Читать книгу "Бандитская Голгофа - Владимир Колычев"

— Надо бы отметить это событие, — вибрирующим от возбуждения голосом сказала она.

— Как? — насторожился Никита.

— Устроим маевку, пиво, шашлыки…

— Может, лучше водки?

— Не возражаю.

— Ну хорошо…

Никита ушел, оставив Ларису в предвкушении удовольствия. Но вернулся он без спиртного. Ничего не говоря, он сгреб ее в охапку и отнес в подвал. Ведро с ледяной водой уже готово, электрическая каменка раскалена, веник запарен… Сопротивляться Лариса не стала. Зачем, если после шокирующего обливания должна была последовать парилка, и на этот раз Никита одним лишь веником не ограничится…

Глава 7

Интимный полумрак, мягкая, с эротической истомой музыка, полуобнаженные грации на картине в золоченой раме… Саша понимала, что выбрала не самый удачный вариант для деловой встречи, но уже поздно было искать другой ресторан и отдельный в нем кабинет. К тому же оппонент никак не реагировал на эти нюансы. И не замечал ее красоты. Как будто какая-то клуша сидела перед ним, а не признанная красавица.

— Слушаю вас, Александра Сергеевна, — с вежливо-холодной улыбкой сказал Годовиков.

Костюм «Зенья» на нем, часы «Картье», белая рубашка из натурального шелка. Выглядит он на миллион, и как-то не верилось, что по своей должности он всего лишь заместитель начальника юридического отдела. Саша с трудом скрывала свой женский интерес к этой интригующей персоне.

— Смотрю я на вас, Михаил Тимофеевич, и удержаться не могу, так и хочется передать вам привет.

— От кого? — Годовиков посмотрел на часы, давая понять, что у него мало времени.

— От своей однофамилицы.

— А конкретней нельзя?

— Привет вам от Ларисы Фогаревой.

— Да, я знаю такую, и что?

Годовиков знал, с кем имеет дело, и уже понял, чем для него может закончиться этот разговор, но даже бровью не повел.

— Она продала вам мои акции.

— Лично мне она ничего не продавала. Акции своего мужа она продала компании, которую я представляю.

— Она не имела права заключать эту сделку. Одиннадцатого июля имела, а двадцать пятого уже нет…

— Чего вы хотите? — спокойно спросил Годовиков.

— Сделку вы заключили двадцать пятого июля…

— Чего вы хотите? — все так же спокойно, но уже с лютым холодом в голосе повторил он.

— Вы должны понимать, что эта сделка не законная… — дрогнувшим голосом произнесла Саша. — Вы выплачиваете мне сто миллионов долларов, и я снимаю все к вам претензии. Всего сто миллионов…

Она понимала, что в это дело ей лучше не влезать, но жаба не давала покоя, поэтому Аркаша получил задачу выйти на Годовикова и договориться о встрече. Все-таки решилась она бросить вызов могущественному противнику, но сделала это очень осторожно.

— У вас не должно быть к нам никаких претензий, — покачал головой Годовиков.

— Тогда мне придется высказать все претензии через суд. Есть показания Ларисы Фогаревой, есть люди, которые видели вас двадцать пятого июля в здании следственного изолятора… Думаю, прокуратура с удовольствием займется этим делом.

— Ну что ж, игра так игра. Значит, ставка с вашей стороны — сто миллионов долларов. Мы принимаем ее, — едва заметно усмехнулся Годовиков.

— Это не ставка. Это цена вопроса.

— Это ставка. Если возьмет ваша, вы получите сто миллионов, если возьмет наша — вы потеряете сто миллионов. У вас есть сто миллионов? — Он смотрел на Сашу холодно и беспощадно, и от его взгляда у нее по спине пробежали мурашки.

Она вовсе не хотела терять свои сто миллионов долларов, а ведь это запросто может случиться, если «Совгоснефть» задействует против нее весь свой административный и материальный ресурс.

— Будут. Как только вы заплатите мне, так сразу и будут, — через силу проговорила она.

— А мы вам заплатим?

— А у вас есть выход?

— Выход есть всегда… Вас, кажется, обвиняли в убийстве Максима Фогарева? — хищно улыбнулся Годовиков.

— При чем здесь это? — похолодела Саша.

Она принимала в расчет, что так просто «Совгоснефть» свои позиции не сдаст, и готова была к шантажу и провокациям, но все равно ей стало не по себе.

— При том, что я не понимаю, почему вы оказались вдруг на свободе. Думаю, следствие допустило ошибку, и, надеюсь, эта ошибка будет исправлена.

— Никакой ошибки нет, — едва ворочая одеревеневшим вдруг языком, проговорила Саша.

— Прокурор разберется… Значит, сделку с Фогаревой мы заключили в следственном изоляторе, после гибели ее мужа?

— Да, в изоляторе, после гибели…

— Значит, у нас был доступ в следственный изолятор. Что ж, неплохо было бы проверить, может, у нас действительно есть выход в это учреждение. Думаю, начать надо с гражданина Левшина… Что он там говорит о вашем участии в убийстве Максима Фогарева?

— Пытаетесь меня запугать? — вне себя от страха пробормотала Саша. — Напрасно… Вы должны понимать, что сто миллионов — это гораздо меньше реальной стоимости акций…

— Да, я это понимаю. Но не понимаю, зачем я должен это понимать, — спокойно продолжал Годовиков. — Сделка с Ларисой Михайловной Фогаревой заключена одиннадцатого июля две тысячи шестого года, и есть множество свидетелей, которые это подтвердят. И если вы решили довести дело до суда, мы выдвинем встречный иск на сто миллионов. Вы ответите за свою клевету… Впрочем, потерей для вас это не станет. В пожизненном заключении деньги вам не понадобятся.

— Не надо меня запугивать! — в состоянии, близком к истерике, выплеснула Саша.

— Я вас не запугиваю и даже не предостерегаю. Я просто предсказываю вам ваше будущее. Так все и будет, и не важно, отзовете вы свои претензии или нет…

— Как это не важно? — запаниковала она.

— Вы бросили камушек, в ответ получите камнепад. Эту лавину не остановить, — совершенно невозмутимо произнес Годовиков.

— Не надо мне угрожать!

— Извините, но мое время вышло.

Он поднялся со своего места и направился к выходу. Саша смотрела на него, не в состоянии поверить в происходящее. Этот человек должен был предложить ей сдать назад, объяснить, почему она должна сделать это, но нет, он спокойно уходит. Он прокукарекал, и никто уже не в силах предотвратить рассвет…

Годовиков ушел, и Саша оцепенело уставилась на дверь, которая закрылась за ним. Она еще не пришла в себя, когда появился Аркаша.

— Ну что?

Этот вопрос привел ее в чувство, только вот отвечать на него не хотелось. Да и не в том она была состоянии, чтобы адекватно соображать.