Читать книгу "Я тебе верю - Нелли Осипова"

– В этом случае, уважаемая абитуриентка, я ничем не могу вам помочь. Сожалею, – он сделал движение, чтобы подняться со стула.

– Нет, нет! Я и не думала просить о какой-то поблажке, что вы! Если каждого непоступившего просто так зачислять в институт, тогда зачем экзамены, конкурс и вся эта катавасия с баллами?

– Как вы сказали – катавасия? Прелесть! Очень меткое и удачное словцо, – воскликнул директор. – Так вы не по этому поводу?

– Ну конечно! – снова стала обретать уверенность в себе Ксюша. – Понимаете, мы с Ваней, то есть Иваном Пастуховым, из одного села… то есть по настоящему из Калуги…

– Какое же это село – Калуга? – удивилась секретарша. – Это древнейший город на Руси.

– Да знаю я, знаю, только мы после сельской школы заканчивали десятилетку в Калуге.

– Вот оно что.

– А потом приехали, и Ваня поступил, а я – нет. По всему получается, что теперь мне дорога обратно, в село, чтобы снова готовиться и через год обратно приезжать.

– Логично и, я бы сказал, разумно – если уж решили стать врачом, надо добиваться своего.

– Это-то да, конечно, да только Ваня не станет без меня в Москве жить, говорит, уеду с тобой в деревню, а поступать буду заново на будущий год.

– Несусветная чушь! – заключил директор.

– Сколько лет работаю здесь, ни разу такого не слышала, – добавила секретарша. – Он что, глупый?

Ксюша обиделась и с достоинством заявила:

– Глупый бы не сдал на максимальный балл, вот что.

– Тогда в чем же дело?

– Дело во мне: он не хочет расставаться со мной, понимаете? Мы с самого детства, с первого класса вместе, а тут вдруг – врозь. Вот он и не хочет. А Ваня упрямый, как верблюд, его с места не сдвинешь.

– Интересно… – усмехнулся директор. – Вы, что же, близнецы?

– Ну какие мы близнецы! Я же говорю: он Пастухов, а я Орлова. Просто мы любим друг друга.

– Вот теперь ситуация проясняется, – улыбнулась секретарша. – Надо полагать, вы тоже не хотели бы провести весь год вдали от него?

– То-то и оно, – радостно заметила Ксюша, довольная тем, что наконец удалось им втолковать такую простую вещь.

– Похвальная преданность, завидная верность… – задумчиво произнес директор. – Ума не приложу, как вам помочь в такой щекотливой ситуации. Полагаю, вы пришли ко мне не просто с просьбой, а с конкретным решением или по крайней мере с предложением. Я прав?

– Вы совершенно правы! – обрадовалась Ксюша. – Я вот как рассудила: надо мне здесь, в Москве, устроиться на работу.

– Правильно, – заметила секретарша, – многие так делают.

– Да только с жильем никак. И тогда я подумала: не может быть такого, чтобы в огромном институте не нашлось для меня работы. Я умелая, скорая, честное слово! Никакой работы не боюсь, а чего не знаю – быстро выучусь, вот только бы вы в общежитии местечко мне выкроили. – Она не мигая, широко раскрытыми глазами смотрела на директора и ждала приговора.

– Мысль светлая и продуктивная, – после минутного размышления заключил директор и, обращаясь к секретарше, добавил: – Надо посмотреть по кафедрам, скорее всего, на Моховой – на анатомии либо на физиологии. Напомните мне завтра, пожалуйста.

– Хорошо, – отозвалась она и записала что-то в своем блокноте.

– Что ж, сударыня, попробуем пристроить вас на работу, а с общежитием придется еще подумать, оно все-таки для студентов, а не для сотрудников института. Наведайтесь ко мне через пару дней.

Ксения встала, смешно поклонилась, готовая расплакаться от радости.

– Спасибо вам бесконечное, я очень на вас надеюсь… спасибо…

Через несколько дней Ксюшу приняли на кафедру анатомии в должности препаратора с предоставлением места в общежитии. Приступать к работе следовало немедленно, чтобы успеть до начала учебного года обучиться у опытного препаратора. Поэтому ребята приняли вынужденное решение не ехать домой, хотя обещали родителям до первого сентября пожить дома.

«Царский подарок» директора, как назвала комендант общежития разрешение на проживание в ее епархии Ксении, отметили маленьким праздником: поехали на ВСХВ, Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, гуляли, разглядывали диковинных коров, свиней, потом набрели на киоск, где продавалась всякая галантерейная всячина, и купили, хоть и недешевую, но крайне нужную вещь – машинку для стрижки волос. Иван долго сопротивлялся, убеждая девушку, что они не могут сейчас позволить себе таких расходов, но практичная Ксюша настояла на своем, объяснив, что с помощью машинки можно сэкономить на парикмахере.

– Да ничего из этого не получится – я же не могу сам себе стричь затылок!

– Зачем же сам? – пожала плечами Ксюша. – Я тебя буду стричь.

– Ты?!

– А что? С первого раза не обещаю, наверняка не получится, а вот… – Ксюша на мгновение задумалась, потом уверенно заключила: – с третьего раза будет шикарно, закачаешься! Не веришь?

– Я всегда тебе верю, – улыбнулся Иван, и такая теплая волна обволокла его, что он зажмурился и замер на мгновение, желая продлить это ощущение.

Они купили эту машинку, упакованную в прелестный футляр, обтянутый коричневой кожей, на которой золотом было написано: ВСХВ, 1937, и она долгие годы верой и правдой служила Ивану. Даже когда машинка потеряла актуальность, футляр, сменив свое назначение – в нем нашли пристанище награды и значки, – сохранялся до конца дней его хозяина…

Усадив Юлю рядом с собой, Алексей медленно тронул машину с места.

– Пристегнитесь и постарайтесь расслабиться. Ни о чем не думайте, не смотрите по сторонам – еще успеете познакомиться с Москвой.

Юля молчала. О каком знакомстве может идти речь, когда все планы и надежды рухнули, и теперь неизвестно, что с ней будет. А что будет с мамой и маленьким Нику?..

Остановившись на светофоре, Алексей взглянул на нее, участливо спросил:

– Все в порядке?

– Не смотрите на меня, пожалуйста, мне так стыдно, – она отвернулась к окну.

– Вам нечего стыдиться, тут нет вашей вины.

– Не думайте обо мне плохо, я, правда, в этом не участвовала, ничего не было… поверьте мне, – она снова заплакала.

– Юлечка, давайте договоримся: во-первых, вы не обязаны ни мне, ни кому бы то ни было ничего объяснять, доказывать, рассказывать; во-вторых, и это главное – я вам верю, понимаете, верю безоговорочно и ныне и присно! Все. Этот вопрос снят, на повестке дня следующий – как можно быстрее восстановить форму, физическую и моральную. Если вы согласны, перестаньте плакать и отворачиваться от меня, лучше всего просто закрыть глаза и думать о приятном.

Юля всхлипнула и кивнула в ответ.

Ехали долго, еще дольше стояли в пробках, и оказалось, что такая монотонность и неспешный марафон даже способствовали умиротворению, успокоению. Только один раз Юля неожиданно спросила: