Читать книгу "Академия родная - Андрей Ломачинский"

Рядышком бухается Коля. Встаёт на карачки, растерянно трясет головой. Затем снимает парашют. Парашют его мало интересует. Как малое дитя он начинает прыгать на одной ножке, потом снова падает, обнимает землю, нюхает цветы, целует гриб-поганку. Хорошая штука жизнь! Наконец, все успокаиваются, заталкивают парашюты в сумки и идут навстречу выехавшим машинам. Мы ещё пару недель половим удовольствие от воздушно-десантного бытия, а оставшуюся жизнь проживём настоящими мужчинами, научившимися летать.

БОСЯК НА ОРИЕНТИРОВАНИИ

В последнюю неделю пришло нечто под названием «западный циклон». Литовское небо, и до этого не шибко отличавшееся голубизной, затянулось свинцовыми тучами. Тучи редко оставались без дела – основным их занятием было ронять тяжеленные капли холодного дождя. В наступившем безветрии эти водные глыбы, словно миниатюрные бомбы, летели строго вниз, а потом взрывались мелкими всплесками в образовавшихся повсеместно лужах. Когда капли попадали на пилотку, раздавался глухой звук и по лицу проливалась холодная струйка. Наш взвод опять превратился в тридцать три богатыря, выходящих из пучины морской. Наступила стойкая нелётная погода. В нелетную погоду полковнику Ридкобороду надлежало с нами проводить теоретические занятия и семинары. Но Ридкобород был добрый дядька – в нелетную погоду у нас сплошняком шли практические занаятия по военной топографии, ориентированию на местности с отработкой приёмов проведения малых диверсионных и разведовательных групп по тыловой территории противника.

Сразу после подъёма Ридкобород появлялся в расположении, затем туда подъезжал Мама на «Уазике». Ридкобород приносил карты и компасы, Мама привозил сухой паек. Взвод делился на рейдовые группы по три человека. Каждой рейдовой давали карту и маршрутное задание. Надо было найти на местности ориентиры и заложить там в указанных местах герметичные баночки, в которых лежал простенький рапорт с номером группы, описанием пройденного маршрута и хронометражом – временем прохождения ориентиров. Вернуться в часть до двенадцати ночи, дополнительное время – до двух, а до четырех утра период ожидания. А потом ЧП и розыски, если кто где заблудился. Но никто не блудил, и дядька Ридкобород с Мамой спокойно объезжали места вчерашних закладок и снимали рапорты. А потом они уезжали в какой-нибудь ресторан в Каунас или даже в Вильнюс и там, наверное, эти записки анализировали, проверяя выполнение поставленных задач. Понятно, что для нас вместо занятия получалось ежедневное увольнение на природу. Одно плохо – маршруты были длинными, и на них приходилось серьёзно бегать.

Наша рейдовая группа состояла из меня, Коли и Шлёмы. Вообще-то Шлёму звали Игорь Ламин, но как-то Ламин незаметно трансформировался в Шлёму. Шлёма был из Новосибирска. Отец его был доцентом-математиком, которого, как частенько случалось с интеллигенцией в расцвет социализма, вдруг обуяла страсть к природе. Так вот, доцент Ламин-старший наплевал на свой университский статус и ушел в тайгу охотником-промысловиком. И надо сказать, что таёжные навыки умудрился своему сынуле передать. Шлёма для нас оказался просто кладезем ценной информации, чукчей-зверобоем-следопытом. Он всё знал лучше аборигенов – где какая травка растёт, где какая зверюга пробежала. Так что наша группа не только всегда показывала отличное время и находила кратчайшие пути, но еще и с добычей всегда возвращалась.

Вначале мы шалили мало – наберем медку на какой-нибудь пасеке, надерем зелёных яблок, а то и спелой вишни или крыжовника с чьего-нибудь сада. Трясли раколовки и рыбацкие сети на Нямунасе. Сбор грибов, черники и дикой малины «шалостью» не считался, так как это была собственность социалистическая, а значит, общедоступная. Потом мы решили, что надо с начальства во всём брать пример, и стали прикупать на маршруты винца, а то и водочки. Однако бегать во хмелю тяжеловато. Поэтому мы старались по возможности использовать попутный, а то и не совсем попутный, транспорт. Лучше всего такси – на троих в складчину не дорого получалось. Можно было в рекордно короткие сроки сделать закладку, а потом спокойно идти в кино или на танцы. На танцах нас тогда местные совсем не обижали, да и трудно было обидеть эскадрон гусар летучих, которые сами кого-нибудь обидеть не против. К тому же десантура народ дружный, а их вокруг целая дивизия.

