Читать книгу "От Иерусалима до Рима. По следам святого Павла - Генри Воллам Мортон"

В Бейруте я распрощался со Стефаном и занялся поисками нового водителя с машиной, который согласился бы доставить меня за сотню миль в Триполи. В любой другой день с этим не возникло бы проблем, но, к несчастью, меня угораздило попасть в город во время какого-то важного мусульманского праздника. Так что все «хорошие машины уже заняты», как мне с подкупающей искренностью сообщили в салоне по прокату автомобилей.

Это было захудалое и, к тому же, безнадежно беспечное заведение. Взору моему предстал десяток стареньких разбитых «фордов»; зловещего вида трещина, пересекавшая застекленную витрину, наводила на мрачные размышления. Вам наверняка доводилось видеть такую картину в Сирии и других ближневосточных странах: дюжина арабов набилась в салон подобной машины, еще трое пристроились на подножке, в окошко выглядывает пара овечьих морд с выпученными глазами, сзади на багажнике приторочена неподъемная куча баулов и матрасов. И весь этот бродячий цирк пылит по дороге со скоростью шестьдесят миль в час, закладывая лихие виражи на поворотах.

С тоской оглядывал я предлагавшийся мне автопарк. В сердце мое заползла тревога, которая переросла в откровенный ужас, когда я познакомился с водителем. Это был высоченный детина в залихватски сдвинутой набекрень феске. В прошлом он, очевидно, перенес тяжелую форму оспы, которая оставила на его лице бесчисленные отметины. Он со скучающим видом приблизился к выбранному мною автомобилю и презрительно попинал его шины. На мой взгляд, этот человек представлял собой нечто среднее между чикагским гангстером и старомодным ливанским ассасином.

Тем не менее деваться было некуда. Мы выехали в путь, и уже через десять минут я осознал, что мне достался самый скверный во всем Бейруте водитель. Кроме того, я понял, что любая моя попытка жаловаться или как-то противоречить этому фанатику приведет лишь к тому, что наш автомобиль немедленно нырнет с высокогорной дороги прямо в гостеприимные волны Средиземного моря. Единственное, что оставалось, — поплотнее забиться в уголок и по возможности, не глядеть по сторонам. Лучше вообще не открывать глаз.

Однако по истечении первого часа пути я почувствовал, что во мне пробудился нездоровый интерес к манере вождения моего шофера. Обычно он сидел, сгорбившись над рулем, и развлекался тем, что кидал машину из стороны в сторону. При этом отчаянно газовал там, где требовалось жать на тормоз. У него имелась еще одна неприятная привычка: как только стрелка спидометра приближалась к цифре «60», он внезапно откидывался на сиденье и начинал извиваться и ерзать. Выглядело это так, словно водителю все опостылело, и он принял решение немедленно покинуть машину.

Через все деревни и мелкие города, встречавшиеся нам по пути, он проносился на предельной скорости, крича и улюлюкая, как безумный. Несчастные ослики и верблюды едва успевали уворачиваться от нашего вихляющего авто, а мой шофер с мрачной ухмылкой мчался по самому центру дороги. Он не упускал случая проехать впритирку к зазевавшемуся пешеходу — так, чтобы зацепить край развевающегося балахона. Бросив взгляд в заднее стекло, я видел быстро уменьшавшуюся фигурку человека, застывшую в облаке пыли и смешно размахивавшую кулаком или тростью. Могу представить, какой шлейф ругательств и проклятий тянулся за нами до самого Триполи.

Тем не менее вечером мы добрались до намеченного пункта целыми и невредимыми. До поезда еще оставалось два часа. А поскольку меня обуревала радость — оттого что я проделал весь этот путь и остался жив, — то я решил угостить водителя обедом. В арадском ресторанчике, где гремела турецкая музыка, мы для начала уничтожили по гигантской порции куббеха. Это блюдо представляет собой шарики из мясного фарша и дробленой пшеницы. За ним последовала острая и изысканная кафта — помидоры, фаршированные смесью из мяса, кедровых орешков и лука, все это заправлено разогретым оливковым маслом. На десерт были поданы крупные толстокожие апельсины из Сирии. После такого обеда я почувствовал себя готовым к ночной поездке на турецком поезде.

Небо было густо усеяно непривычно яркими звездами, ночную тишину нарушали лишь лягушачьи рулады, когда я прибыл на темный, заброшенного вида железнодорожный вокзал Триполи.

По рельсам невозбранно бродили бедуины, их белые головные покрывала мелькали в темноте. На путях уже стоял маленький — всего в пять вагонов — состав, но паровоз еще не подали. Я отыскал спальный вагон, где у меня было зарезервировано место. В соседнем купе устраивался немолодой, прилично одетый сириец. В вагоне первого класса несколько усталых левантийцев освобождались от обуви и воротничков — очевидно, готовились ко сну. Остальные вагоны занимали в основном арабы, они лежали на полках прямо в своих дневных одеждах.

На путях показался локомотив. Он медленно пятился задом, пока не уткнулся в наш поезд. На платформе собралась изрядная толпа местных жителей — в свете, падавшем из окон поезда, я видел их запрокинутые вверх неподвижные физиономии. Здесь же торговали сахарным тростником, я видел, как из открытого окна соседнего вагона высунулась чья-то обнаженная смуглая рука и потянулась к пакетику. Лягушки продолжали оглашать кваканьем окрестности вокзала, а крупные южные звезды подмигивали им в ответ.

На платформе показался начальник станции и громко позвонил в колокол, паровоз откликнулся хриплым натужным гудком. Наш поезд тут же содрогнулся и издал противный скрежещущий звук. Не было ни прощальных речей, ни привычной вокзальной суеты с объятиями, поцелуями и слезами расставания — мы просто тронулись с места и тихо растворились в синей ночи.

8

Всю ночь поезд, трясясь и покачиваясь, ехал по плоской, невыразительной местности. Я долго не мог уснуть. Сидя у окна, смотрел на широкую равнину, расстилавшуюся в лунном свете, и гадал, где же мы находимся.

Судя по равнинному характеру местности, мы все еще плелись по северу Сирии. В противном случае — если бы мы приближались к Турции — пейзаж стал бы более диким и гористым.

В конце концов я заснул на пару часов, но лишь для того, чтобы снова проснуться с первыми лучами солнца. Обнаружилось, что мы стоим на железнодорожной станции Алеппо. Это крупный сирийский город, который, подобно Дамаску, стоит на границе с пустыней. В этот ранний час город крепко спал и выглядел как огромное скопление плоских крыш, среди которых там и сям вырастали купола и минареты. Из соседнего купе доносился могучий храп сирийца. Храпел он так, что хрупкая перегородка между нашими отсеками ощутимо сотрясалась. Я стал думать, с какой целью этот человек едет в Турцию.

И тут тишину спящего вокзала нарушило шипение и лязганье: в Алеппо прибыл еще один скиталец — потрепанный, пыльный состав со следами долгого пребывания в пути. Я с удивлением отметил, что это наш сотоварищ, тоже поезд компании «Торус экспресс», только следующий в противоположном направлении — из Константинополя, или Стамбула, как теперь его называют.

Оказывается, эти поезда пересекаются в Алеппо: один на последнем перегоне своего путешествия на юг, а другой, соответственно, в самом начале пути на север. В эти несколько минут, пока поезда стоят на станции, проводники спальных вагонов — замечательные люди в характерной униформе темно-коричневого цвета — успевают спуститься на платформу и обменяться парой-тройкой фраз на французском языке.