Читать книгу "Ливиец - Михаил Ахманов"

И снова:

– Воплотись красавицей!

В нашу эпоху торжества генетики нет переходных градаций между полами, нет мужеподобных женщин и женоподобных мужчин, нет странных и диких извращений, свойственных древним временам. Очень редко мы выбираем носителя другого пола, и считается, что это опасный, крайне нежелательный эксперимент, ибо ломка психики неизбежна. Нет и особой необходимости мужчине воплощаться в женщину и наоборот – в прошлом для нас хватает и сестер, и братьев, стоящих на пороге смерти. Это так, но все же у нас, на Евразийской базе, женщин-психоисториков немного. Причина не связана с выбором носителя – просто в большинстве древних культур, если не считать матриархата, женщина была едва ли не рабыней, что, несомненно, мешает плодотворным историческим трудам. Были, правда, времена особые и редкие места, где и когда не властелин, а повелительница правила страной, и там выходило дамам послабление. Не всем, конечно, а близким к королеве, но это уже дело техники.

Давид вскинул руку, и пожелания смолкли. Лицо Риты под прозрачной крышкой саркофага побледнело и застыло; потом ее хрустальный кокон начал медленно тонуть в Окне, опускаясь прямиком в криотронный бункер хроноскафа. Плоть ее пребывала здесь, в последнем веке одиннадцатого тысячелетия, но дух, сознание, разум – нейронная структура мозга или то, что называли в прошлом душой, – уносилось сейчас в средневековую Грузию, в эпоху царицы Тамар, в сказочное время Шота Руставели. Собственно, его подробное жизнеописание и оригинал «Витязя в тигровой шкуре» и являлись целью экспедиции.

Все дальше и дальше в глубь веков, все ниже и ниже в колодце времени… Я знал, как это выглядит: камера в основании башни, мягкий гул темпорального реактора, затем псионный всплеск, фонтан холодного прозрачного огня, бушующего между цилиндрами эмиттеров. Доля секунды – и после экстракции психоматрицы, все исчезает; псионный импульс, запечатлевший душу Риты, мчится через годы и столетия, мелькая призраком в давно прошедших временах. Тень будущего в прошлом…

В Туманном Окне поблескивала крышка саркофага, и Ритино лицо под ней казалось ликом беломраморной богини. Последний миг прощания, но четверо в ярких одеждах, стоявшие рядом с Витольдом, глядели не на нее, а на меня. Глаза у рыжего, невысокого, были ливийские – светло-серые и удлиненные к вискам; лоб его пересекала полоса интерфейсного обруча. Похоже, он пытался зондировать мой разум – не представившись и не послав приветствия. