Читать книгу "Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости - Брене Браун"

И вот эта их реакция почему-то заставила меня поведать историю с присвоенным печеньем. Может, я их проверяла: если они так отзываются о сластях из магазина, есть ли у нас вообще хоть что-то общее? Дон выказала эмпатию, но она в то время не была матерью. А может, я пыталась добиться от этих суперродителей прощения своих грехов? Если они меня поймут, значит, со мной все в порядке. Как всегда в таких случаях, начинаешь говорить вполне бодро, но к середине рассказа уже сдаешь, пропускаешь самые неприятные детали и вообще стараешься побыстрее закончить эту историю. Не знаю, чего я ждала, но уж точно не думала, что они буквально ахнут и закроют глаза (как будто один мой вид мог их ослепить). Когда я закончила, они в такт закачали головами и с жалостью посмотрели на меня. Идеальная мама наклонилась ко мне и сказала: «О боже, как это ужасно. Я бы так никогда не поступила. Мне очень жаль».

Их жалость была как пощечина. Как и любая жалость, она нашептывала: «Я здесь, а ты – там. Мне тебя жаль, мне очень грустно. Но тем не менее, хоть мне и жаль, пойми меня правильно: я – здесь, а ты – вон там». Это совсем не сочувствие.

В большинстве случаев, когда нам жаль кого-то, мы не стремимся увидеть мир так, как его видит этот человек. Мы смотрим на других из своего мира и испытываем грусть или жалость. Жалость – это примерно вот что: «Я не понимаю твоего мира, но, с моей точки зрения, все довольно скверно». Худшие слова: «я бы так никогда не поступила». Когда она это сказала, было совершенно ясно, что она не видела мир так, как я. Она видела мой опыт из своего окошка, через свои линзы, и это, повторяю, не эмпатия. Кроме того, я почувствовала, что меня осуждают. Я не услышала ничего, что бы показало мне, что она поняла мои чувства, и она никак не продемонстрировала мне, что понимает мои переживания. Когда мы ищем эмпатию, а находим жалость, то чувствуем себя еще более одинокими и обособленными. Эмпатия – это связь. Жалость – это разобщение.

Поиск жалости

Другая сторона медали – это когда мы сопереживаем человеку, который просит о жалости. Проблема сложная. Жалости ищут, когда чувствуют примерно вот что: «Пожалей меня, ведь я единственный, с кем это случилось», или «моя ситуация самая ужасная, хуже нет ни у кого». Это, естественно, вызывает разобщение и отторжение. Люди, ищущие жалости, не хотят эмпатии или признания того, что подобный опыт – общий; они жаждут подтверждения своей уникальности. Когда я на своих семинарах говорю на тему поиска жалости, участники обычно начинают волноваться и раздражаться. Я давно научилась разряжать атмосферу, надо лишь спросить: «Кто из вас знает человека, который ищет жалости, и сейчас, когда я говорю об этом, представляет себе этого человека?» Неизменно по всей комнате поднимается лес рук – участникам не терпится поговорить о том, кого они вообразили, и о том, как этот человек их раздражает.

Многие рассказывали мне, что чувствуют манипуляцию, когда их близкие напрашиваются на жалость. Я слышала такие фразы даже от терапевтов, которых часто ставят в тупик ищущие жалости пациенты. Когда кто-то хочет, чтобы его пожалели, вполне обычная реакция – презрение и возмущение. Эта ситуация кажется проигрышной для всех. С одной стороны, человек утверждает, что у него все хуже всех и никто не в силах его понять, с другой – ищет нашего одобрения.

Одна участница интервью рассказывала: «У меня в семье только мужу может быть тяжело. Даже если со мной происходит то же самое, что и с ним, или даже хуже, все внимание должно уделяться только ему. Он не просит ему помочь. Он лишь желает услышать от меня, что его жизнь тяжела, несправедлива и куда хуже, чем моя. Он считает, что он работает больше, спит меньше и делает больше. Честное слово, это не так».

Иногда лучшее, что мы можем сделать для того, кто просит жалости, – это притворно вздохнуть: «Да, это очень тяжело!» или: «Ничего себе, худо тебе пришлось!» Но внутри себя мы думаем что-то вроде: «да наплюй ты на все это», или «какая ерунда», или «сколько можно ныть». Иногда выпрашивание жалости так злит и возмущает нас, что мы не можем выдавить из себя даже притворных эмоций. Но как бы ни прошел разговор, легко понять, почему наш обмен репликами редко выходит на уровень реального контакта и взаимопонимания.

Поиск жалости зачастую связан с желанием показать свою уникальность, но мы, конечно, можем сказать, что «нам одиноко» и «мы чувствуем себя единственными, кто…», не выпрашивая жалости. Отличие эмпатии от жалости – в нашей мотивации, в том, как и для чего мы хотим поделиться страданиями. Ирония в том, что причиной поиска жалости нередко является стыд.

На первом курсе докторантуры я часто искала жалости. Неудивительно, что чем больше я это делала, тем более одинокой я себя ощущала. Я была так загружена занятиями, что постоянно боялась провала и стыдилась своей возможной несостоятельности. Поэтому я просто не могла сказать: «Я тону. Я как муха в молоке. Если я не справлюсь, жизнь кончена». Хотя это чувство знакомо практически всем, кого я знаю, в тот момент я не могла ясно понять и тем более описать свои реальные чувства. Я говорила: «Вы себе не представляете, как это трудно. Это не то что не получить должность или провалить экзамен». Для людей, окружавших меня, это звучало как «это важнее, чем все, что вы когда-либо делали, так что пожалейте-ка меня как следует». Если друзья и близкие откликались на мои мольбы не совсем искренней жалостью, я начинала грызть себя еще больше, думая: «Да-а, им-то хорошо, они-то не пишут диссертацию!»

Когда мы обнаруживаем, что ищем жалости, полезно сделать шаг назад и подумать о том, что мы чувствуем на самом деле, чего мы хотим и в чем по-настоящему нуждаемся. Когда же нас просят проявить жалость, мы должны решить, хотим ли мы просто пожалеть человека и следовать дальше, или на самом деле нам следует попытаться войти с ним в контакт и отреагировать эмпатией.

Если мы все-таки хотим его понять, иногда можно начать сочувствовать так: «Да, нелегко тебе приходится, расскажи обо всем поподробнее». Или: «Да, мне трудно себе представить, каково это. Расскажи, чтобы я поняла». Когда я веду группы, я иногда даже говорю вот так, прямо: «Ты утверждаешь, что никто не может понять твоей ситуации, но все-таки просишь понимания. Что мы можем сделать? Мы хотим войти с тобой в контакт, а ты говоришь, что это невозможно». Часто диалог, начавшийся с таких вопросов, может привести к настоящей связи и эмпатии.

Подбрасывание козырей

Другое препятствие к выработке эмпатии – это феномен, который я называю «подбросить козыри». Он во многом связан с поиском жалости. Женщины часто рассказывали мне, как им было худо, когда, собрав всю свою храбрость, они рассказывали кому-то о своих бедах – и натыкались в ответ на «Это еще что! Вот у меня…».

• У тебя мать пьет? Это еще что, вот у меня сестра наркоманка.

• Тебе тридцать и ты не замужем? Это ничего. Быть одинокой матерью, как я, гораздо труднее.

Когда мы начинаем соревноваться, чья ситуация хуже, чье бремя тяжелее, чья боль больнее, – мы теряем из виду тот факт, что большинство наших страданий имеют один и тот же корень: бессилие и разобщенность.