Читать книгу "Трепет - Сергей Малицкий"

«Выкину, как только впитает в себя», – пронеслось у нее в голове. Кама оглянулась. Едва различимый ветерок продолжал закручивать снежные вихри, даль тонула во мгле, хотя солнце должно было уже подниматься над Сухотой. Кама вспомнила, как была она поражена, когда почти шесть лет назад Виз Вини привела ее и Эсоксу в башню ордена в Эссуту и с высоты Кама разглядела странный лес, начинающийся на краю руин. Сухота оказалась не только безжизненной равниной, но и обиталищем чужой жизни. Той жизни, о которой девушка думала, что оставила ее за спиной в подземельях Донасдогама навсегда.

Нет, спать ей точно не придется. Мороза еще не было, но, если он сгустится да прихватит пока что спокойную воду ледком, до Алу она точно не доберется. Конечно, можно забрать к северу и пристать к берегу, но куда она пойдет после? До Бэдгалдингира почти тысяча лиг Сухоты. А в Дакките ей делать нечего. Вряд ли там забыли, кого обвинили в убийстве короля и королевы. А куда она пойдет из Алу? И почему через Змеиную башню?

Размышляя так, Кама скрутила тяжелый суконный пояс с драгоценной начинкой, убрала его в свой мешок, прихватила сверху скрученный же пояс с оружием Портенума, его не такой уж тяжелый мешок. Вгляделась в обычный короткий меч, кинжалы, ножи. Зачем мурсу оружие?

– Спрашивай, – снова раздалось в голове, когда Кама уже опять сидела на скамье, отталкивала веслами темную воду и, согреваясь, думала о том, что, если и ударит мороз, не успеет схватиться озеро. Не успеет. Главное, чтобы ветер не усилился. Насмотрелась она из окон ордена на бури на озере, ничего в них нет хорошего. Правда, месяц бурь уже минул…

– Спрашивай.

Она вздрогнула, но грести не перестала. Орс сидел на прежнем месте.

– Что спрашивать? – не поняла она.

– Все, – пожал он едва различимыми плечами. – Я не Виз Вини, расскажу все, что смогу. Тебе можно. И тебе это нужно. Я знаю. Конечно, если ты можешь спрашивать, не выпуская из рук весел. Ты хорошо гребешь. Ты сильная, даже странно – сила в таком чудесном теле… Но можешь не волноваться. Сухота – не лучшее место для жизни, но долина Иккибу, пока она не стала Сухотой, была благословенным краем. Даже морозы тут начинались на неделю-две позже. Мы успеем.

– Куда? – не поняла Кама.

– Успеем выбраться, – неопределенно ответил Орс. – Спрашивай.

– Как ты говоришь? – невольно вымолвила Кама. – Тебе же… нечем говорить?

– Хорошо, – рассмеялся Орс. – Мне редко приходилось общаться с кем-то в этом облике, но первый вопрос как раз всегда такой. Или еще о том, зачем мурсу лицо? И вообще, что такое мурс?

– Что такое мурс? – спросила Кама.

– Нелюдь, – ответил Орс. – Не человек. Или, как еще говорят порой, нечисть.

– Нечисть – это о чем-то поганом, – не согласилась Кама.

– Ну, не думаю, что ты уже воспылала ко мне симпатией, – усмехнулся Орс. – Но тут я тебя не обрадую. Ответить мне тебе особенно нечего. Мурс – это дух. Дух есть в каждом. И в тебе, и в гахе, и даже в аксе. Кстати, ты и слышишь меня только потому, что я обращаюсь к твоему духу напрямую. Но твой дух связан с твоим телом. Он его часть и освобождается только тогда, когда телу приходит конец. Но никто из смертных не становится после смерти мурсом. Когда придет время, твой дух отправится к престолу Всевышнего, но где этот престол, где дорога к нему, мне неведомо. Мурс – чистый дух. Чистый и… слабый.

– Слабый? – не поняла Кама.

– Мурса легко подчинить, – мрачно произнес Орс. – Не человеку, хотя и среди людей много тех, кто обладает силой. Тех, кто способен не только извлекать мум из всего, в чем тот накапливается, но и служить его источником. Я не могу тебе сказать, откуда взялись мурсы, кем они были раньше, кем они будут после, но именно мум, иначе говоря, магическая сила – воздух и пища любого мурса. Тот, кто владеет мумом, может овладеть и мурсом. И если мурсом овладеет зло – и мурс станет злом. А уж облик мурса, его голос – это отзвук чего-то прежнего. Того, что скрыто во мгле. Кто знает, может быть, когда-то я был человеком с тем самым лицом, которое ты видишь, а может быть, этим лицом меня одарил Создатель, уже лепя мурса из праха сущего. Впрочем, слово мурс – плохое. Оно окрашено страхом и ненавистью, потому что когда-то давно, еще до той страшной войны с Лучезарным, мурсы были источником бедствий. Одаренные своим властителем толикой твердости, они несли болезни и смерть в Анкиду.

– А как же тогда называть мурса? – не поняла Кама.

– Вестник, – произнес Орс. – Посланник, слуга, помощник, хранитель. Так это… задумывалось. Не могу сказать точно… Прошлое затянуто чернотой. Так что – пока – мурс. Тем более что всякий или почти всякий мурс теперь – опасность.

– Ты нет? – спросила Кама.

– Я нет, – ответил Орс.

– Почему? – спросила Кама.

– Почему ты должна мне верить? – переспросил Орс.

– Нет. – Кама продолжала грести. Снег чуть ослабел. На темном небе в облаках обнаружилось светлое пятно, но берега по-прежнему были неразличимы. – Просто – почему?

– Не хочу, – ответил Орс после долгой паузы. – Мне неведомо мое прошлое, во всяком случае, дальнее прошлое, но я не хочу. Я… насмотрелся многого. Многое помню как сквозь туман. Вижу не лучше, чем ты видишь сейчас берега. Но чувствую тяжесть и боль. Почти такую же, как почувствовал телом Портенума, когда стрелы входили в его спину. Не хочу.

– Почему? – повторила вопрос Кама.

– Тебе приходилось пережить что-то, чего ты не хотела бы повторить никогда в жизни? – ответил вопросом Орс.

«Никогда в жизни?» – спросила себя Кама и мгновенно вспомнила самое страшное – великана свея, бросающего трезубец в ее мать. Падающих, захлебывающихся кровью Нукса и Нигеллу, Лауса, отца… Слезы наполнили глаза, спазмы перехватили горло.

– Есть, – процедила сквозь зубы Кама. – Но не получится повторить. Никак. Некем.

– Всегда найдется чем наполнить чашу горя, – прошептал Орс. – Даже тогда, когда все его источники кажутся пересохшими.

– Что ты понимаешь об этом? – горько спросила Кама.

Весла продолжали резать воду, пот пробивал тело. Да уж, день, ночь, даже больше она выдержит, но что потом будет с ее телом? Хотя вряд ли у этого мурса есть еще и нюх.

– Ничего, – ответил Орс. – У меня своя боль. Я не могу говорить за других, но тогда…

Он замолчал надолго. Так надолго, что Кама стала всматриваться в его лицо. Веки Орса были закрыты, губы плотно сомкнуты. Наверное, если бы он был человеком, она бы услышала скрип зубов. Скулы его, во всяком случае, подрагивали. Наконец он проговорил, не открывая глаз:

– Я мало помню, что было до битвы при Бараггале. Все как в тумане. Но тогда… Тот миг, когда все уже шло к концу, когда Лучезарный стал проваливаться сквозь сущее, крича от ненависти и изрыгая хохот в сторону обращающегося в уголь, терпящего муки Энки, я помню отчетливо. Помню живые факелы под священным холмом. Трупы. Кровь. Магию, разлитую, словно море, магию вокруг. Столько мума, что можно было захлебнуться. Но ужаса еще больше. Помню взлетевшие в небо семь огненных звезд. Помню горящий шнур, словно горящую змею, который рванул на собственной шее Лучезарный. Все это продолжалось один миг. Один долгий-долгий миг. И я очнулся именно тогда. Очнулся и ужаснулся. Тому, что было, тому, что есть, и тому, что будет. Потому что, исторгаясь из этого мира, его губитель продолжал уничтожать его. Исчезая сам, оставлял зерна, которые должны были прорасти и погубить эту землю. И меня в том числе. И я спрятался.