Читать книгу "С тобой и без тебя. Дорога к дому - Лесли Локко"

— Я рад, что мне не придется оставаться здесь все три месяца, — тихо заметил Танде, когда они подъехали ближе к бунгало. — Лучше уж пускай они здесь побудут, а не я.

— Им за это достаточно хорошо заплачено, можешь мне поверить, — сказал Макс, распахивая дверь. По полу быстро пробежал скорпион. Макс вопросительно поднял бровь. — А может быть, и недостаточно.

Следующие несколько дней они провели в поездках по территории будущего комбината. Инженеры знакомились с местностью, вглядываясь в огромные карты, которые прихватили с собой, расставляя колышки и другие метки на песке. Они таскали за собой проекты и планы — огромные листы голубой бумаги, испещренные паучьими следами их каллиграфических надписей и цифр, с обведенными кружками отдельными местами, пересекающимися линиями. Целые секции были раскрашены в голубые, желтые и розовые цвета. Макс смотрел на все это, слушал, как Танде говорит о развитии этого сектора и о расширении сферы производства. Было трудно поверить, что пустота, которая их окружала сейчас, сможет в будущем превратиться в нечто подобное тому, что было создано пока что на бумаге с помощью системы автоматического проектирования, и теперь лежало на капоте джипа перед ними. Впереди был еще очень долгий путь, как напомнил им Танде, когда они вернулись назад на базу в тот день. Температура приближалась к пятидесяти, сухой жар охватывал каждого, стоило только выйти из машины. Генераторы работали на полную мощность, чтобы обеспечить работу кондиционеров, когда они приехали назад в лагерь. Они завезли сюда два огромных Ингерзоля по семьдесят пять киловольт-ампер. И теперь в четырех модернизированных бунгало были и кондиционеры, и радио, и телефоны спутниковой связи, и электропроводка, даже тостер, чтобы инженеры могли жить с максимальным комфортом. Мужчины, приехавшие из Тимбукту вместе с Танде, — водители, охранники и чернорабочие молча смотрели на оборудование, которое перетаскивали из машин во временное жилье.

— О чем они думают? — спросил Макс у Танде, пока они шли из одного бунгало в другое. Танде пожал плечами.

— Они привыкли к этому — белые люди всегда привозят с собой много вещей. Взгляните на туристов. Они едва могут двигаться под тяжестью своих видеокамер, фотоаппаратов, набитых рюкзаков, спальных мешков и так далее. Эти люди видели такое и раньше.

— Это нельзя сравнивать, — заметил Макс, глядя на то, как двое мужчин несут небольшой холодильник, набитый бутылками с пивом.

— Если дело касается тубуба — белого человека, который делает такие вещи, то все не так плохо. Проблемы начинаются, когда некоторые из моих людей, из правительства, приезжают сюда. Как я уже сказал, местные привыкли к тому, что белые таскают за собой все свои пожитки и множество вещей. Они приезжали в Тимбукту много веков подряд. Туареги вполне в состоянии переваривать их. Но они не могут вынести зрелища, когда мы — черные малийцы с юга — приезжаем с такой же кучей всяких вещей. Особенно когда дело касается их земли, — он обвел рукой вокруг, — а это дает нам такую возможность, так что можно ожидать всего.

Макс какое-то время молчал.

— Но ведь все это делается для того, чтобы в стране лучше жилось, для их же блага, разве нет? — спросил он, и его вопрос прозвучал так, как будто бы его задавала Амбер.

— Какой страны? Мали была колонией французов. Кстати, французы пытались создать независимое государство для туарегов — Азауад, не слышали о таком?

Макс отрицательно покачал головой.

— Смотрите. Для них это вот все равно как для нас были французы. Больше автономии, если не полная независимость, лучшие перспективы, кусок пирога от прибылей. Все то же самое. В конечном счете, все вращается вокруг вопроса денег. Другое дело различия культур, расовые отличия, разный образ жизни, но если все садятся за стол не на голодный желудок, то все различия моментально исчезают.

