Читать книгу "Похоть - Эльфрида Елинек"

Мужчину раздражает до белого каления, бесит так, что он готов давить пальцами мух, то крохотное преимущество, которое есть даже у детей и которое он, чтобы шарить по нему, двумя пальцами вытягивает из плоти своей жены. Ему мало того, что женщина просто здесь. Ему нужно растянуться в ней, задрать ноги, кувыркаться, чувствовать себя как дома. Ему хочется спрятаться в ней и малость передохнуть. Иногда, еще подрагивая от гудения своего тяжелого инструмента, он почти смущенно извиняется перед этим нежным зверем, на которого он не может поставить свое клеймо, хотя уже проглотил и успел снова выплюнуть каждый миллиметр ее кожи. Так вот далеко заходишь, если стыдишься своих солидных семейных продуктов.

Случается так, что кое-кто вместе со своими маленькими спутниками едет из деревни в деревню, хотя на дворе уже почти ночь, и стереофонические динамики давят музыкой на головы. Водитель, гость своей машины, притормаживает рядом с женщиной. Из-под колес летят брызги. Грубый щебень на лесной дороге. Большинству мужчин биография их автомобилей известна лучше, чем автобиография их жен. Что, у вас все наоборот? Вы знаете себя так же хорошо, как ту несложную личность, которая ежедневно обновляет вас сверху донизу? И, словно живодер, прибирает за вами использованную резинку? Что ж, тогда можете полагать себя счастливым!

Прошу всех, кто намерен провести ночь за бутылкой, встать и перейти на другую сторону! Остаток повествования предназначен тем, кто даже саму ночь захочет выпить до донышка, до последней капли сочувствия к другому человеку. Ночь, которая только что доросла до того, чтобы вместить в себя все бутылки: молодежь, которая высвобождается из пеленок глянцевых журналов и громко кричит. Теперь эта молодежь может, наконец, разбить стеклянный сосуд, из которого сочится шнапс и в котором она выросла, словно груша в спирту; тыльную сторону ладони пометят на входе на дискотеку, а лица — стальными перилами моста. Таков путь мира. Он движется прямо в нас. Безработная молодежь избегает пути к свободе. Она робко мучает мелкую тварь, с которой в состоянии справиться в тихих закоулках. Ее не принимают ни в ремонтные мастерские, ни в сияющие парикмахерские салоны окружного города. И бумажная фабрика прикидывается, что спит, чтобы сэкономить на социальных выплатах (с ними наплачешься), когда деревенские парни, смиренно сложив крылышки и втянув головы, стучатся в ее ворота, потому что и они, как многие другие, хотели бы перемешивать бумажную массу в огромном котле. Вместо этого им приходится заглядывать в стакан. Свою лучшую одежду они носят и в будний день. У кого есть дома маленькое хозяйство, тот первый вылетает с фабрики и устраивает дома жене большую стирку. Кажется, что он может питаться самим собой и пожинать божественный урожай. Тот, кто частным образом занят убоем животных, не может посвятить фабрике всю душу, растолковывает начальник отдела кадров. Или одно, или другое. Дети болеют. Отцы вешаются. Никакие деньги их не оправдают.

Автомобилист, уютно устроившийся в своей гостеприимной машине, проезжает рядом с этой женщиной по промерзшей земле. Хотя он и очень молод, он уже закончил курсы справедливости и школу ловкости. У него даже есть родители, о которых ему не нужно заботиться на твердом и сухом пути, по которому предстоит пройти старшему служащему, чтобы добраться до предназначенного для него места на предвыборном плакате Австрийской народной партии. Путь этот так же далек, как далек наш путь от двери до батареи отопления и до газеты, которые делают жизнь в этом государстве столь уютной для всех граждан со средним уровнем доходов. Родители его без особых хлопот купили в этой местности дачный дом, взяв строительную ссуду. В доме отдыхают, занимаются спортом и отдыхают до и после занятий спортом. Молодой человек, напротив, является членом избранного студенческого сообщества, в котором дворянство оттаивает бюргерам глаза и снова их замазывает. О том, чего этот парень сделать не в состоянии, не стоит упоминать в федеральном журнале венской молодежи. Связи его не говорят убедительно сами за себя, но тише едешь — и дело мастера боится. Малые мира сего бессердечно бросаются друг на друга, а вот великие дают своим факелам светить, по рукам и по головам других они поднимаются наверх, отбрасывая большие тени, подтверждающие их приход. А потом они расслабляют свои кишки, и крылья их колеблются на ветру, который они сами из себя производят. Никто не видит, как они приближаются, но неожиданно они уже сидят в правительстве и в парламенте. Ведь и сельскохозяйственные продукты мирно стоят на полках, прежде чем, попав в желудок, начинают вырабатывать яд.

