Читать книгу "Фебус. Ловец человеков - Дмитрий Старицкий"

— Все. Я никакой. Хоть самого долби.

Ленка, весело хихикая, закрыла за мной засов, прыгнула в койку и прижалась ко мне горячим юным телом.

— Занятно было бы на такое посмотреть, сир, — проворковала девушка, ошпаривая мое ухо жарким дыханием.

Принялась его целовать, постепенно превращая поцелуй в неистовое вылизывание моей ушной раковины острым шаловливым язычком. Затем она, попутно освобождая мою тушку от разнообразного текстиля, спустилась немного ниже, где порция ласки от теплых губ досталась уже шее, ключице, груди, пузику… пока она не добралась до моего нефритового стержня, который сначала со вкусом и громким хулиганским чмоком поцеловала, а затем и полюбила «по-наваррски». Это было сладко и насладительно.

— А теперь спите, сир, приятных вам сновидений, — пожелала Элен мне спокойной ночи, одновременно снимая с меня сапоги и портянки. — Я же еще повторю урок этой, как ее… анатомии, который вы мне дали сегодня в помывочной. Сегодня в ваше отсутствие, сир, я его разучивала, самостоятельно нашла клитор, и мне это понравилось.

И счастливый женский смех колокольчиками был мне колыбельной…

Утром, до завтрака, вместо запланированной зарядки и упражнений в стрельбе из пистолетов и аркебуза, принимал ремесленников, желающих переселиться ко мне на Пиренеи. Не сказать чтобы народ ломился ко мне толпами, но пару часов на них я потратил, работая сам на себя айчаркой.

В итоге сманил многодетную семью мастера-стеклодува, которому надоело клепать бусы для португальцев.

Семейного же слесаря-механика широкого профиля, которому просто узко тут стало в цеховых рамках.

Подмастерья чеканщика. Холостого.

Две семьи ткачей. Кстати, это мужская профессия пока. Мужской и останется вплоть до конца девятнадцатого века. Окончательно ткачихи выдавят с фабрик ткачей только после Первой мировой войны. На волне автоматизации производства.

Специалисту по разнообразным давильным прессам я порадовался особо. Были у меня на него разнообразные виды. Даже спрашивать не стал у него причин отъезда.

Мастера-сверлильщика, с семьей. С этим пришлось поговорить серьезно, но вроде ответил он на все вопросы четко, не путаясь, обогатив меня знанием современной ему технологии.

Подмастерья бондаря, умеющего делать большие винные бочки. Значит, и маленькие делать умеет, и других обучит.

Златокузнеца. Мастера, у которого недавно умерла жена, и вид этого города вызывал у него психотравму. Представленные им образцы своей работы восхищения у меня не вызвали — далеко не Бенвенуто Челлини, но все же это было выше среднего по рынку.

И просто кузнеца, подмастерья лет тридцати.

Вот и весь улов: девятнадцать человек, если считать с женами, детьми и тещами.

Плюс ранее завербованные семьи литейщика и часовщика.

Нормально. Куда мне больше — галера же у сарацина не резиновая. Так что остальной толпе просто отказал. В основном тем, кто мне просто не понравился. В отборе опирался на свое первое впечатление, все равно других критериев, более объективных, у меня не было.

Условия отъезда, сроки и количество клади всей толпе избранных объяснял уже Микал, которого я поставил над переселенцами надзирателем. А так как он еще и сумку денежную таскает, то и пару стрелков из копья сержанта дал ему в качестве физической защиты.

Скороходу от Вельзера, который терпеливо дожидался окончания этого кастинга, передал для банкира список переселенцев с заданием о покупке их домов и прочего оставленного имущества, обеспечения их гужевым транспортом до Сен-Назера (кстати, на этих же повозках обратно повезем специи в герцогский замок), а также проживанием их, да и нас, в Сен-Назере, пока будет разгружаться галера.

С этим же скороходом отправил приказ в замок: десятку валлийцев выдвинуться в военный порт, где принять под охрану и оборону груз, складированный на берегу, при разгрузке галеры. Второму десятку заступить на охрану постоялого двора. Остальным дожидаться меня в замке.

Шевалье д’Айю с его копьем отправил в Сен-Назер квартирьерами, и если понадобится, то и в помощь лучникам.

Сьер Вото со своим копьем остался ответственным за весь наш груз, который скопился на постоялом дворе: упаковка его для морского путешествия, погрузка на телеги и охрана в пути.

После завтрака выехал в герцогский замок. Дон Саншо совместно с шутом и остатками копья сержанта сопровождали меня. Неистовых шеффенов Фемы погрузили на открытую повозку с ослом в оглоблях. Там они, сидя в деревянных колодках, зажимающих им голову и кисти рук, смотрелись столь живописно, что люди на улицах Нанта останавливались и откровенно глазели на нашу процессию. Все же хило тут с развлечениями.

Совсем забыл: я еще Ленку по ее просьбе отпустил до вечера помочь своей семье собраться в путь. Лишняя пара рук там будет совсем не лишней. Отъезд уже назначен на завтрашний день.

Во дворе герцогского замка был сооружен из досок небольшой эшафот — лестница в три ступеньки, по которому из конца в конец площадки неторопливо расхаживал с широким топором на плече одетый полностью во все красное, с маской на лице, важный человек — «хранитель меча Правосудия герцогства Бретань». В просторечии — главный палач. Оперативно работает тезка, уважаю. Вчера только проблемой нагрузил — утром все готово.

Никакой «левой» толпы на плацу не наблюдалось, собрались только придворные Бретонского и Орлеанского дворов да гвардейцы дюка и дюшесы. Слуги. Священник еще — целый епископ в фиолетовой рясе с группкой прихлебателей из церковников рангом пожиже. Куда без них на казни. Все равно толпа получилась приличной. Тетя и законная любовница герцога казнь решили не посещать, хотя фрейлин своих отпустили утолить их сенсорный голод. И эти девушки ждали обещанного зрелища намного нетерпеливее мужчин.

Алебарды.

Фанфары.

Барабаны.

Последняя исповедь преступников и последнее причастие, данное им самим епископом города Нанта.

Герольд с угла эшафота прочитал приговор громким, хорошо поставленным голосом. После чего наемному убийце Фемы не торопясь, красиво отрубили голову. С одного удара. Подручный палача с корзиной в руках аж подпрыгнул как в баскетболе, чтобы поймать отскочившую от досок эшафота голову. На что толпа глазеющих одобрительно загудела. Совсем как на соревнованиях после красиво положенного в корзину мяча.

Несмотря на обещание мастеру Уве, я решил, что такого врага — упертого и не раскаявшегося, за спиной оставлять негоже. Тем более — профессионального киллера.

Второй незадачливый убийца — малинский шеффен из столярного цеха, будучи поставленным на колени перед окровавленной плахой, откровенно «поплыл» на грани отключки сознания.

Я подманил к себе помощника палача и приказал привести того в чувство, чтобы он хотя бы понимал, что ему читают в приговоре.