Читать книгу "На основании статьи... - Владимир Кунин"

— Он, может, Ломоносов наших дней, — добавил Леха Петраков. — А то и так уж — ни вздохнуть, ни пернуть.

Костя Степанов промолчал. Делал вид, что вчитывается в последнее донесение одного из своих особо ретивых информаторов.

А Кириллу Теплову вдруг причудился он сам — в детстве… Пяти… или шестилетний, больной, с замотанным горлом, температурой… И холодный мраморный подоконник в их довоенной квартире на Чайковского… Вспомнил соседа с третьего этажа — огромного, наголо бритого дядю Шуру…

— Можно сказать? — неуверенно спросил Кирилл.

Степанов не ответил. Вчера, как и сегодня, допросы и очные ставки затянулись глубоко за полночь, и когда Костя под утро вернулся домой на Петроградскую, он увидел, что от него ушла жена. И увезла восьмилетнюю дочь Лизу.

«Я люблю другого человека. Пожалуйста, оставь нас в покое».

Вот и все, что было написано на листе ученической тетрадной бумаги в косую линеечку. К кому она ушла, Костя знал.

— Черт подери! Можно мне наконец сказать? — раздраженно проговорил Теплов.

— Нет. — Степанов даже не поднял глаз от донесения.

И подумал, что с «тем человеком» ей, конечно же, будет лучше.

— Мы же с самого начала договорились с тобой, что ты будешь только наблюдать и помалкивать, — сказал он Теплову.

Теплов выскочил из-за стола, задохнулся от возмущения:

— Я при ваших подследственных хоть слово проронил?! Уже месяц я, как мудак, торчу здесь день и ночь! Вы работаете, и я работаю!

— Вот ты, как мудак, мне тут истерики и не устраивай. С меня и сидельцев хватает. Тебя сюда никто не звал, — жестко сказал Степанов и представил себе, что Лизе придется менять школу. «Тот человек» жил совсем-совсем в другом конце города, на Выборгской стороне. — Вали-ка ты, товарищ корреспондент, отсюда к такой-то матери и занимайся своим делом. А мы будем заниматься своим.

Кирилл Теплов передохнул и неожиданно спокойно и холодно произнес:

— А хрен тебе в грызло, Костя. Теперь это и мое дело. Слышишь, Степанов? Теперь это мое дело не меньше, чем твое. И я не дам тебе подвести Алимханова под высшую меру! Болт я забил на ваши сраные запоздалые, людоедские дополнения к Уголовному кодексу. Нужно будет, я через свою газету на весь Союз так пасть открою, что, поверь мне, очень многим мало не покажется!

Он прекрасно знал: все, сказанное им сейчас, — бред собачий! Его газета никогда не напечатает ничего подобного. А за попытку выступить против любого решения Верховного Совета он будет выкинут из журналистики ко всем чертям. Это в лучшем случае. В худшем — психушка.

Но сейчас ему нужно было если не на весь Союз, то хотя бы вот в этой большой комнате с высокими «сталинскими» потолками что-то сломать в традиционно послушном ведении следствия:

— Необходимо собрать всяких официальных спецов по драгметаллам, чтобы не мы, а они доказал и твоей прокуратуре, что изделия Алимханова — фальшивка и его монеты — не что иное, как хорошо выполненные игрушечные модели царских империалов конца прошлого века. О чем говорят даты на самих подделках — тысяча восемьсот девяносто третий год, и так далее… И денежными единицами Советского государства они никогда не были! Оборота в пределах СССР не имели, а как истинно русские сувенирные матрешки и балалайки, уходили за бугор….

— …чем подрывали враждебную нам западную капиталистическую экономику! — облегченно и радостно заржал Леха Петраков.

Майор Зайцев очнулся от оцепенения, даже головой покачал:

— Толково.

— Не очень, — буркнул Степанов. — «За бугор» — не наша компетенция.

Он потыкал пальцем в потолок. В четвертый этаж, полностью отданный Комитету государственной безопасности.

— Но попробовать можно. В конце концов, сравнительный следственный эксперимент мы провести обязаны. Все свободны. До завтра, — глухо проговорил Костя и подумал:

«Застрелиться, что ли?..»

Было три часа ночи.

«Ах, как не вовремя уехала Зойка!.. — глядя на капельницу, тоскливо думал старик Теплов. — Когда она рядом — все как-то проще и понятней…»

Он смотрел, как доктор Кольб маленьким пластмассовым колесиком регулирует скорость прохождения раствора в его вену.

— Что это, доктор? — спросил Кирилл Петрович.

— Я встретил вашу жену в коридоре. Она скоро вернется, — ответил доктор Кольб. — Фрау Теплов просила сказать вам, что это — витамины…

«В самом деле?» — хотел спросить Кирилл Петрович, но забыл, как это говорится по-немецки. И просто поднял глаза на доктора:

— Erlich? — что по-русски значило: «Честно?»

На что доктор Кольб улыбнулся и похлопал его по плечу:

— Герр Теплов! Мы сделаем все, чтобы вы ушли от нас совершенно здоровым. А сейчас, извините… Я должен помочь герру Когану. Если у него возникнут вопросы, пожалуйста, поработайте переводчиком.

Доктор Кольб подошел к кровати Рифката, где сестричка и анестезиолог уже настраивали и подключали свой красивый аппарат.

Рифкат сидел на кровати, свесив старческие жилистые босые ноги. Он был в одних трусах, без рубашки. Сидел, испуганно выставив на всеобщее обозрение всю галерею ужасающе бездарных татуировок своего прошлого тюремно-лагерного и ссыльно-поселенческого советского столетия, и, ничего не понимая, затравленно смотрел на Кирилла Петровича…

Помимо следователя по особо важным делам прокуратуры города Ленинграда К. Степанова, дознавателя УООП… или ГУВД? Кто помнит!., майора милиции Н. Зайцева и старшего оперуполномоченного отдела уголовного розыска капитана милиции А. Петракова, в следственном эксперименте участвовали еще несколько человек.

Два ужасно важных типа из Государственной Пробирной палаты, невероятно похожих на портреты членов Политбюро, торжественно и строго реющих над полупьяной первомайской демонстрацией.

Три крайне самодовольных представителя «Росювелирторга» в дорогих дакроновых костюмах и…

…два испуганных ломбардных приемщика золота и драгметаллов с такими откровенно жуликоватыми физиономиями, что Леха Петраков чуть сознание не потерял от бесконтрольного охотничьего всплеска — немедленно их «хватать», «держать» и «не пущать»!

Ну и, естественно, зорко наблюдающий за следствием специальный корреспондент Очень Центральной Газеты Союзного значения — известный журналист К. Теплов.

Он там присутствовал для последующего создания гневного эпохально-газетного произведения, выражающего мнение Партии и всего Советского Народа. А как известно: «Народ и Партия — едины!»

Пробирная палата предоставила следствию три подлинных «империала» — золотые монеты 1893 года достоинством в 10 царских рублей.

Со специальными сертификатами, для унизительного и смехотворного сравнения с «фальшаком», кустарно изготовленным каким-то уголовником, ранее торговавшим старыми мотоциклами. Правда, «алимхановских» десятирублевиков они еще не видели…