Читать книгу "Интимная жизнь моей тетушки - Мейвис Чик"

Мэттью осведомился насчет моего дома. Когда наши очередные поиски квартиры окончились безрезультатно, и нам не хотелось вновь снимать гостиничный номер, он спросил, исключительно из прагматичных соображений:

– Может, пойдем к тебе?

Но я не могла даже помыслить об этом. С одной стороны, случалось, Френсис ночевал в гостинице, само собой, первоклассной, если находился далеко и понимал, что не успевает вернуться к вечеру, с другой – я не могла заставить себя пойти на такое, а Мэттью – я это видела, просто меня не понимал. В конце концов, если ты изменяешь мужу в одном месте, с чего такая щепетильность в отношении собственного дома?

– Или, – он вдруг остановился, повернулся ко мне, – ты же можешь просто сказать ему.

Сказать! Мэттью и представить себе не мог, что из-за Френсиса у меня рвалось сердце, что я не могла пожертвовать одним из них ради второго, хотела сохранить их обоих, пусть взаимоотношения с первым напоминали штиль на море, а со вторым – бурлящий котел. Я, конечно, допустила оплошность, не восприняв его предложение как серьезное. Такой вариант меня решительно не устраивал. А потом наконец-то, когда мы вплотную подошли к точке кипения, необходимость в нем отпала: Жаклин, чудо, да и только, неожиданно объявила, что съезжает с квартиры.

Произошло это примерно через месяц после начала нашего романа, и Мэттью только начал выказывать признаки того, что обман ему в тягость. Для меня же пребывание с ним стало основой существования, все остальное могло катиться к черту. Находиться в его квартире, не боясь, что тебя застукают, не заметать следы своего пребывания там – вот оно, счастье. Когда он позвонил мне, чтобы сказать, что она съехала, я радовалась, как ребенок. Побежала к бельевому шкафу, достала чистые простыни, чистые наволочки, чистые полотенца, чтобы отвезти туда. О, какое же я испытывала облегчение. Мне хотелось кому-нибудь рассказать об этом, поделиться переполняющими меня чувствами, но я никому не доверяла. Без Кэрол я осталась одна-одинешенька. Конечно же, я не могла довериться сестре, и у меня не было близких подруг. Я не могла рассказать женщинам из нашего круга общения, потому что все они были замужем и рано или поздно об этом узнали бы все. Я не могла рассказать об этом коллегам по выставочному залу в Стэпни, потому что больше там не работала. Я не могла рассказать об этом единственному человеку, которому я поверяла все секреты моей жизни, – Френсису. Но главное, внезапный отъезд Жаклин позволил мне более не искать ответа на вопрос, приводить или не приводить Мэттью домой. И, положа руку на сердце, я могу утверждать, что этой подлости по отношению к своему мужу не совершила.

Когда же мы наконец оказались в нашей собственной постели (мои лучшие простыни и наволочки отгораживали нас от следов присутствия ее бывшей обитательницы), я спросила его, почему она вдруг решила съехать, и он объяснил, что перестал с ней спать после того, как мы начали встречаться. Учитывая, что их отношения уже разладились, и они очень редко занимались сексом, решение Жаклин не представлялось ему совершенно логичным.

– Очень редко? – спросила я. – Что значит очень редко? – Подумала о себе и Френсисе. Мы занимались сексом не часто, но я не могла сказать, что очень мало.

– Три или четыре раза за ночь, – ответил он. – Каждую ночь.

– Ты счастливчик, – вырвалось у меня.

– Наоборот. – Он пододвинулся ко мне. – Это ты счастливая.

– Но, серьезно…

– Давай скажем Жаклин спасибо и забудем о ней. На том разговор и закончился.

Жаклин уехала, и меня переполняло счастье. «Этого достаточно. Пространство и время. Этого достаточно», – думала я. Но… Разве такое бывает? Такова уж человеческая натура: тебе дают то, что ты вроде бы хотел, а потом выясняется, что ты хочешь больше. Даже если знаешь, что в процессе получения желаемого можешь уничтожить жизни других. И конечно же, практически сразу мы захотели. Мы не только хотели провести, ночь вместе, это нам удалось, мы захотели провести вместе целый уик-энд, но с этим не вышло. А потом нам захотелось провести вместе еще больше времени, отпуск, и Мэттью сказал:

– Поедем в Индию.

