Читать книгу "Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия - Гари Маркус"

Даже если нам нечего особенно терять, то, что мы уже знаем – или думаем, что знаем, – часто еще больше затуманивает нашу способность мыслить и формировать новые представления. Возьмем, например, такую классическую форму логического умозаключения, как силлогизм: дедуктивное умозаключение, состоящее из большей посылки, меньшей посылки и вывода, как это выражено в строках:

Все люди смертны.

Сократ человек.

Следовательно, Сократ смертен.

Такая логика ни у кого не вызывает вопросов; мы понимаем абстрактность формы и понимаем, что это легко обобщить:

Все глорки – фрумы.

Скизер – глорк.

Значит, Скизер – фрум.

И сразу же новый способ формирования представлений: возьмите то, что вы знаете (меньшая и большая посылки), вставьте в дедуктивную схему (все X – это Y, Q – это X, следовательно, Q – Y) и выведите новое представление. Красота этой схемы состоит в том, что правильные посылки посредством правил логики гарантированно ведут к правильным выводам.

Хорошо то, что люди так или иначе способны делать подобное, но плохо, что без достаточной подготовки мы не умеем делать это хорошо. Если способность рассуждать логически – это продукт естественного отбора, это также и очень недавняя адаптация к некоторым серьезным дефектам, которые тем не менее нужно исправлять.

Рассмотрим, например, силлогизм, который чуть-чуть, но принципиально отличается от предыдущего:

Все живое нуждается в воде.

Розы нуждаются в воде.

Следовательно, розы живые.

Справедливо ли данное утверждение? Фокус тут в логике, а не в выводе как таковом; мы и так знаем, что розы живые. Вопрос в том, убедительна ли логика, следует ли вывод за предпосылкой, как ночь следует за днем. Большинство считают это утверждение убедительным. Но посмотрите внимательно: посылка, что все живое нуждается в воде, не исключает того, что некоторые неживые объекты тоже нуждаются в воде. Мой автомобильный аккумулятор, например.

Уязвимость этого рассуждения становится очевидной, если я просто изменю слова:

Посылка 1: Все насекомые нуждаются в кислороде.

Посылка 2: Мыши нуждаются в кислороде.

Вывод: Следовательно, мыши – насекомые.

По-настоящему здравомыслящий человек сразу заметит, что рассуждения с розой и мышью следуют одной и той же схеме (все X нуждаются в Y, Z нуждаются в Y, следовательно, все Z – это X), и отклонит подобное умозаключение как нелогичное. Но большинство из нас должны увидеть два неологизма рядом, чтобы понять это. Слишком часто мы пренебрегаем тщательным анализом того, что логично, в угоду нашим сложившимся представлениям.

Что же здесь происходит? В системе, которая тщательно сконструирована, убеждения и процесс логических умозаключений (которые вскоре превращаются в новые представления) предположительно разделены нерушимой стеной; мы вроде бы способны отличать то, чему есть прямые свидетельства, от того, к чему просто пришли логически. Вместо этого в развитии человеческого сознания эволюция пошла другим путем. Задолго до того, как люди начали оперировать категориями формальной логики (такими, как силлогизмы), другие создания – от рыб до жирафов, – вероятно, делали неформальные умозаключения автоматически без особой рефлексии; если яблоки хороши для еды, то груши, вероятно, тоже. Шимпанзе или горилла может прийти к такому предположению, даже не догадываясь, что существует понятие умозаключения. Возможно, одна из причин, почему люди так склонны путать то, что они знают, с тем, что они думают, состоит в том, что для наших предков эти два понятия были едва различимы и многие выводы делались автоматически, будучи частью представлений, а не самостоятельной рефлексивной системой.

Способность кодифицировать законы логики предположительно возникла лишь недавно, возможно, после появления гомо сапиенс. И к этому времени представления и умозаключения были слишком переплетены, чтобы допустить их полную отдельность в ежедневном процессе мышления. Результат – это во многом клудж: убедительная система сознательных суждений слишком часто затуманивается предрассудками или сложившимися представлениями.

Исследования мозга подтверждают это: люди оценивают силлогизмы, используя два разных участка мозга: один – более тесно связанный с логикой и пространственной ориентацией (двусторонний теменной), а другой – более связанный с предшествующими представлениями (фронтальный височный). Первый (логический и пространственный) требует усилий, последний запускается автоматически; получить право на логику непросто.

На самом деле истинная ясность суждений посредством логики, вероятно, вообще не была результатом эволюции. Если людям удается быть рациональными с точки зрения формальной логики, то это не потому, что мы устроены таким образом, а потому, что мы умны достаточно, чтобы усвоить правила логики (и признать их обоснованность, если их объяснили). В то время как все нормальные люди овладевают языком, способность использовать формальную логику для того, чтобы иметь и обдумывать свои представления, вероятно, обязана скорее культуре, чем эволюции, т. е. становится возможной благодаря эволюции, но не гарантируется ею. Формальные умозаключения, если считать, что они существуют, похоже, представлены преимущественно в культурах с развитой письменностью, их трудно обнаружить в культурах, где таковой нет. Русский психолог Александр Луриа, например, в конце 1930-х годов отправился в горы Центральной Азии, где предлагал местным жителям такой силлогизм: «В одном сибирском городе все медведи белые. Ваш сосед поехал в тот город и увидел медведя. Какого цвета был медведь, которого он увидел?» Его респонденты никак не могли понять это, их типичный ответ был: «Откуда я знаю? Почему профессор не спросит соседа сам?» Дальнейшие исследования в более поздние годы подтвердили этот пример; представители народностей, не знающих письменности, обычно на подобных опросах отвечают, опираясь на факты, которые им известны, и явно не способны увидеть абстрактные логические отношения, интересующие экспериментатора.

Это не означает, что представители таких общностей не способны освоить формальную логику – по крайней мере дети обычно могут, – но это показывает, что овладение абстрактной логикой не происходит само собой, как овладение языком. В свою очередь это означает, что формальные инструменты рассуждений относительно представлений осваиваются в той мере, в какой они эволюционируют, а не входят в стандартное оборудование (как полагают защитники идеи, что человечество изначально рационально).

Если мы считаем что-то верным (по той или иной причине), мы часто придумываем новые доводы, чтобы верить в это. Возьмем, например, исследование, которое я проводил несколько лет назад. Половина испытуемых читала материалы исследования, показывающего, что успешная борьба с пожаром соотносится с высоким показателем способности идти на риск. Другая половина испытуемых читала противоположное: в исследовании утверждалось, что успехи в тушении пожаров демонстрируют люди с негативной корреляцией по показателю способности идти на риск, то есть рискованные люди хуже боролись с огнем. После этого каждую группу делили еще раз. Часть подгруппы просили изложить в письменной форме причины, по которым в прочитанном ими исследовании получились такие результаты; других просто занимали рядом сложных геометрических головоломок наподобие тех, какие бывают в тестах на умственное развитие.