Читать книгу "Дом золотой - Светлана Борминская"

У раскрытых настежь ворот стоял сам начальник Соборского УВД полковник Шафранов, чуть поодаль участковый южной части города Кладовкин и какой-то человек с таким лицом, про которые обычно кратко говорят – из органов.

После положенных и обязательных сердечных слов об усопшей генерала попросили вспомнить, не было ли чего-то необычного в последние дни, даже не дни, а недели. Угроз там или наоборот каких-то подарков, которые могли подарить, оставить, передать?

– Не понимаю. Скажите без загадок, что вы имеете в виду? – спросил генерал, продолжая думать: разве любят мужья своих жен, прожив тридцать лет? Нет, конечно, хотя… Я, кажется, любил, или нет? Редкий человек любит свои морщины или уши, которые к старости отвисают и отвисают ближе к земле.

– Так вы не помните? – не умея говорить без загадок, снова спросил Шафранов, незаметно, как ему казалось, разглядывая начальника унитарного предприятия по захоронению ОЯТ.

Генерал сидел в домашней одежде – кремовых брюках из плотного хлопка и рубашке в тонкую полоску, в каких обычно отдыхают у камина французские буржуа, и с длинным лицом цвета недельного дождя. Он, этот человек, присланный из Москвы, так диссонировал с двумя бравыми провинциальными милиционерами, у которых и глаза, и щеки, и губы блестели ярко, как спелые ягоды. И свинцовый на вид сотрудник из органов тоже выглядел не инвалидом.

– Не понимаю, – повторил Бересклетов и замолчал, глядя на сидящих напротив него Шафранова и участкового Кладовкина. Разговор происходил в большой деревянной комнате на первом этаже, в которой пахло, как в лесу.

– Водитель молоковоза, в который врезалась ваша жена, утверждает, что сначала что-то взорвалось в салоне ее машины. И только после этого иномарка вашей жены потеряла управление.

– И? – пожевал губами Бересклетов и вздохнул.

– Хотя бы предположите, – наклонил голову полковник Шафранов, – что могло послужить взрывом в салоне «Краун-виктории» вашей супруги?

– Я не знаю, – через какое-то время твердо сказал Бересклетов. – Разве такое могло быть?

– К сожалению, – уже уходя, повторил полковник Шафранов. – Могло. Может, что-то вспомните? Не сразу…

Я ведь давно не люблю ее. Или люблю. Как можно любить свои кишки или шишку на ноге? Но без своих мокреньких кишок или без этой мозоли, генерал согнулся в три погибели и пощупал шершавый натоптыш через пятисотрублевый носок. Но без них я не я. Они мои. Зачем ее не стало? Зачем она сгорела? Лучше бы бегала, ругалась с зеркалом, из которого на молодую душой Любу сердито поглядывала старая русская тетка в буржуазной одежде.

Что Любаша не возила в своей «виктории» гранаты РГД-5, пластит, завернутый в «МК», и бидон с нитроглицерином, Эдуард Бересклетов мог поручиться головой. Мог. И никаких угроз, подарков, чужих вещей в последние пять лет не получал.

Ну, не считать же угрозой подернутые дымком чего-то, что еще только предстояло познать, дожив до своих девяноста лет… Генерал Бересклетов с трудом вспомнил, как старый дедушка, живущий напротив, – как его там? – Ефим Гаврилыч Голозадов, поглядывал на него. Эдуарду было ясно и понятно без слов значение такого взгляда. Он и сам не раз так смотрел на своих врагов. Где они теперь? А их нет. Так получилось, что всех врагов Бересклетова обычно «съедала моль».

Кстати, последние полгода дедушка, едва живой и пыльный, как и все старики, на Эдуарда не глядел. Так, поглядывал. Жил себе, копался на грядках, ходил куда-то, стуча палкой с такой силой, что только искры из асфальта высекал. А сам-то дряхлей мумии. Даже как-то поздоровался. Увидел генерала и «здравствуй» говорит. И даже с Любашей у него был минутный разговор, когда она объезжала деда на дороге, не дожидаясь, пока тот свернет на обочину.

Любаша, Любаша, улыбалась всем бабкам, не гордилась, хоть и москвичка, а все равно русская, ну баба и баба…

Эдуард подошел к зеркалу, быстро глянул в него, не узнал там никого и понял, что прежней жизнь уже не будет, она ушла, эта жизнь, вместе с Любой, а жизнь без Любы еще не пришла, и он повис на нитке прямо над землей, на которой взрываются женщины.

Кто?

Когда в лоб задают хоть какой вопрос, редкий человек, если он скорее старик, чем ребенок, ответит навскидку. У малышни-то, ясно, на любой вопросик сразу же и ответик имеется.

На следующий день, выезжая на работу, Э. Бересклетов вспомнил, как за неделю до Любиной смерти чуть не наехал на одного такого толстого и свиноподобного молодого мужика, который нес под мышкой коробку, мятую и масляную, кажется, с консервами. И на сигнал уронил ее и обложил генерала таким матом, который даже сам Эдуард позволял себе нечасто.

– Куда е…! ..! …ть! …уй! …!!!

Может, он подложил заряд Любе под днище «виктории»? Эдуард, отъехав тогда от матерящегося на всю улицу Брэка, а это был Брэк, – позвонил прямо из машины в Южный ОВД участковому Кладовкину и с красным негодующим лицом тогда еще предупредил:

– Имейте в виду…

– Конечно, – быстро нашелся участковый.

И кража двух черно-белых телевизоров, пары почти новых ботинок и двадцати одной банки просроченных фасолевых консервов в свином желе раскрылась практически сама собой, и в небывалые сроки. Правда, Брэка до суда (Маятника он не выдал) отпустили, где же на него в СИЗО харчей напасешься?

– Могли, – подъезжая к воротам хранилища с ОЯТ и останавливаясь у первого шлагбаума, задумался и не заметил, что шлагбаумщик, моргая глазами, смотрит на него уже четверть часа.

Кто же еще?

Может, «зеленые»? Вспомнив тот московский десант, взбудораживший почти на неделю, хотя взбудоражились в основном местные власти. Нужно подумать, вспомнить, проанализировать.

И еще один недруг имелся, но… Он сейчас сидел в Москве, в Совете безопасности и, по проверенным данным, занимался исключительно набиванием собственных счетов в цюрихском и кельнском банках.

Нет, нет, не они, сжав голову руками, не поверил в воспоминания генерал.

Кто?—2

Соборские мужчины никогда не отличались богатырским ростом, и Брэк с Маятником выглядели на сером фоне низкорослых горожан впечатляюще. Молодые и перспективные, сдобный флегматичный Брэк и хрупкий, постукивающий при ходьбе костями Маятник. Их видно было за две улицы.

Оба – не подумайте чего плохого – работали. Рыли могилы за наличные деньги на дальнем Царевском кладбище, а ближнего в Соборске и не было никогда. Историческая несправедливость.

А так как на Пухляковской, кроме этих двух вышеозначенных персон, никаких других хулиганов не наблюдалось, автоматически – по звонку генерала – их стали проверять. Где в момент взрыва иномарки генеральши находились оба – Роман Шмильевич Брыкин и Евгений Рустамович Ариффуллин. Если по-простому – Брэк и Маятник.

И ничего подозрительного обнаружено не было. С утра они рыли могилу. Одному такому, Апухтину, который сам, без чьей-либо потной руки помер, опившись водкой. Чем изрядно облегчил жизнь своей замученной им же семье.