Накануне нам выпало бегать по болотам, устали как черти, да еще у Шлёмы БД совсем по швам расползлись. БэДэ – это вам не бидэ, это ботинки диверсанта. Добрый дядька Ридкобород на следующий день над нашей рейдовой группой сжалился и дал нам самый лёгкий маршрут. А Мама привез для Шлёмы совершенно новые ботинки. Мы обзавидовались, потому что остальные обуты были в списанное старьё. В новых ботинках и камуфляже Шлёма смотрелся как настоящий диверсант-разведчик. Получив задание, мы построились, козырнули, и Коля, как старший группы, резво скомандовал «бегом марш». Бежали мы метров сорок, до казармы. За углом казармы в тени была курилка, там мы и сели на лавочку неспешно обсудить предстоящий день. Бежать по указанному дядькой Ридкобородом маршруту мы единодушно сочли недопустимой глупостью. Решили бежать на автостанцию, откуда спокойно уехать в Бирштонас. Там сойти, пересечь лес, найти указанную поляну и дуб с дуплом. Туда заложить записку с теоретически просчитанным маршрутным хронометражом и вымышленным описанием. А потом… Потом мнения учёных разошлись. Коля предлагал пойти в какой-нибудь буфет, потом на лодочную станцию, а потом в кино на вечерний сеанс. Шлёма предлагал в кино не ходить, а прямиком завалиться на дискотеку в Пренайский дом культуры. Мне же было как-то параллельно – хоть на танцы, хоть в кино, хоть играем в домино. Кинули монетку, выпало танцевать.

На автостанцию мы прибыли без приключений. Посидели в кустах, пока мимо не проехал уазик с Мамой и Ридкобородом, потом вышли, за двадцать копеек с носа купили себе билеты, сели в атобус и поехали. Первая заповедь диверсанта – лучше плохо ехать, чем хорошо идти! Не доезжая пару километров до Бирштонаса, попросили водителя остановить, вышли посреди леса и взяли по компасу нужный азимут. По прямой до полянки получалось всего километров пять. Однако ломиться через буреломы и чащобы нам показалось неразумным, и мы выбрали облегченный вариант по грунтовой дороге. Получается на пару кэмэ больше, зато комфортней. Вышли мы на эту дорогу, и тут начался знаменитый литовский дождь. Дорога за минуты превратилась в заполненную коричневой жижей канаву. Если по такой часок пошагать, то танцы отменяются автоматически из-за непотребного внешнего вида танцоров. Шлёма же нас уверяет, что стесняться нечего – на обмундировании защитного цвета маленькая грязь не видна, а большая сама отпадёт. Вот только новые ботинки ему жаль. С этими словами он остановился, снял ботинки и повесил их на наш вещмешок. У нас был всего один вещмешок на всю группу, который мы несли по очереди. Так и пошел он дальше по этой грязюке босиком. Мы были не готовы повторить Шлёмин подвиг и разуваться не стали, но его ботинки несли безропотно.

Шел Шлёма, шёл, да стали у него наколотые стопы болеть. Бросил бы это дело в дикаря играть, обулся бы… нет, не хочет. Наткнулись на брошенную покрышку. Шлёма достал нож и сделал какие-то широченные и длинющие чуни, не то лыжи, не то сланцы. А в них еще хуже идти – и ногу трёт, и застревает. Но уж больно потешные говнодавы получились. Решили мы их с собой взять – ребят вечером повеселить, показать, какой Ламин индеец. Связали эти лапти-самопалы и тоже на вещмешок повесили. Идем дальше. Дождь кончился и всё заволокло туманом. Не так чтобы уж очень густым, но таким, что ориентированию не помогает. Пролетели мы полянку, вышли к ручью-оврагу. А на берегу ручья лужок и маленький хутор. На хуторке два крестьянина телка забили, мясо здоровыми кусками порубали и повесили под навесом, а сами спустились к ручью коровью шкуру отмывать. Им снизу нас не видно. Сразу так шашлыка захотелось…