Читать книгу ""Я ходил за линию фронта". Откровения войсковых разведчиков - Артем Драбкин"

— Как использовалась разведрота дивизии в этих зимних боях?

— Первый поиск мы провели в ночь на 22 февраля. Пошли группой в 12 человек. Немцы заметили нас на нейтралке и расстреляли из пулеметов. Тогда погибли Брянскис, Жалис, Бурокас, и еще три разведчика были ранены. Начальник разведки дивизии сказал нам, что мы еще «зеленые» и настоящей войны не знаем… и лично повел нас в поиск на следующую ночь. Нас снова расстреляли на подходе к немецким позициям. Потом нас кинули в бой, как стрелковый резерв, а далее послали в разведку боем, со всеми вытекающими отсюда для разведроты печальными последствиями. Ничего хорошего в моей памяти февральские и мартовские бои не оставили.

— Как была вооружена ваша разведрота?

— У всех автоматы, гранаты, кинжалы. Ручных пулеметов или снайперских винтовок у нас не было. Со временем многие ходили в поиск с немецкими автоматами. Наши ППШ мы не любили, они часто заедали и давали осечки, а немецкие автоматы были легче и надежней. Трофейные пистолеты к 44-му году появились у всех разведчиков. Бинокли были у многих, а ракетницы — только у командиров групп.

— Как обеспечивали разведчиков питанием и обмундированием?

— Весной 1943-го под Орлом мы жутко голодали. Такая же картина была под Невелем в конце того же года. Все дороги были разбиты, продовольствие не могли подвезти к передовой. Разведроту посылали через леса, за тридцать километров, на армейские склады, и мы несли в своих вещмешках сухари для штаба. Один раз в таком «походе» мы по дороге назад съели несколько десятков сухарей, так нас за это чуть не расстреляли. Весь взвод уже выстроили «у стенки», но приказа на расстрел комдив все же не дал, пожалел разведчиков. Без опытной разведки тяжело воевать… Я сейчас говорю серьезно… Но в основном питание разведчиков было хорошим. Ленд-лизовские продукты нас выручали. Обмундирование было у нас добротным, разведчики ходили в пуховых куртках, кстати, отечественного производства. Сапоги вначале были только у комсостава, но со временем все разведчики поменяли обмотки на кирзачи. В бытовом плане нам было намного легче, чем пехотинцам. Разведрота в обороне обычно дислоцировалась рядом со штабом дивизии, и организовать помывку в бане или стрижку для разведчиков было делом простым. В окопах мы мерзли только во время подготовки к поискам. «Аристократы»…

— Пили в разведроте много?

— Канистры с водкой спокойно стояли в роте, и никто спиртным чрезмерно не увлекался. Но были моменты, когда перед разведкой боем мы выпивали грамм по 200 водки, а то и побольше. Разведку боем у нас называли «разведка смертью». Те, кто знает, что такое разведка боем, меня сейчас поймут. Перед обычным разведпоиском, как правило, не пили, это была для нас обычная работа, и в стимуляции нашей смелости алкоголем мы не нуждались.

— Численный состав разведроты оставался всегда неизменным?

— Нет, с лета 1943 года в роте никогда не было больше пятидесяти человек. В поиску нас ходили все, кроме старшины роты Табенкина, нашего «ангела-хранителя и кормильца», и замполита Гутаутаса, бывшего коммуниста-подпольщика. Гутаутаса мы все уважали, это был умный и хороший человек, имевший на нас большое влияние. Он умел поддержать дух разведчиков в трудную минуту. Его слова «Лучший немец — мертвый немец» стали девизом роты. Наш санинструктор роты принимал непосредственное участие в разведпоисках.

Похороны командира взвода разведки лейтенанта Кокухина

— Как восполнялись потери в вашей разведроте? Как менялся национальный состав разведроты?

— На пополнение присылали добровольцев, обязательно с боевым опытом. Из полковой разведки к нам тоже приходили, помню евреев Петлицкого, Гришу Розенблюма, прибывших к нам из полковых разведвзводов нашей дивизии. Прибыл к нам после штрафной роты бывший ленинградский уголовник и будущий ГСС, литовец, сержант Болеслав Гегжнас, разведчик смелый и толковый, но личность во всех отношениях противоречивая. С середины 1943-го к нам приходило после госпиталей на пополнение много русских ребят из других дивизий. Так, в мою группу попали Щербаков и Рукавишников. Щербакова снова ранило во время разведки боем, но он вернулся в роту и вскоре был убит в поиске. Рукавишников погиб от пули снайпера. В начале 1944 года рота была полностью смешанной по национальному составу, пришло много русских и украинцев. Вот видите, на фотографии стоят: спокойный и храбрый Косолапов по прозвищу «Толстый», веселый Мельников, Бондарчук, ставший кавалером ордена БКЗ, смелый Нестеренко. Тогда же в роту пришел разведчик, ставший моим близким другом на всю жизнь, Николай Хваткин. Кавалер трех орденов, мой одногодок. Живет сейчас в Москве и до сих пор преподает в вузе. В 1943 году из соседней дивизии к нам перевели нового ротного командира, капитана Евгения Барабаша. Молодой парень, но уже совсем седой, с тремя орденами на груди. Боевой офицер Женя Барабаш был «скрытым» евреем, но по документам шел как украинец. Мы иногда над ним «шутили», подходили к ротному и обращались к нему на идиш. Барабаш с огромным трудом не реагировал и делал вид, что не понимает сказанного, сразу переспрашивал по-русски: «Что случилось?» Отчаянный смельчак и прекрасный командир роты, Барабаш был тяжело ранен осенью 1944 года и скончался в госпитале от ран. Никаких национальных конфликтов в роте не было. Главным языком общения постепенно для всех стал русский. Многие из русских ребят не могли выговорить мое имя-отчество — Шалом Лейбович, так называли меня Ленькой или Алексеем Ивановичем. Мы были как одна семья, все фанатично любили Советскую власть и были готовы за нее в любую минуту отдать жизнь.

— Сколько разведчиков выжило из первого состава роты?

— Из первого состава до января 1945 года оставалось в строю всего человек пять-семь. Потом меня тяжело ранило, я выбыл из дивизии, и о дальнейшей судьбе некоторых товарищей у меня нет полной информации. Знаю точно, что сейчас живы из нашей роты три человека: Косолапов живет в Вильнюсе, Хваткин — в Москве, а я — в Израиле. Вроде еще жив Розенблюм, последние годы он жил в США.

— Имели ли бойцы разведроты какие-то послабления в плане воинской дисциплины? Все-таки подразделение элитарное, отборное.

— В 16-й Литовской СД была железная дисциплина, дух и даже традиции старой Литовской армии в дивизии сохранялись. Никаких дисциплинарных послаблений или «эксклюзивных» привилегий разведрота не имела. С разведчиками не церемонились. У нас если кого в дивизии «к стенке ставили», то не смотрели, кто разведчик, а кто нет. Закон был один для всех. Из нашей разведроты только Гегжнас мог себе позволить почти все, поскольку был любимцем штаба дивизии и поставщиком трофеев № 1. Конечно, и я мог при желании послать подальше какого-нибудь лейтенанта, возомнившего себя полководцем… Всякие были случаи… Но в основном дивизионные разведчики вели себя корректно, особо не зарывались и, как бы это по-вернее выразиться, чрезмерной заносчивостью не отличались.