— И именно поэтому ты защищаешь этот проект? — Макс спросил и замолчал. Чем больше он узнавал Танде и страну, тем сильнее испытывал желание вложить сюда более значительную часть своего капитала. Но здесь Макс сталкивался с целыми пластами истории, о которых не знал ничего. Он получал огромное удовольствие от общения с Танде. Работа с Танде отличалась, как небо от земли, от утренних рабочих встреч в Нью-Йорке, милых деловых обедов в Лондоне, послеобеденной выпивки в Париже, которые были необходимой дополнительной смазкой для получения реальных прибылей и выгод на Западе. Сама работа здесь была ни на что не похожа. Она была другой. Идеалы, о которых велись рассуждения на всех этих бизнес-ланчах и деловых обедах, были всего лишь громкими словами о прогрессе, развитии, свободе. Танде был почти на тридцать лет моложе его. Иногда он смотрел на этого человека и пытался вспомнить, а чем занимался он сам, когда ему было тридцать лет. Макс делал деньги. Макс делал деньги с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать лет. В мыслях у него пронеслись воспоминания о временах создания Палестины и Израиля. Но это было сплошное кокетство с самим собой, он всегда думал только о деньгах, а не о политике и не об идеалах. Один из мальчиков из сиротского приюта — Макс мучительно пытался вспомнить его имя, — попал на Ближний Восток в самом конце войны. Он собрал какой-то отряд из местных бойцов, чтобы воевать с британцами, а потом приехал в Лондон, чтобы набрать добровольцев. Он и Макс — его звали Доу! Это воспоминание внезапно посетило Макса в пустыне. Они встретились и пошли в кафе в Виллесдене. Макс прекрасно помнил даже мелкие детали того дня. Черно-белые скатерти в клеточку и бутылки разбавленного водой кетчупа. Он слушал то, что говорил Доу, но идеи, о которых он рассуждал — независимость, свобода, государство для евреев — мало что значили для него. Макс был озабочен только добыванием денег, и именно они означали для него свободу, деньги были равносильны независимости. Макс слушал Доу, но не видел в его рассуждениях ничего интересного для себя. Это было в самом начале его карьеры. Забавно, что те же самые слова звучат и теперь, но для него они обрели теперь иной смысл.

— Что мы можем сделать, Макс? — Танде усмехнулся. — Я верю, что развитие экономики — это единственное условие и основа мира. У нас много людей в правительстве, которые не разделяют мою точку зрения. Но если мы хотя бы не попытаемся воплотить в жизнь такие проекты, как этот, то здесь всегда будет царить нищета. Конечно, у них есть самобытная культура, особенный образ жизни, но мир уже изменился. Он меняется постоянно. Вскоре у этих людей будет радио и телевидение, у многих уже есть. Они увидят другой мир, мир с генераторами Ингерзоль, холодильниками и автомобилями. Я говорил об этом Ам… с другом, — быстро поправился он, — они хотят получить шанс, как любой человек. Верблюд или автомобиль. Я знаю, что выбрал для себя.

Макс кивнул и оглянулся по сторонам. Ему понадобилось сорок лет, чтобы понять суть таких рассуждений. Он вдруг подумал: а что же теперь делает Доу, где он? Макс был уверен, что отклонил тогда его предложение совершенно правильно. Дело в том, что теперь он не только мог рассуждать на подобные темы, но он мог еще и сделать что-то конкретное. Это ему позволяли те самые сорок лет делания денег. Без его теперешнего капитала и богатства он не смог бы оказаться там, где был сейчас. Он стоял в самом центре Африки посреди жаркой пустыни, вдыхал сухой и горячий воздух, смотрел на безупречно белое небо, лишь слегка тронутое голубым цветом. Вдали виднелись выветренные ветром нагромождения камня, еще дальше начинался каньон, который пересекал равнину, окружая стеной Пустые Земли.