Это же жестоко – предлагать такое респектабельной замужней женщине, которая не смогла вырваться даже на уик-энд в Богнор и, похоже, все глубже проваливалась с ним в колодец страсти. Но с другой стороны, он проваливался вместе со мной. Ни один из нас не контролировал ситуацию. Нас несло ветром, как парусник, потерявший управление. Я не могла пройти mhio магазина, чтобы у меня не возникло желание что-нибудь купить ему… Он не мог выдержать и дня, чтобы не встретиться со мной или не позвонить. Ему предложили работу в Бристоле. Он отказался. Управляющий хостелом лично звонил ему и предлагал подумать. Он не изменил своего решения, и они взяли другого человека. Я пыталась не думать о значимости этого отказа. На бристольской станции «Темпл-Мидс» он сказал мне, что очень, очень хочет получить это место…

Квартира стала нашей в мае, а май – самый прекрасный месяц для влюбленных. Наверное, то же самое я могла бы сказать и о ноябре, если б это был ноябрь. Но май – это действительно чудо. Он теплый, он дарит надежду, он обещает, что лето, как и твое счастье, никогда не закончится. Следует также отметить, что в этом месяце родились и я, и Френсис. С разницей в два дня, он – двенадцатого, я – четырнадцатого. Мы еще смеялись, что и его, и мои родители отдавали предпочтение сентябрьскому сексу. Теперь мне было не до смеха.

В том, что я творила по отношению к Френсису, меня более всего мучил один аспект: он всегда старался сделать меня счастливой. После нашего обручения он так и сказал:

– Я сделаю тебя счастливой. Будь уверена.

Его детство прошло в спокойной, счастливой обстановке, если не считать школьных страхов, и он едва ли мог осознать, каково это – расти в атмосфере страха и тревоги, но хотел, чтобы я поскорее обо всем этом забыла. Он многое знал о преступниках, но абсолютно ничего о том, каково приходилось женщинам, живущим в такой среде. О том, что любую из них могли избить до полусмерти, если она медлила с ответом или не успевала успокоить детей, о том, что любую могли бросить без средств к существованию, о том, что закон до самого последнего времени поворачивался к женщинам спиной. Мне рассказывали или я слышала разговоры о том, что именно соседи защищали мою мать, когда отец совсем уже выходил из себя. Полиция не ударяла пальцем о палец.

– Я думаю, простое человеческое сочувствие заставляло их приходить на помощь, – сказал он.

– Некоторые из них пили с моим отцом, – ответила я. – Это же семейные дела. В те дни закон в семейные дела не лез. Ты это знаешь.

– Как же тебе удалось не повредиться умом? – со вздохом спросил он.

Я попыталась объяснить, что в действительности все было не так уж и плохо, на словах получалось страшнее. Да и помнила я очень мало. Но он этого объяснения не принял. Для него все это было ужасно, и он хотел, чтобы в будущем я видела в жизни только хорошее. И этого добился. Так что, обманывая его, я просто плевала ему в лицо, отвечала черным злом на добро. Я знала, что с его уходом я останусь без любви и защиты. Некоторые любят щедро, стараясь давать, а не брать, другие – жадно, жестоко. Я это знала. Знала и о том, что мой муж – необыкновенный человек. И вместе мы составляли необыкновенную пару. Но на меня обрушилась любовь Бальзака и Шекспира, Пуччини, менестрелей и поэтов. Та любовь, ради которой люди с готовностью рисковали жизнью. По правде говоря, я боролась с искушением, но не так чтобы очень, и искушение победило. По правде говоря, я не хотела быть с моим мужем, моим идеалом, я хотела быть с моим любовником. По правде говоря, несмотря на любящую доброту, которую я видела от него, и годы безопасности и уверенности в будущем, то самое, что обещал мне Френсис, теперь мне хотелось другого. Я чувствовала себя счастливой только с другим мужчиной. Но это еще не все. Впервые в жизни я познала, что есть настоящее счастье. Каково это – чувствовать, что ты действительно живешь.