Читать книгу "Самурай - Ирина Оловянная"

Ребята деликатно удалились. Бедный лейтенант, он не может повернуться на бок лицом к стенке, у него от всех отворачиваний уже, наверное, шея болит.

Я осторожно гладил девочку по спине и сцеловывал слезы с ее щек. Что я мог ей сказать? Все эти жестокие игры не для нее. «А ты ими наслаждаешься! — сказал обвиняющий внутренний голос. — Хочешь посмотреть на результат?» — «Нет, не хочу, но придется», — ответил я.

Глава 11

Лейтенант молчал весь день, а за ужином разбил стакан. М-мм, что это с ним? Сломанные ноги — еще не повод терять годами вбитую координацию движений. Ему лет двадцать пять, не меньше. Значит, кемпо он занимается уже два десятилетия[8], и хорошо занимается, иначе не мог бы стать офицером-десантником. И почему ему это так понравилось?

Вечером медсестра сделала нам еще по одному уколу, пожелала спокойной ночи и выключила свет. Я долго не мог заснуть: целый день лежишь, откуда взяться усталости? И что это капает? О, черт! Я нажал кнопку звонка и не отпускал ее, пока в палату не вбежала Мама Маракана.

— Что?!

— Лейтенант! Посмотрите на него.

С координацией движений у него все в порядке, а вот с желанием жить… Я вовремя поднял тревогу, он потерял еще не слишком много крови.

Утром лейтенанта привезли обратно, со швами на запястьях, после переливания крови, ослабевшего, но живого. Разговаривать со мной он не хотел.

Мама Маракана осмотрела меня и недовольно покачала головой:

— Извини, малыш, но придется полежать еще несколько дней, тебе не повезло.

— Да что со мной такое?

— Когда вы второй раз летали, вас не встряхнуло?

— Ну встряхнуло, там такой взрыв был!

— Перелом со смещением. Позавчера, пока ты спал, мы там все починили, но если ты будешь прыгать — пробьет легкое, придется делать репозицию.

— Ладно, — проворчал я, — а война кончилась?

— Нет, наши сейчас дерутся за Эльбу, а здесь все еще не кончилось в джунглях.

— Понятно, — кивнул я.

Ничего мне не понятно. Надо не драться за Эльбу, как бы дорога она мне ни была, а врезать Кремоне в Палермо или в каком-нибудь другом жизненно важном для них месте, и как следует, тогда они и с Эльбы уйдут и рады будут, что ноги унесли. Это называется «Стратегия непрямых действий», превосходные образчики которой демонстрировал синьор Мигель прошлым летом, да и весной тоже. На Ористано ни одного выстрела не прозвучало, когда остров переходил из рук в руки.

Сразу после завтрака (лейтенанта кормили с ложечки и почти насильно) в нашу палату зашел майор Торре. Ну и видок у него; сомневаюсь, что он спал хотя бы час с тех пор, как война началась. Пожав мне руку и вымученно улыбнувшись, он обратился к лейтенанту:

— Лейтенант Веррес, я думаю, что вы ведете себя недостойно.

— Думайте что хотите.

— Послушай, сынок, я убил своего первого врага, когда твои родители еще не познакомились, и я знаю, о чем говорю: ты выбрал самый трусливый выход.

Лейтенант отвернулся.

— Не хотите разговаривать? Тогда так: я прикажу привязать вам руки и кормить внутривенно, если вы не пообещаете мне не пытаться больше покончить с собой.

— Хм, а что помешает мне обещать и поступить по-своему, раз уж я решил умереть?

— Я рискну.

— Вы поверите моему слову?!

— Поверю, — твердо заявил Торре.

— Ладно, я обещаю не стараться умереть каким-либо образом, пока нахожусь в госпитале вверенной вам воинской части.

— Хорошо, меня это устраивает. Будем надеяться, что ты поумнеешь прежде, чем срастутся твои переломы, парень.

Майор ушел, у него по-прежнему дел невпроворот. А я тут валяюсь, как последний бездельник! У-у, и главное, обещал валяться.

Лейтенант молчал не меньше часа, прежде чем решился заговорить со мной:

— Скажи, Энрик… Тебя ведь так зовут?..

Я кивнул.

— У вас все офицеры такие, ну… как Торре? — Лейтенант смутился, понимая, как глупо звучит его вопрос.

Но я его, кажется, правильно понял:

— Ну-у, я со всеми не знаком, но те, кого я знаю, пожалуй, не хуже. Я имею в виду не умение воевать. Хотя, по-моему, это взаимосвязано.

— Что взаимосвязано? — заинтересованно спросил лейтенант.

— Умение воевать и способность увидеть человека в прицеле своего бластера. Не мишень. Иначе станешь зверем, а они, кроме всего прочего, глупее людей.

— Это самая главная военная тайна корпорации Кальтаниссетта? Зачем ты тогда ее выдаешь? — насмешливо поинтересовался лейтенант.

— Вряд ли эта. К тому же для вас она совершенно бесполезна: ну прибежите вы с ней к вашему главкому, и что? Он вам просто не поверит, решит, что вы в плену двинулись умом, и предложит выйти в отставку.

— Он не предложит мне выйти в отставку, а прикажет меня расстрелять, неважно, скажу я ему что-нибудь или нет, — напряженным голосом проговорил лейтенант.

— Как это?

— Я — офицер, сдавшийся в плен.

— Ну и что? Это же не преступление!

— Это измена.

— И зачем тогда все договоры и конвенции о правах пленных? И никому не рекомендуется их нарушать, а то ведь скопом навалятся и раздавят. Все хотят иметь какие-то гарантии, что война ведется в определенных рамках.

— А кто сказал, что Кремона нарушает эти конвенции? Ваши пленные вернутся домой живые и относительно здоровые.

— Ваши тоже!

— А дальше?

— Что дальше? Цветы, объятия, поцелуи, вернулся живой, и слава Мадонне.

— Меня расстреляют, я уже сказал.

— Я понял. То есть я ничего не понял. Когда прошлым летом наши поглотили Алькамо, я точно знаю, что парням из их террористических отрядов сильно не повезло, они там устраивали взрывы на заводах, еще какие-то дела. Так они еще долго будут добывать селениты, а солдаты-то что? С них какой спрос? Какого-то полковника, помнится, судили за стрельбу из орудий по Фоссано, он тоже сейчас селениты добывает. Ну это понятно. Как говорит мой отец, «женщины вне игры», в них стрелять нельзя.

— Отец, который дарит сыночку до зубов вооруженный катер?

— Разве одно противоречит другому?

— Разве можно давать детям оружие?

— Это вашему чертовому психу-капитану, который бродит сейчас по джунглям и режет своих собственных солдат, нельзя давать в руки оружие! — заорал я вдруг.