Читать книгу "Послание госпоже моей левой руке - Юрий Буйда"

Братья выстроили ему дом на фундаменте разрушенной церкви. Дом из неохватных бревен, в два этажа, под гонтовой крышей, с просторной верандой, резными ставнями на окнах и кованым петухом с хищно разинутым клювом на коньке. Дом с картинки.

Это была картинка из какого-то журнала, измахрившаяся на сгибах, испещренная пятнами то ли жира, то ли крови: увитый плющом особняк, дамы в тарелкообразных шляпах и мужчины в белоснежных галифе на открытой веранде, вокруг хрупкого столика, уставленного предметами неизвестного назначения…

Он пронес ее, свернутую вчетверо, через всю войну, а потом через все лагеря.

Никто, конечно, не верил, что этот человек был заключенным, отбывавшим срок за шпионаж (он побывал в плену). Говорят, Царев был охранником, причем одним-единственным на пять тысяч человек, которых он удерживал в страхе и повиновении взмахом бровей. Говорят, однажды его столкнули в глубокую яму и быстро забросали землей — двадцать пять тонн мерзлой анадырской земли сверху. Всю ночь он стонал и шевелился, лишая сна пять тысяч заключенных. К утру он выбрался из-под земли и явился в лагерь — с засохшими потеками крови на лице, в изодранной одежде — и снова взял власть в свои страшные руки.

Другие говорили, что он сам был заключенным. Когда по приказу следователя его попытались разрезать пополам циркулярной пилой, он так напряг мышцы, что пила, раскалившись добела, деформировалась, а разлетевшимися с жутким визгом зубьями поубивало всю охрану, тогда как на его теле не осталось ни царапины. Его пытались уморить голодом, но он выжил, питаясь сосновым соком, добытым из щепки, утаенной за щекой.

Итак, он поселился в огромном доме, вся обстановка которого состояла из самодельного табурета и самодельного стола. Спал он на полу, завернувшись в солдатскую шинель. Говорили, для полного комфорта он обнес дом колючей проволокой и по углам участка поставил сторожевые вышки, но это не так. Стая полудиких псов — вот и вся охрана. Стая полудиких и вечно голодных псов — они рвали в клочья и проглатывали все живое, что ни попадалось на их пути, — зверя, птицу или человека.

Да он мог бы обойтись и без псов. По ночам, когда считалось, что он спит, тысячи гадюк из всех окрестных лесов и болот сползались к его дому и даже заползали в спальню, окружая спящего плотным кольцом скользких, извивающихся, дрожащих от злобы узких тел, но не отваживались напасть на человека, который днем умерщвлял ядовитых змей силой своего взгляда.

Себе под стать он выбрал и коня — огромного, черного, как смоль, страшноглазого. Говорят, он поймал его жеребенком и выкормил молоком волчицы.

Верхом на черном коне, в окружении полудиких псов, он без колебаний вступал в жестокие схватки с браконьерами и порубщиками. Говорят, в него стреляли. Пуля попала ему в затылок и расплющилась. Но если ему удавалось захватить врага, живым тот от него уходил редко. Говорят, он пытал пленных в подвалах своего дома. Это были бесконечные холодные лабиринты с неровными земляными стенами, сочившимися болотной влагой, темные лабиринты, где с потолков свешивались гигантские слепые пауки с черными крестами на спинах и вишневыми от человеческой крови животами. Те, кому все же удавалось вырваться из этих подземелий, рассказывали страшные истории о притаившемся в лабиринте слепом звере в облике человека, о пытках, дыбах, клещах, о жаровнях, над которыми людей подвешивали вниз головой и держали до тех пор, пока лопнувшие глаза не зашкварчат на раскаленных угольях, как яичница на сковородке.

Как бы там ни было, вскоре Цареву удалось отвадить браконьеров и порубщиков со своих угодий.

