Читать книгу "Аромат рябины - Ольга Лазорева"

— Эй, — еле слышно позвал я, — пора вставать. Нам обоим на работу, малыш. Сегодня — понедельник.

— Да, — ответил он и не шелохнулся.

— Солнышко! — более настойчиво позвал я и приподнял его лицо за подбородок.

Потом начал медленно целовать его закрытые веки, лоб, щеки, улыбающиеся губы. Он повернулся ко мне спиной и мягко потерся голыми ягодицами о мое бедро.

На работу мы опоздали. Антон перед выходом позвонил в типографию и придумал правдоподобное объяснение. Я же, являясь директором фирмы, был сам себе хозяин. Явился в офис на два часа позже обычного со строгим видом. Правда, потом ловил себя на том, что начинаю периодически глупо улыбаться. Сотрудникам, естественно, не было до этого никакого дела. Но секретарь и бухгалтер, обе незамужние молоденькие и симпатичные девушки, заметили это и, тут же воодушевившись, начали кокетничать более активно, чем обычно. Они все еще не могли успокоиться на мой счет, так как в их хорошеньких головках не укладывалось, почему успешный тридцатилетний интересный мужчина все еще не женат, и мечтали исправить это. Они не догадывались, что я нетрадиционной ориентации.

Вечером я позвонил Антону в типографию и сказал, что если он сегодня не приедет ко мне, то я умру от тоски. Он сразу согласился, но предупредил, что должен закончить срочный заказ, поэтому задержится допоздна. Мне было все равно, лишь бы он приехал. Ожидая его, я приготовил вкусный ужин. Антон появился около полуночи, уставший, но возбужденный. Его обычно бледные щеки выглядели, как румяные яблочки, глаза блестели. Я в коридоре начал целовать его и никак не мог оторваться. Антон, задыхаясь, отвечал мне, потом стянул с меня шорты.

Под утро, когда моя спальня начала медленно наполняться бледно-серым, постепенно разгорающимся светом, мы еще не спали. Лежали в постели, курили и болтали. Антон рассказал мне, как, будучи совсем юным мальчиком, пытался завязать отношения с противоположным полом и как не находил в этом ничего привлекательного и возбуждающего. Его друзья хвастали друг перед другом всевозможными приключениями, а он слушал и удивлялся про себя, почему у него все не так. Потом Антон решил, что все дело в приземленности девчонок, и поэтому они все далеки от его идеала. В то время он был помешан на творчестве Александра Блока и влюблен в образ его Прекрасной Незнакомки. Он представлял ее лицо, спрятанное «за темную вуаль», и видел ее туманные неземные глаза. И никак не мог найти в реальной жизни такое же лицо, такие же глаза и «девичий стан, шелками схваченный». Решив, что все дело в этом, Антон успокоился и больше не комплексовал по поводу своего абсолютного безразличия к противоположному полу. А затем, в шестнадцатилетнем возрасте, он случайно познакомился на какой-то вечеринке с парнем из незнакомой ему компании. Тот пригласил Антона потусоваться. Ребята в этой компании любили покурить «травку», выпить и посмотреть порнофильмы. Однажды кто-то принес гей-порно. Ребята во время просмотра громко комментировали происходящее, хохотали и издевались над «бедными гомиками». Антон же не мог оторваться от экрана и неожиданно многое понял о самом себе. И поняв, он не стал ломать себя, а принял это как должное.

До меня у Антона было всего лишь два романа. Первый, короткий и не задевший его сердца, с опытным взрослым мужчиной дал ему лишь чисто физический опыт и удовлетворил любопытство. А вот второй заставил изрядно помучиться. Его партнером оказался бисексуал и, насколько я мог судить по рассказам Антона, крайне избалованный, капризный и жестокий. Он изводил Антона бесконечными перепадами настроения, приступами необузданной и необоснованной ревности. И в результате, после двухлетней связи с постоянными заверениями в вечной любви, изменил ему с парой, обожающей групповой секс. Они отлично дополняли друг друга, но Антон категорически отказался войти в их союз, и после многочисленных утомительных сцен они все-таки расстались. Антон, когда избавился от депрессии, окончательно замкнулся в себе и с головой погрузился в свой мир, мир Серебряного века. Он решил, что любовь для него в принципе невозможна, поэтому не стоит и пытаться. Но вот мне Антон, сам не зная почему, как он сказал, поверил с первого взгляда. И поверив, и влюбившись с первого взгляда, уже больше ни о чем не задумывался.

В это утро у нас друг от друга не осталось никаких тайн. Появившееся чувство безмятежного равновесия делало нас похожими, словно мы отныне составляли две части одного целого, части то сливающиеся, то вновь расходящиеся, но все равно остающиеся целым.

В июне Антон окончательно перебрался ко мне. А в июле, когда у него начался запланированный отпуск, я тоже отпустил сам себя с работы.

— Наш отдых будет называться «лесная сказка», — сказал я с улыбкой.

— Что, отправимся в какой-нибудь пансионат? — недовольно спросил он, и его брови нахмурились.

— Нет, радость моя, мы поедем в какую-нибудь глушь несусветную, где нас никто не знает. И снимем там домик. Сейчас никого дачниками не удивишь.

— Даже и не знаю, — неуверенно ответил Антон.

— Зато я знаю. Можем на Волгу. Там много маленьких живописных деревень. Я как-то отдыхал под Кинешмой. Чудные места! Можно, в принципе, туда.

— А с кем ты там отдыхал? — спросил Антон и вновь нахмурился.

— Ну-ну, малыш! — рассмеялся я. — Не стоит ревновать! Один я там был. И довольно давно. А любопытствующим бабулям скажем, что мы братья.

— Братья?! — Антон громко расхохотался. — Да ты посмотри на нас!

Он, конечно, прав! Мы абсолютно непохожи. Он — русый, со светлыми зеленоватыми глазами, а я темноволосый и кареглазый. К тому же мой отец был обрусевшим корейцем, а мать русской, поэтому овал лица и разрез глаз у меня ярко выраженного восточного типа, а волосы, такие же, как у матери, светло-каштановые и очень густые. Я платил немалые деньги своему мастеру, и он стриг меня всегда модно, стильно и к лицу. Когда я впервые встретился с Антоном, у меня было каре до плеч. А сейчас мастер сделал мне летний вариант, убрав волосы с затылка и оставив длинной лишь челку, прикрывающую правую сторону лица чуть ниже уха. Антону очень нравилась эта асимметрия. Он, лукаво посмеиваясь, говорил, что она точно отражает мою противоречивую и таинственную восточную натуру. Он часто в шутку называл меня «мой любимый япончик», хотя прекрасно знал, что японской крови во мне ни капли. После знакомства со мной Антон всерьез заинтересовался японской культурой и, естественно, увлекся поэзией, японскими танка и хокай. Он пришел в восторг от лаконичности, образности и загадочности этих кратких стихотворений и мучил меня беспрерывным цитированием по всякому поводу и без такового. Кроме этого, он полюбил японские и китайские рестораны и походы по магазинчикам со всевозможными восточными товарами. Он приносил ко мне понравившиеся ему вещицы, и скоро моя квартира была заполнена фарфоровыми вазочками, расписными веерами, бумажными фонариками, яркими платками, статуэтками Будды, лаковыми миниатюрами и прочей восточной дребеденью. Для меня Антон приобрел несколько шелковых халатов. Спали мы сейчас на дорогущем шелковом белье с яркими фантастическими рисунками. Вначале это меня раздражало, ведь моя модерновая квартира в минималистском стиле, над оформлением которой поработал профессиональный дизайнер, превратилась в подобие восточного базара. Но я так любил Антона, что вскоре перестал обращать на это внимание. А потом даже нашел в этом своеобразную прелесть, потому что краски этих вещей были сочными и яркими и создавали праздничное и какое-то карнавальное настроение. Антон уверял меня, что в таком обрамлении я выгляжу гармонично, эффектно, таинственно и крайне сексуально. Он обожал смотреть, как я лежу обнаженный на алой шелковой простыне. Но я обычно не давал ему до конца насладиться этим зрелищем, хватал его и бросал на этот алый шелк. Счастье не оставляло нас ни на минуту. И в отпуск мы отправились все в том же безоблачном мироощущении.