Читать книгу "Поцелуй любовника - Мэри Грин"

Страх окатил ее ледяной волной. Застыв как соляной столп, она не могла оторвать взгляд от жуткой картины. Пальцы ее машинально вцепились в бархатную портьеру, и она подумала, что нежный бархат никак не сочетается с убийством и жестокостью. В ушах ее прозвучал безумный вопль, и она резко открыла глаза.

Она лежала в темноте, окоченев от страха, а перед ее глазами проносились призраки прошлого – смерть отца, ее поспешное бегство. С улицы доносился голос ночного сторожа: «Три часа ночи. Все спокойно».

Ложь, подумала она. Спокойствие – всего лишь маска. Насилие и жестокость всегда рядом, и они готовы поглотить тебя. Не стоит пытаться их обнаружить – лучше делать вид, что их нет.

Она села в постели и подняла повыше подушку. Спинка кровати заскрипела, когда она оперлась о нее. Подтянув колени к подбородку, она устремила задумчивый взгляд на единственное окно. То окно, которое она разбила, а Ной заколотил досками.

Ночной Лондон не желал засыпать. До нее долетали отдаленные голоса и смех, цоканье копыт, скрип колес. Гдето звякнул дверной колокольчик.

Она чувствовала себя усталой и одинокой. Надежды нет. Это уже вторая ночь, проведенная взаперти, и отчаяние все глубже вонзает когти в ее сердце. Как пережить эти долгие дни, которые ждут ее впереди? С того страшного вечера она не помнит ни одной ночи, когда бы ее не посещали кошмары.

Тишину прорезал звук отодвигаемого засова. Она, вздрогнув, подтянула одеяло к подбородку.

В проеме возник темный силуэт, и она тут же узнала широкоплечую высокую фигуру своего похитителя.

– Я слышал, как ты кричала, – проговорил он, входя в комнату и прикрывая за собой дверь. – Что случилось? Тебя ктото напугал?

– Я кричала? – спросила она, припоминая подробности своего сна. – Да, мне снились кошмары, но я ничего не помню.

Он подошел к ней.

– Тебе снятся кошмары?

– Иногда, как и всем. Разве у тебя так не бывает? – спросила она, пожав плечами.

– Бывает, – признался он и, подойдя к камину, стал разжигать огонь. Вскоре комнату озарили отблески пламени.

– Если бы я вела такую же полную опасностей жизнь, я бы тоже мучилась по ночам, – произнесла она, наблюдая за его неторопливыми движениями. Он подложил в огонь дрова, и пламя разгорелось еще ярче, осветив его лицо. На нем были панталоны, сапоги и рубашка. – Наверное, преступника даже ночью преследуют муки совести.

– И тебя? – холодно осведомился он. – Тебя тоже мучает совесть?

– Нет… только воспоминания, которые не дают мне заснуть. Они такие ясные, отчетливые, как наяву. Даже звуки вновь и вновь всплывают в моем сознании.

Он бросил на нее проницательный взгляд.

– Судя по крикам, воспоминания эти не из приятных.

– Кошмарные сны не бывают приятными, – дрогнувшим голосом проговорила она.

– Ты права. – Он пристально посмотрел на нее, и она крепче обхватила руками колени. В ее огромных глазах застыл страх, волосы спутались, придавая ей беззащитный и жалкий вид. Ему вдруг захотелось обнять ее и прижать к себе, заставив расслабиться напряженные мышцы.

Он неохотно отвел от нее взгляд и снова уставился в огонь.

– Мне кажется, наши судьбы неожиданно соприкоснулись, как две темные дороги, ведущие в никуда и внезапно встретившиеся на продуваемом всеми ветрами перекрестке.

Серина молчала, но он почувствовал, что она с ним согласна. Он почувствовал также, что она изо всех сил старается сохранить свое предубеждение против него, но у нее это уже не получается.

– Я родился неподалеку отсюда, в трущобах Спитлфилдз, среди воров и крыс, – помолчав, заговорил Ник. – Убить человека ради шелкового платка – обычное дело для этих мест. Я воровал на рынке и таскал добычу к одной старухе на Расселстрит. Она потом сбывала краденое за весьма приличную цену и нажила себе большое состояние. Нас было несколько мальчишек – каждому лет по пять, не больше. Мы незаметно срезали кошельки и вытаскивали из карманов шелковые платки – в этом и состояла наша работа.

– И тебе нравилось рисковать? – спросила она. – Воровство – игра со смертью: ведь за украденный платок могут повесить и ребенка.

Он пожал плечами и подкинул дров в огонь.

– У меня не было выбора. Надо было зарабатывать на кусок хлеба. Другой жизни я не знал, но всегда хотел выбраться из нищеты и убожества. Грязь, бедность, пьяные драки в кабаках, зачастую заканчивающиеся поножовщиной. Вонь, отбросы и стойкий запах джина. Ничего не изменилось и сейчас, – вздохнул он. – Только меня там больше нет.

– Надо думать, ты сделал успешную карьеру – от карманника до разбойника с большой дороги, – ехидно заметила Серина.

Он усмехнулся.

– Да, разбойник из меня получился отменный. – Он встал и потянулся, расправляя затекшие мышцы. – Мне повезло больше, чем остальным. Один человек вытащил меня из трущоб и привез в замок. Во всяком случае, для меня это был замок – дом моего приемного отца. Трудно не боготворить человека, который избавил тебя от бедности.

– Ты говоришь загадками.

– Сейчас поясню. Мой настоящий отец был красавцем актером бродячей труппы. Он вскружил голову моей матери, а она была леди и сделала самую большую ошибку в своей жизни, когда с ним сбежала. Вскоре она поняла, что он черпает вдохновение главным образом в джине и пьяных дебошах, но была слишком горда, чтобы бросить его и вернуться в семью. Отец спился и умер в нищете и безвестности, а мы с матерью остались в каморке с тараканами и крысами. Мать тоже стала пить, заливая горе джином. И тут появился мой дядя, брат матери, – единственный человек, который проявил ко мне участие. Он спас меня, но мать не поехала с нами. Мой дядя, которого я называл отцом, умер три года назад, и я лишился самого близкого и надежного друга, какого только можно пожелать.

– Ты говоришь о нем с большим почтением.

– Он был очень хорошим человеком. Почти святой.

– Чепуха! Святых не бывает. Большинство людей стремятся из всего извлечь для себя максимальную выгоду. Многие способны на все ради наживы.

Он подошел к постели и взглянул ей в лицо.

– Горькие слова.

– Но это так – люди все время воюют друг с другом изза денег или власти.

– У тебя наверняка были и друзья.

– Да, моя старая няня, – кивнула Серина. – Няня Хопкипс была совсем как святая. Я очень ей доверяла, а она любила меня безмерно. По сути дела, она вырастила меня, но вынуждена была уволиться, когда я подросла, хотя почти ослепла и не могла зарабатывать себе на жизнь. – Она вздохнула, теребя одеяло. – Я так за нее волнуюсь. Кто теперь даст ей денег? Я ведь уехала.

Он задумчиво посмотрел на ее понуро склоненную головку, и сердце его сжалось. А ведь она умеет сострадать, хоть и старательно это скрывает.

– Может, ее опекает ктонибудь из слуг? Они ведь всегда держатся вместе.