Читать книгу "Невеста для виконта - Эмилия Остен"

– Так говорят, когда скучают.

Отец пожал плечами.

– Столько лет прошло, но да, я скучаю по ней. Временами сильно. – Он помолчал, и я в который раз задумалась: что именно ему известно? Никогда не решусь спросить, так и покину дом, оставив эту тайну нераскрытой.

Пусть. У каждого есть право на тайны.

– Поэтому ты иногда так волнуешься за меня?

– Ты моя дочь. И да, в последнее время волнуюсь все больше. Твоя свадьба скоро, не могу представить, что моя маленькая девочка все же покинет этот дом.

Я спросила прямо:

– Тебя беспокоит, что мой жених – виконт де Мальмер?

– Меня беспокоит, что он намного старше тебя. Он хороший человек, не спорю, и все же не понимаю, отчего ты не выбрала кого-нибудь помоложе.

– Папа, ты ведь знаешь, как это бывает, – заметила я, убирая руки за спину и там сцепляя пальцы: привычный, унаследованный жест. – Ты просто видишь человека и понимаешь, что тебе нужен он. Только он и никто другой.

– Да, – сказал он, – да, я понимаю. И все же… Отец де Шато вот тоже переживает за тебя.

Я почувствовала себя кошкой, у которой дыбом встает шерсть на загривке.

– Отец Реми говорил с тобою обо мне?

– Мы беседовали обо всех членах нашей семьи. Но о тебе особенно. Я знаю, моя жена попросила священника наставить тебя в вопросах брака. – Отец никогда при мне не называл мачеху по имени – он все чувствовал. – Но он все равно меня расспрашивал. Его интересовало, любишь ли ты виконта и отвечает ли тот тебе взаимностью, я отвечал, что да. Это ведь так?

– Но ведь я хочу выйти за него замуж, – принужденно рассмеялась я, – что же тут неясного?

– Действительно. Действительно, – отец имел привычку некоторые слова повторять дважды, хотя с ним и так мало кто спорил. – Ну, оставим эту тему. Сегодня пойдешь на исповедь к святому отцу, там и поговорите с ним.

– Непременно.

О, я не упущу этот шанс. Отчего отца Реми так волнует моя любовь к жениху? Взялся за дело наставлений невесте со всем возможным энтузиазмом? Танцевал со мной вольту, чтобы проверить на прочность мои моральные устои? Что ему вообще нужно, почему он привязался ко мне?

– Чучело отдохнуло, – сказала я.

– Отдохнет еще немного. Сейчас придет отец де Шато, мы с ним теперь фехтуем по утрам.

У меня челюсть отвисла.

– Что вы делаете?!

– Он вполне неплох для сельчанина, – сказал отец, будто оправдываясь. – Только дерется грубовато. Но это недостаток практики. Не дуэлянт он, этот священник, не дуэлянт.

– Куда ему до тебя!

– О, все давно в прошлом, – отец самодовольно погладил бородку. – А вот и он. Доброе утро, отец де Шато.

Он один во всем доме не называл нашего кюре отцом Реми.

– Доброе утро, – ответили от двери, и я обернулась.

Без своей привычной сутаны священник выглядел более чем странно. Я видела его лишь в черном, да еще в невнятной серой рубахе, когда он болел; в белой рубашке, штанах из оленьей кожи и ботфортах я не лицезрела его ни разу. Отец Реми еще не брился утром, и его седая щетина казалась такой мягкой на вид. Он шел к нам, у пояса болтались знакомые четки, на шее блестела толстая цепочка – крест прятался под рубахой.

Таким я его и запомню, подумала я, покрепче сдавливая пальцы. Лен, оленья кожа, танец четок и серебро на лице и шее.

– Дочь моя, сын мой, – отец Реми поклонился.

– Когда вы называете меня «сын мой», мне кажется, что-то в мире идет не так, – сказал мой взрослый папенька.

– А между тем все на своих местах. Приступим же?

Мужчинам явно не терпелось заняться исконно мужским делом – дракой, и я поспешно ушла на свою скамеечку у дверей.

Священник взял из стойки тренировочную шпагу и встал напротив отца; они обменялись коротким салютом, затем, не медля, бросились друг на друга. Это походило на драку двух петухов в птичнике, я только и ожидала, что перья полетят. Я слишком мало понимала в фехтовании, чтобы оценивать финты и уловки, мне казалось лишь, что отец плетет кружево боя, а священник пытается это кружево побыстрее разрубить. Через некоторое время мужчины остановились, тяжело дыша.

– И все-таки вы слишком грубо рубитесь, – заметил папенька.

– Меня учили не сражаться, а убивать, – сухо объяснил отец Реми.

– Так, может, преподать вам урок красивого сражения?

– Это для дуэлей. А я на дуэлях не дерусь. Знаете ли, Господь против.

Он прошел к столу, на котором стоял кувшин с водой, налил воды в кружку и выпил. Я глаз не могла от него оторвать. Без своей сутаны отец Реми преобразился; оказалось, у него красивые ноги, и весь он опасен и тих, как полуголодный хищник. Куда он прячет эту живость во все остальное время? Отчего она дает о себе знать лишь иногда – в танце и битве? Наверное, он думает, что нужно подавлять природу, что заунывное бормотание молитв Господу угоднее, чем живое движение, чем смех, чем острота взгляда. Наверняка молится об этом проклятом смирении, низводит свою душу в паутину и серость, лишь бы не нагрешить, лишь бы вымолить у Бога кусочек рая побольше, как у короля выпрашивают надел побогаче.

Я знаю, как священники убивают плоть. Знаю, как достигают религиозного экстаза, как хлещут себя по спине плетью-семихвосткой, изгоняя даже крохотные мысли о мирском. Когда я приходила к отцу Реми в келью, то не видела плети, но и спину его не видела; вполне возможно, он фанатик, вечно казнящий себя за простой факт, что жив. Что он больше, чем хочет церковь. Самому себя ломать, смирять и никогда не достигать совершенства – это ли не ежедневная пытка, это ли не испытание для сильной, но запертой в клетку души?

Отец Реми вернулся на середину зала и снова встал в боевую стойку, я поднялась и вышла.

Не могла я больше на это смотреть.

За завтраком мы все помалкивали. Просидели, косясь друг на друга, я комкала хлебный мякиш и старалась ни на кого не смотреть. Отец Реми вел себя как обычно: прочел молитву, роняя с сухих губ продолговатые жемчужины латинских слов, молитвой же завершил трапезу, пожелал всем удачного дня и ушел к себе в капеллу. Я ускользнула в свои комнаты и еле дождалась полудня, чтобы отправиться к исповеди.

Отец Реми поджидал меня вновь на первом ряду, вновь за чтением молитвенника – ничего не изменилось. Я села рядом с ним.

– Не знала, что вы фехтуете с моим отцом.

Он закрыл молитвенник.

– Думаете, это плохо?

– Ничего такого я не сказала.

– Тогда почему ушли сегодня? Ваш отец говорит, обычно вы любите наблюдать.

Священник успел побриться, от щетины не осталось и следа. Серебро теперь оставалось только в волосах – немного, но было.