Женщина вынуждена остановиться. Снег падал день и ночь. Горный воздух причиняет боль. Лучи, пробивавшиеся сквозь деревья, исчезли. Молодой человек тормозит так резко, что несколько книг, которые давно на него косились, валятся прямо на него. Они летят ему под ноги. Женщина боковым зрением видит за стеклом автомобиля голову, которая вчера явно набралась доверху, как все люди здесь, лишенные надежды, у которых почва парит под ногами. Они уже виделись где-то, но не сохранили об этом воспоминаний. Студент называет то одно, то другое дорогое имечко, которое должно быть ей известно. Вершины вокруг блестят под снежным покровом, протянувшимся до самых глубин, в которых в человеческой мастерской куется желание приобрести новый горнолыжный инвентарь.

Директор ждет в своем кабинете — неприступный, словно непомерный налог, и не приглашает нас войти, когда мы стучимся в дверь. Деревенские парни приходят к нему, отутюженные своими отцами и обжеванные домашним скотом, — они отваживаются шагнуть в социальный слой работников промышленности с самой низкой заработной платой. Очень скоро они узнают о существовании женщин и приветствуют их громким лаем, женщин, которые красят ногти красным лаком в машине перед красным светофором. Они — наши маленькие гости за накрытым столом, их пригласили, чтобы они своевременно заметили, как нежелательно их вторжение в социальное обустройство. Со своего места им даже толком не рассмотреть стола, щедро накрытого социальными нагрузками, они сидят, натянув на себя короткие кожаные штаны, и зычно кричат, обнаружив за столом своего депутата, который собирается выпить свежий концентрат их жизненного сока прямо из банки. Сыны земли, для любви сотворенные и для страданий. Однако годом позже они уже восторгаются только одним — сумасшедшей ездой на мопеде или на подержанном «фольксвагене», так что волосы хлещут по голове. И река по соседству, бодро текущая мимо, впускает их, наконец, в свои объятия, не задавая лишних вопросов.

Женщина так устала, что готова рухнуть всей своей еще вполне сносной фигурой, которую муж прячет от чужих глаз. На ней остановились глаза мира, пусть она и сделала только один шаг. Она погребена среди своих владений, которые высоко вздымаются от одного горизонта до другого и пенятся от специальных добавок. Потом появляются усердные деревенские жители со своими отважными собаками и под нескончаемые разговоры о ее трудах и намерениях откапывают ее из-под лавины. Никто из них не знает, как она выглядит, но то, что она на себе носит, звучит как хвалебная песнь, которую выслушивает община по воскресеньям в церкви! Тысяча маленьких голосов и языков пламени, с трепетом тянущихся к небу из сумрачной мастерской, в которой газеты препарируют людей и лепят из их глины горшки. Директор заботится о полной корзине с покупками, и он полновесный хозяин в доме. Женщины в деревне служат лишь гарниром к мужскому мясу. Нет-нет, я вам не завидую. А мужчины, словно гнилая солома, падают на компьютерные распечатки, где расписана их судьба вместе со сверхурочными, на которые она обречена, чтобы радостно прикоснуться к лучшим струнам жизни. Времени пошутить и поиграть после работы с детьми у них не бывает. Газеты вертятся, как флюгер на ветру, а служащие бумажной фабрики в хоровой песне дают волю своим чувствам. В школе они еще были ничего себе, хотя я точно не знаю. Им приходится все это забыть, когда они становятся учениками на производстве и в торговле или становятся черными дырами в плотной ткани спортивных соревнований. Для них устраиваются всемирные игры молодежи, но когда они об этом узнают, уже слишком поздно, и они по-прежнему скатываются вниз по мягкому склону перед своим домом, который ведет их не иначе как к обледенелой дороге в ближайшую табачно-газетную лавку, в которой они узнают, кто победил на сей раз. Все это они видят по телевизору. Они тоже хотят, чтобы их приготовили так же изысканно. Спорт для них — святая святых, священная вещь, до которой они могут дотянуться со связанными руками. Спорт похож на вагон-ресторан в поезде, ведь без него можно обойтись, но он соединяет бесполезное с неприятным. И по нему можно куда-нибудь пройти.