Читать книгу "Стратегический взгляд. Америка и глобальный кризис - Збигнев Бжезинский"

Вскоре после этого на страну обрушилась трагедия 11 сентября 2001 года — апофеоз всё более ужесточающихся в течение 1990-х атак «Аль-Каиды» на американские объекты. Трагические события спровоцировали три ответные реакции со стороны Соединённых Штатов. Во-первых, президент Джордж Буш-младший начал военную кампанию в Афганистане, целью которой было не только сокрушить «Аль-Каиду» и свергнуть власть прикрывавших её талибов, но и установить в Афганистане современную демократию. Затем, в начале 2002 года Буш одобрил военную операцию, предпринятую премьер-министром Израиля Шароном (которого Буш называл «человеком мира») с целью уничтожить Организацию освобождения Палестины на Западном берегу Иордана. В-третьих, весной 2003 года Буш ввел войска в Ирак на основании неподтвержденных обвинений в связях Ирака с «Аль-Каидой» и обладании «оружием массового уничтожения». В результате всего вышеперечисленного выросло недовольство мировой общественности действиями США на Ближнем Востоке, упрочился региональный статус Ирана, а Америка увязла в двух нескончаемых войнах.

К 2010 году афганская и иракская войны уже вошли в число самых долгих за всю американскую историю. Первая, развязанная в считанные недели после нью-йоркских терактов (беспрецедентных для Америки по количеству жертв среди мирного населения), представляла собой одобренный народом военизированный отпор, призванный уничтожить ответственную за теракт группировку «Аль-Каида» и свергнуть в Афганистане движение «Талибан», укрывавшее преступников. Второй затянувшейся войной обернулось введение войск в Ирак в начале 2003 года, получившее поддержку за рубежом только от конформистского премьер-министра Британии и от Израиля, тогда как остальные союзники Америки в большинстве своем выступали против либо выражали скептицизм. Свои действия президент США оправдывал необоснованными подозрениями, которые через несколько месяцев растаяли в воздухе, поскольку наличие оружия массового уничтожения в оккупированном американскими войсками Ираке так и не было подтверждено. Поскольку основное внимание президент Буш уделял иракской войне, война в Афганистане почти на семь лет отошла на второй план.

У обеих войн имелась одна общая черта: они представляли собой экспедиционные военные операции на вражеской территории. В обоих случаях правительство Буша не особенно учитывало сложную культурную обстановку, давние этнические распри, порождающие конфликты внутри конфликтов, напряженные отношения с соседями по региону (особенно с Пакистаном и Ираном), нерешенные территориальные разногласия — все это серьёзно усложнило действия США в Афганистане и Ираке, а также способствовало дальнейшему распространению антиамериканских настроений в регионе. И хотя непосредственная интервенция напоминала характерные для XIX века карательные имперские экспедиции против примитивных и зачастую разрозненных племен, развернувшаяся параллельно война с народным возмущением, всколыхнувшимся в эпоху массового политического пробуждения, оказалась, как с прискорбием убедились Соединённые Штаты, куда более затяжной и затратной. И наконец, в эпоху глобальной прозрачности безоговорочная победа, достигнутая бесчеловечными методами, уже не приветствуется. Даже Россия, без зазрения совести уничтожившая сотни тысяч афганцев и превратившая в беженцев несколько миллионов, не пошла на крайние меры, которые обеспечили бы ей окончательную победу.

При этом и афганский, и иракский конфликты — как в свое время прошлые экспедиционные войны Запада — практически не отразились на внутренней обстановке Америки (если не считать воюющих и их семьи). И хотя обе войны вытянули миллиарды долларов из американского бюджета, требуя более высоких затрат, чем все предыдущие войны за исключением Второй мировой, расходы в процентах от американского ВВП оказались низкими — в силу невероятного роста американской экономики. Более того, правительство Буша отказалось от повышения налогов для оплаты военных расходов, финансируя их за счет политически более выгодных займов — в том числе и зарубежных. В глазах общественности тот факт, что сражаться и умирать на этой войне — в отличие от вьетнамской и корейской — уезжали добровольцы, также снижал накал переживаний.

Что касается непосредственной подоплеки этих войн, переключение основного внимания с афганской войны на иракскую подкреплялось принятым администрацией Буша намеренно широким определением терроризма, оправдывающим кампанию против Саддама Хусейна — вопреки идеологическому неприятию Ираком «Аль-Каиды» и ответной враждебности «Аль-Каиды» к режиму Хусейна. Негласно объединив их под общей скобкой «исламского джихада» и оправдывая военные действия Штатов «борьбой с террором», было гораздо проще направить вспыхнувший 11 сентября гнев американского народа не только на непосредственных исполнителей, но и на другие исламские структуры. «Радиоактивное облако», которого предпочла не дожидаться в виде непосредственной угрозы Соединённым Штатам Кондолиза Райс (тогдашний советник президента по вопросам национальной безопасности), стало удобным символом, позволяющим настроить общественное мнение против огульно назначенного врага. Этот символ нагнетал общественные страхи до предела, ставя в заведомо проигрышное положение тех, кто осмеливался засомневаться в фактической точности претензий Белого дома к Ираку.

Демагогия, подпитываемая страхами, — мощное орудие, быстро приносящее плоды, но при этом чреватое значительными внутренними и внешними проблемами в долгосрочной перспективе. Примером его губительного воздействия могут служить наиболее нашумевшие случаи издевательств над иракскими пленными, включая некоторых старших офицеров. Это побочные эффекты восприятия врага как воплощения зла, к которому соответственно жестокие меры оправданно применимы. Американские СМИ — включая голливудские фильмы и телевизионные драмы — тоже внесли существенный вклад в формирование общественного настроения, визуально сосредоточивая страх и ненависть на персонажах с выраженными арабскими чертами. Подобная демагогия порождала дискриминационные действия по отношению к отдельным мусульмано-американцам, особенно арабского происхождения, варьирующиеся от расовой дискриминации до масштабных обвинительных процессов против арабо-американских благотворительных организаций. В общем и целом появление у «войны с террором» дополнительной религиозной и расовой составляющей подорвало доверие к американской демократии, а решение через полтора года после 11 сентября развязать иракскую войну вышло Америке боком.

Все могло бы — и должно было бы — повернуться по-другому. Прежде всего война в Ираке была ненужной, и её следовало избежать. Вскоре для президента Буша она обрела более важное значение, чем предшествующая ответная военная реакция на спланированные в Афганистане теракты «Аль-Каиды». Из-за этого афганский конфликт оказался более затяжным и кровопролитным, а в конечном итоге более проблемным в геополитическом отношении, поскольку в него всё больше вовлекался и Пакистан. Во-вторых, ещё раньше Штатам не следовало оставлять Афганистан без внимания после выхода оттуда советских войск. Страна в буквальном смысле лежала в руинах, отчаянно нуждаясь в экономической помощи, чтобы стабилизировать обстановку хотя бы минимально. Однако и Буш-старший, и Клинтон проявили пассивное безразличие. Образовавшийся вакуум в 1990-х заполнили талибы, за которыми стоял Пакистан, пытавшийся таким образом занять геостратегически выгодные позиции по отношению к Индии. Вскоре «Талибан» пригрел под своим крылом «Аль-Каиду» — дальнейшее всем известно. После 11 сентября у США не осталось другого выхода, кроме как ответить силой на силу.