув пачку под стол, Настя громко и со вкусом заревела. Ей было себя очень жалко.

– Упс, это что у нас тут происходит? – На пороге Настиного кабинета материализовалась Инна, которая в творческом угаре частенько забывала посмотреть на календарь. Убийства, грабежи и прочая чернуха, за которую она отвечала, а также преступники всех мастей знать не хотели про субботы и воскресенья. А Инна Полянская, точнее Инесса Перцева, ради качественного эксклюзива вообще была готова работать сутками. И не потому, что нуждалась в деньгах – Гошин супермаркет обеспечивал ей вполне безбедную жизнь. Просто слава лучшего репортера города, самого острого и бескомпромиссного пера и признанного мастера слова требовала постоянной подпитки. В горниле этой славы Инна была готова гореть безоглядно. Сейчас ее очередной трудовой порыв пришелся как нельзя кстати.

– Инка, я не могу больше! Вот правда не могу. Я думала, что смогу, но я не могу. – Всхлипывающая Настя бросилась на шею подруге.

– Для журналиста ты, Романова, изъясняешься крайне бессвязно. Ты уж, будь добра, перестань реветь и объясни по-человечески, чего именно ты не можешь и почему.

– У меня ощущение, что я все время барахтаюсь в дерьме. Я уже от него задыхаюсь и захлебываюсь, а оно везде!

– Как в Турции…

Настя непонимающе посмотрела на Инну, та махнула рукой.

– «Джентльменов удачи» вспомни…

– Да ну тебя, я серьезно. Косые взгляды все время, в редакции шепоток за спиной, все обсуждают мою личную жизнь, Егору какие-то записки подкидывают гадостные, по телефону звонят ни свет ни заря, жену пугают. Он весь дерганый, за дочку боится. А у меня за него душа болит. Ему ведь гораздо тяжелее, чем мне. И физически, и морально тоже.