Читать книгу "8-9-8 - Виктория Платова"

Мончо много точнее, чем увалень Осито.

Его булыжник угодил малышу в живот, и малыш перевернулся в воздухе и отлетел к ограде.

Начо метнул камень без всякой команды и тоже попал в котенка.

Все происходит как в замедленной съемке: снова Осито, и снова Мончо, и опять Начо, два попадания из трех; неизвестно, что лучше — круглые тяжелые булыжники или острые маленькие камешки. Маленькие камешки могут поцарапать и ранить котенка, а булыжники наверняка повредят ему внутренности.

Котенок почти перестал двигаться, он больше не пищит — вместо него попискивает Габриель: попискивает, всхлипывает и закрывает лицо руками. Белые шляпы, черные костюмы, фишки из казино, которые можно обменять на миллион, — все это не имеет никакой ценности для Габриеля. Он должен поставить в известность Кинтеро. Сейчас же, пока не случилось самое ужасное.

Сейчас же.

Сейчас.

Только что делать с языком, закатившимся в горло?

— Твоя очередь!..

Совершенно непонятно, кто вложил в руку Габриеля камень: кто-то из тех, кто мечтает о Большом Ограблении Банков, но только не Кинтеро.

Кинтеро, как обычно, раздает команды. Ничуть не изменившимся ровным голосом.

Сволочь.

— Твоя очередь, слабак! Ну!..

Камень сидит в пальцах, как приклеенный. Чтобы избавиться от него, стряхнуть с рук, нужны определенные усилия. Кажется, у него получилось!..

Но Габриель радуется недолго — ровно до той секунды, когда камень снова опускают ему на ладонь: это сделал дурак Мончо. А дурак Начо больно толкнул его в плечо. А дурак Осито наступил на ногу. И только Кинтеро ничего не предпринимает, он —

самый умный из всех.

— Ты как будто не хочешь напрячься? — ласково спрашивает Кинтеро у Габриеля.

— Отпустите меня, — шепчет Габриель.

— Смотрите-ка, он расклеился, — в голосе Кинтеро слышны торжествующие нотки: «ну, что я вам говорил!»

— Разнюнился! — подхватывает Мончо.

— Распустил сопли, дерьмовая башка! — подхватывает Начо.

Осито давит на ногу Габриеля сильнее и сильнее.

— Давай, сделай это!..

Давай, давай, давай!.. — гулом отдается в голове.

— Если не сделаешь — придется тебя убить. Такие у нас правила. Кто не с нами — не проживет и дня. Кто не с нами — пусть сушит кишки на солнце.

Вряд ли Кинтеро сам придумал столь напыщенную фразу. Подобные фразы выпускают на волю плохие парни из американских фильмов — и впору ответить ему такой же, подслушанной. Габриель заучил их не меньше десятка, и все они принадлежат не плохим, а хорошим парням, а хорошие парни всегда побеждают.

Он не может вспомнить ничего подходящего случаю.

Это из-за котенка, его тельце темнеет у ограды, и непонятно — жив он или нет. Это из-за котенка, из-за жалости к нему; от жалости голова Габриеля распухла и вот-вот треснет, она отказывается соображать. И лишь одна мысль перекатывается в ней, как засохшее семечко в тыкве, — что если Кинтеро и вправду приведет угрозу в исполнение?

Что если котенку уже не помочь, и Габриель пострадает напрасно?

Обмануть Кинтеро.

Не такой уж он крутой, он и книжек не читал, а Габриель — читал, и он не в пример умнее щербатой гадины, так неужели у него не получится обмануть Кинтеро?

Получится, еще как.

Всего-то и надо, что бросить камень. Размахнуться и бросить, но не в темного-рыжего пушистого малыша, а в сторону ограды. Ничего страшного в этом нет, вот и Осито не попал в котенка ни разу, — а старался. Габриель не будет стараться, он даже глаза закроет, а руку отведет подальше, пустит камень в небо, в белый свет, —

и все разом закончится.

Это — хорошая мысль. Счастливая, хоть и похожа на семечко в тыкве, еще одно. Один плюс один — будет два, их двое — Габриель и котенок, не волнуйся, малыш, все будет хорошо.

Почти счастливый Габриель что есть силы смежает веки, отводит руку далеко за спину и швыряет камень.

И наступает тишина.

А потом, откуда-то издали, с края этой бездонной, подернутой мутной пленкой тишины, раздается голос Мончо:

— Он попал!..

— Попал! — Голос Начо намного ближе, чем голос Мончо.

— Попал! — Голос Осито еще ближе.

А самый близкий — голос Кинтеро.

Он вполз в ухо Габриеля и забился там, как муха между стеклами. Огромная навозная муха, на такую даже смотреть неприятно, сразу возникает приступ тошноты.

— Ты попал, слышишь, — жужжит муха. — Хоть и дерьмовая башка, а меткий.

— Нет, — Габриель едва шевелит губами. — Я не попал.

— Попал, не сомневайся. Кот издох? — вопрос адресован Мончо, еще одной навозной мухе.

— Издох, — подтверждает муха-Мончо.

— Издох, — подхватывает муха-Начо.

— Издох-издох, — не отстает от приятелей муха-Осито.

— Вот видишь! Издох! Каменюкой по темени — как тут не издохнуть-зыы… Зы-ы-зы-ыы…

Жужжат и жужжат, облепили со всех сторон и не отпускают. Того и гляди, оставят в покое ухо и набьются в рот — что тогда будет делать бедолага Габриель?..

— Нет, я не мог попасть…

— Хочешь посмотреть, что он издох? Иди и посмотри-зы-ы-ы…

Они придумали это специально, чертовы мухи, — чтобы связать Габриеля по рукам и ногам, а он не в состоянии причинить зло беспомощному животному, он даже не целился, просто бросил камень, который вряд ли и до ограды-то долетел, они придумали это.

Мончо и Начо — большие специалисты по подлому битью под коленки, но Мончо и Начо здесь совсем ни при чем: Габриель валится на землю сам, без чьей-либо помощи. Все так же, не открывая глаз, он заслоняет голову руками и тихонько поскуливает.

— Слабак, — Кинтеро касается ребер Габриеля носком ботинка. — Не видать тебе Америки, как своих ушей.

— Отметелить его? — деловито интересуются Мончо и Начо.

— Была охота мараться… Пошли отсюда.

Рой навозных мух улетает без всяких (трагических для Габриеля) последствий.

…Он больше никогда не увидит медвежонка, но спустя лет пятнадцать нос к носу столкнется с Мончо и Начо, благополучно ставшими Рамоном и Игнасио. Рамон зайдет в магазин Габриеля купить коробку сигар со скидкой, а Игнасио останется на улице поджидать дружка. Рамон так и не узнает его, зато Габриель сразу же вспомнит обоих, они не слишком-то изменились, несмотря на заросшие щетиной лица. Они не изменились и по-прежнему выглядят шестерками, за которых думает кто-то другой.

Самый умный.