Говорили также, что он не отпускал живьем ни одну встреченную в лесу женщину, девушку или даже старуху. Изнасиловав жертву, он бросал ее на растерзание своим псам. Столетняя старуха по кличке Железная Жопа утверждала, что, до того как сойти с ума, она в течение тридцати лет была наложницей Царева: вошла в его дом расцветающей девушкой, вышла гнилой развалиной, и пятьдесят лет из тридцати он кормил ее сырой человеческой печенью и поил сорочьей мочой.

Все это, конечно, ложь, но со своей будущей женой он познакомился именно в лесу.

Она собирала ягоды, когда бурлящая грозовая туча внезапно закрыла солнце и на поляну верхом на огромном черном коне выехал огромный черный человек. Истукан на истукане. Он молча смотрел на девушку — и молча взирали на нее его волки, считавшиеся его собаками.

— Да ведь я тебя знаю, — вдруг проговорил он.

Выронив лукошко, она попятилась в малинник, упала, вскочила и бросилась бежать. Она мчалась сломя голову, он ехал за нею шагом, не отставая ни на шаг, и так они одновременно добрались до городка, до дома ее родителей.

Второй раз он увидел ее в парикмахерской, куда раз в неделю — всегда по воскресеньям, в один и тот же час — приезжал бриться. Парикмахер Илюха к его приезду держал наготове свежие салфетки и наточенную до звона золингеновскую бритву. Добрый час он скоблил Царев подбородок, благоговейно изумляясь прочности щетины и дубленой кожи. Говорят, при этом с бритвы сыпались искры, а после бритья лезвие напоминало обгрызенный мышами ломтик сыра. Именно здесь, в парикмахерской, и увидел вновь Царев немую Марию, приемную дочь Илюхи. А через неделю все в городке только и говорили, что о сватовстве нелюдимого лесника.

Прежде чем отправиться в загс, Царев приволок в Илюхин двор большие весы из соседнего магазина, где на них взвешивали мешки с картошкой и свиные туши, и взвесил будущую жену. Говорят, ее отпели и плакали по ней, как по покойнице. После загса он отвез ее в лес, забыв отпраздновать свадьбу. Говорят, перед тем как лечь с ней в постель, он тщательно осмотрел ее с ног до головы, как осматривают перед покупкой лошадь или корову.

Никто, кроме Марии, не видел его обнаженным, и вот ей-то и открылось, что он принадлежит к царскому роду, о чем свидетельствовал тайный знак на его теле — на таком месте, которое никому не показывают. Может быть, речь шла об осьмиконечном кресте, врощенном под кожей на груди. Говорят, во сне он смеялся. Говорят, плакал. Но об этом могла знать только жена, а она никому ничего и не могла рассказать.

Говорят, после свадьбы, которой не было, их видели на лесной полянке: Мария со смехом гонялась за бабочками, а муж с улыбкой наблюдал за нею. Но это конечно же ложь. Говорят, он возил ее по врачам, пытаясь исцелить от немоты, но безрезультатно. Говорят, тайком от него она сама лечилась. Однажды Царев застал ее в лесу, где она, раздевшисъ донага, бросалась в заросли шиповника и, превозмогая боль, каталась по колючкам. Прекрасное белое тело на колючках. Белое тело, испятнанное кровью. Боль исторгала из нее мычание, переходившее в крик, — казалось, вот еще миг — и крик дорастет до слова. Но слова не было. Царев выхватил жену из зарослей шиповника и на руках отнес домой. Все это больше похоже на ложь. Правда только то, что ни до, ни после свадьбы в доме не было зеркал.

После женитьбы Царев взялся по-настоящему обзаводиться хозяйством. Основательно рассчитав, сколько и чего ему понадобится до самой смерти, он принялся набивать поместительные кладовые мешками с сахаром, солью и крупами, а также купил пять пар кирзовых сапог, один выходной костюм, жесткостью не уступавший фанере, шесть рубашек, две пары нижнего белья, восемьсот кусков мыла, а также сто пар чулок в резинку для жены.