Читать книгу "История отмороженных в контексте глобального потепления - Александр Никонов"

Калибровочные кривые имеют весьма причудливый вид. Чтобы не пугать читателя, зашедшего в книжный магазин и начавшего перелистывать эту книжку, я постараюсь привести в ней как можно меньше графиков и формул, ибо каждая формула, как известно, вдвое снижает число читателей. А на словах скажу, что, например, реальной календарной дате – 299 год до н. э. соответствует аж целых три радиоуглеродных возраста – 2171,2200 и 2254 углеродных лет тому назад (отмечу, что точкой отсчета радиоуглеродного возраста по традиции считается 1950 год). А, допустим, радиоуглеродному возрасту в 2450 лет соответствует диапазон календарных лет шириной в 343 года (с 757 до 414 года до н. э.), причем если учесть приборную ошибку измерения, равную 2–3 %, то ширина календарного диапазона возрастет в обе стороны еще лет на 50–70! Иными словами, если радиоуглеродный анализ покажет историку, что образцу 2450 лет, тот запросто может спутать время основания Рима с окончанием Пелопонесской войны.

Кроме того, «дальнобойность» радиоуглеродной методики ограничена относительно коротким периодом жизни изотопа углерода. За 5730 лет распадается половина 14С, за следующие 5730 лет – половина от оставшейся половины, то есть три четверти изначального. И так далее. Чем больше прошло времени, тем с меньшими количествами атомов приходится работать исследователям. А изотопа в образце и без того мизер! И чувствительность физических приборов не беспредельна!

Самые большие энтузиасты метода говорят, что он может пристойно работать аж до 40 тысяч лет. Другие полагают, что надежные результаты радиоуглеродного анализа лежат в диапазоне до 10 тысяч лет и не глубже. Не будем спорить, скажем лишь, что таблицы корректировок, которые постоянно обновляются, делятся на две части. Первая часть заканчивается датой 7210 радиоуглеродных лет, что соответствует 9 тысячам календарных лет назад. В этом диапазоне ошибка меньше, но все-таки может достигать 2–3 сотен лет. Второй участок в этих таблицах – до 22 тысяч лет. И здесь уже погрешность составляет плюс-минус 1000 лет, что для историков совершенно непригодно. Да и незачем им так глубоко заглядывать, история ведь началась буквально вчера. Так что «дальнобойные» ограничения радиоуглеродного метода касаются, скорее, не историков, а других ученых. Палеоклиматологов, например…

Есть и еще одна закавыка в радиоуглеродном методе – человеческий фактор. На свете не так уж много лабораторий, которые могут квалифицированно осуществлять радиоуглеродные датировки. Но очень много людей, которые хотят на этом заработать. Датировка одного образца стоит около тысячи долларов. Не кислые бабки, согласитесь. В России около 20 лабораторий, которые с удовольствием возьмут с вас эти деньги, но доверять результатам можно только трех-четырех из них.

Лабораторная установка для радиоуглеродного анализа не только очень дорогая (под миллион баксов), но и очень сложная – она устроена ничуть не проще реактивного самолета. Да и выглядит довольно впечатляюще: лес труб, несколько тонн металла, вакуумные насосы, масс-спектрометры, баллоны со сверхчистым гелием, аргоном, азотом…

На сегодняшний день одной из лучших в стране считается лаборатория радиоуглеродного датирования в Геологическом институте РАН. Руководит ею удивительный дядечка с удивительным именем и удивительной судьбой – Леопольд Сулержицкий. На свете есть много технарей и естественников, перешедших работать в гуманитарные сферы (таков, например, автор данной книги), но практически никогда не встречается обратного – чтобы гуманитарий вдруг перешел работать в область техники. И это естественно: от сложного к простому всегда соскочить можно. Если ты имеешь хорошую образовательную базу, потом можешь заняться чем угодно – любой болтологией, а вот попробуйте поставить какого-нибудь гуманитария хотя бы простым инженером на завод…

Леопольд Сулержицкий – редчайшее исключение. Закончив консерваторию по классу виолончели, он бросил это негодное занятие и стал настоящим человеком, то есть ученым. Ему сейчас за шестьдесят, и он заведует первоклассной лабораторией. Это единственный в нашей стране завлаб, не имеющий высшего образования (консерваторское, разумеется, не считается). Чтобы дать ему звание старшего научного сотрудника, потребовалось специальное распоряжение Президиума АН СССР. И такое распоряжение было издано, что делает честь нашей Академии. Сулержицкий – настоящий фанат науки. Кроме науки, ему ничего не нужно. У Леопольда Дмитриевича всего один костюм, в котором он ездит в экспедиции, ходит на работу и на Дорогомиловский рынок – за картошкой. Он ли не святой?…

Лет десять назад Сулержицкий с упоением работал на острове Врангеля. Там были найдены останки мамонтов, которые, как оказалось, жили всего 2500 лет назад, во времена Рима. Года через два после этого «Нейчур» опубликовал об этой сенсации статью. В публикации «Нейчура» восемь подписей и нет фамилии Сулержицкого. Хотя именно Сулержицкий на Врангеле ковырял этих мамонтов и делал датировку. Когда коллеги Леопольда Дмитриевича возмутились этим фактом, тот только рукой махнул. Сулержицкому не важна слава земная, ему важен процесс. Точно, святой…

Впрочем, даже если какой-нибудь начинающий климатолог принес образец самому Сулержицкому, это еще не значит, что будет получен адекватный результат. Потому что львиная доля успеха зависит от того, насколько правильно образец отобран. Археологу в этом смысле проще, он нашел какой-нибудь обломок корабля или деревянный щит, приволок его в приличную лабораторию и получил приличный результат. А вот для климатолога ошибка в выборе дерева может стать фатальной. Не все деревья одинаково полезны! И выбор образца здесь лежит далеко за границами профессиональных навыков – почти что в области искусства.

…Погодите-ка, погодите. А зачем вообще климатологу сдавать на радиоуглеродный анализ какие-то деревья?…

Вы правы, это тоже нуждается в пояснениях. Потому что если я пояснений не дам, а просто заявлю, к примеру, что интеллектуальный всплеск Осевого времени, ставшего поворотным для истории всей человеческой цивилизации, был вызван мощным похолоданием, то какой-нибудь бывший, но гордый студент исторического факультета МГУ, презрительно оттопырив нижнюю губу, обязательно спросит:

– А с чего вы взяли, что тогда было глобальное похолодание? Откуда вообще может быть известно, когда и насколько падала или поднималась среднемировая температура? Тогда ведь не было метеорологических станций, компьютеров и всемирной службы погоды.

Не в бровь, а в глаз – не было! Не зря человек историю учил в университете. Придется объяснять…

Есть такая штука – криминалистика. Наука о следах. О том, как по мельчайшим царапинкам восстановить картину того, что происходило без свидетелей. Палеоклиматология – та же криминалистика, только выслеживает она одного «преступника» – климат. И методов для поимки ускользающего беглеца у нее много. Пробежимся по ним – исключительно в целях общей эрудиции. А кому копаться в мусоре былых эпох лень, может сразу перейти к приключениям, то есть к третьей части этой великой книги.

Глава 2 Когда деревья были маленькими

По понятным причинам имеет смысл поговорить только о тех методах реконструкции климата, которые позволяют восстановить климатическую картину последних нескольких тысяч лет. Поэтому геологические и микрофаунистические методы мы описывать не будем: первые работают в масштабах десятков и сотен миллионов лет, вторые – десятков и сотен тысяч лет. Микрофаунистика изучает микроостанки древней фауны в осадочных породах, как правило, в донных отложениях озер, морей и океанов. Скорость накопления осадков чрезвычайно мала, поэтому в одном небольшом образце содержится информация сразу о тысячах и десятках тысяч лет. Это очень грубо, нам бы что-нибудь поточнее – методика реконструкции температуры должна давать не среднее значение по столетию, а в идеале иметь годовое, а лучше бы и сезонное разрешение, чтобы мы могли сказать: ага! зима 1319 года была холодной и имела температуру на 1,5 градуса ниже нынешней климатической нормы.