Читать книгу "Не считая собаки - Конни Уиллис"

Я скользнул взглядом вдоль путей – сначала в одну сторону, потом в другую. На севере стальная нитка терялась в густом лесу. С противоположного конца деревья обступали железную дорогу не так плотно, и в небо уходила темная струйка дыма. Фабрика? Или лодочная станция?

Надо бы собрать вещи и пойти посмотреть, но я застыл на путях под ласковым летним солнцем, блаженно впитывая благоухание клевера и свежескошенной травы.

Сто шестьдесят лет отделяли меня от выхлопных газов, пробок и епископского пенька. Нет, вру. Епископский пенек передали Ковентрийскому собору в 1852 году.

Удручающая мысль. Однако Ковентрийского собора еще нет. Церковь Святого Михаила получит статус соборной только в 1908 году. И леди Шрапнелл не существует даже в проекте. До ее трубного гласа, до злобных псов и до разбомбленных соборов еще целый век – вокруг меня благословенная цивилизованная эпоха, когда время текло размеренно и чинно, а женщины были кроткими и благонравными.

Я окинул взглядом купы деревьев и цветочный ковер. Между рельсами желтели лютики и белели еще какие-то крошечные звездочки. Сестра в лечебнице сказала, что мне нужен покой – чего-чего, а покоя здесь хватает. Самую малость постоял на рельсах, а симптомы как рукой сняло. И в глазах не плывет, и сирена в ушах не гудит.

Нет, поторопился. Сирена взвыла снова, а потом так же резко смолкла. Я помотал головой, избавляясь от наваждения, и несколько раз глубоко вздохнул.

Да, я еще не выздоровел, но скоро поправлюсь – дивный чистейший воздух творит чудеса. На небе ни облачка – разве что струйка дыма стала выше и, кажется, ближе. Фермер жжет сорную траву?

Посмотреть бы на него – как он безмятежно помахивает граблями, не ведая о заботах и суете современного мира, у крыльца увитого розами домика, обнесенного белым штакетником, а в домике уютная кухонька и мягкие перины, и…

Сирена взревела прерывисто – как фабричный гудок. Или паровозный.

Адреналин – на редкость эффективный стимулятор. Встряхивает не хуже электрического разряда, придавая немыслимую силу. И скорость.

Похватав ранец, корзину, портплед, саквояж, картонки и шляпу, которая умудрилась за это время слететь снова, я швырнул их с насыпи и сам кинулся следом, когда плюмаж черного дыма уже показался из-за деревьев.

Корзина с крышкой, о которой так беспокоился Финч, осталась на путях – стояла себе на дальнем рельсе, не шелохнувшись. Адреналин толкнул меня к ней, заставив схватить в охапку и скатиться с насыпи под оглушительный грохот промчавшегося поезда.

Да, пожалуй, до выздоровления далековато. Я еще долго лежал у подножия насыпи, осмысливая этот печальный факт и пытаясь справиться с дыханием.

Наконец я приподнялся. Насыпь была довольно высокой, а мы с корзиной откатились на порядочное расстояние (прежде чем нас притормозили заросли крапивы). Отсюда открывался совсем другой вид: белеющий за ольшаником угол какой-то деревянной постройки в кружевной резьбе. Очень похоже на лодочную станцию.

Выпутавшись вместе с корзиной из крапивы, я вскарабкался по насыпи и осторожно посмотрел направо-налево. Дыма не заметно, тревожных звуков не слышно. Успокоившись, я перемахнул на другую сторону, подхватил свое добро, бодрой рысцой перебежал обратно и зашагал через рощу к лодочной станции.

Адреналин, кроме прочего, прочищает мозги, поэтому по дороге я отчетливо осознал несколько несложных истин, в том числе самую главную: понятия не имею, зачем мне туда нужно.

Мистер Дануорти сказал: «В первую очередь вам нужно…» – это я помню, а потом идет сплошной сумбур из ложек для стилтона, воротничков и сирены. И еще помню, он пообещал, что оставшиеся две недели в полном моем распоряжении. Оставшиеся. Не все. А напутственная фраза Финча: «Мы на вас рассчитываем»?

В чем рассчитывают? Что-то там было про лодку и реку. И какой-то Энд. Одли-Энд? Нет, непохоже. Начиналось на «Н». Или это я путаю с водяной нимфой? Надеюсь, вспомнится, когда приду к станции.

Станция оказалась не лодочной. А железнодорожной. Резная табличка над зеленой скамьей гласила: «Оксфорд».

И как теперь быть? В Оксфорде есть и лодки, и река. Но раз меня перебросили на станцию, не предполагалось ли, что я должен доехать поездом до Какого-то-Энда, а уже там сесть в лодку? Вроде бы мистер Дануорти что-то говорил насчет железной дороги. Или это в наушниках говорили?

Что, если на станцию я попал в результате сдвига, а на самом деле конечной точкой переброски назначался мост Фолли? Про лодки и реку точно говорилось, я помню.

С другой стороны, не многовато ли у меня багажа для лодки?

Рядом со скамейкой на перроне возвышалась застекленная доска объявлений. Расписание. Можно глянуть, и если там обнаружится Какой-то-Энд, значит, нужно садиться на поезд.

Перрон был пустынным – по крайней мере пока. Высокий, но не смертельно. Небо по-прежнему безоблачное – горизонт чист в обе стороны. Я внимательно посмотрел на пути, потом на дверь в зал ожидания. Ничего и никого. Еще раза три-четыре повертев головой – для надежности, – я метнулся через пути, закинул багаж на перрон и вскарабкался сам.

По-прежнему никого. Нагромоздив свои пожитки на краю скамьи, я направился к расписанию. Вот и направления – Рединг, Ковентри, Нортгемптон, Бат. Может, какая-то из промежуточных станций? Эйлсбери, Дидкот, Суиндон, Абингдон. Я проштудировал весь список. Ни единого Энда.

Что теперь – идти на станцию и спрашивать, когда ближайший поезд до Невесть-какого-Энда? Как же там было? Говардс-Энд? Нет, это роман Форстера, и он еще не написан. На Терл-стрит есть паб под названием «Биттер-Энд», но и это явно мимо. Начинается на «Н». Нет, это наяда. Тогда на «М».

Я вернулся на скамейку и напряг память. Мистер Дануорти сказал: «Вот что вам нужно сделать…» – потом начал про вилки для устриц и чаепитие у королевы. Нет, это не он, это из наушников. А, вот: «Вас отправят в седьмое июня 1888 года».

Наверное, лучше сперва установить, действительно ли я попал в седьмое июня 1888 года, а затем уже разбираться с остальным. Если я промахнулся во времени, мне точно никуда не надо ни поездом, ни на лодке. Нужно сидеть на месте, пока Уордер не установит привязку, не определит сбой и не создаст стыковку, чтобы меня вытащить. Ладно, хоть не кабачковое поле, и то хорошо.

Между прочим (до меня только теперь дошло), Уордер ведь наверняка ставила мои часы по заданному времени переброски. Так что и время не показатель.

Я заглянул в окно станции – нет ли внутри часов? Есть. Без двадцати одиннадцать. Я сверился со своей «луковицей». Без двадцати XI.

В книгах и визиках непременно полагается мальчишка-газетчик, услужливо разворачивающий страницу датой к путешественнику, или где-нибудь на стене календарь с вычеркнутыми днями. Тут же ни календаря, ни газетчика, ни словоохотливого носильщика, роняющего: «Чудная погодка для седьмого июня, не то что в прошлом году. В восемьдесят седьмом лета, почитай, и не было вовсе».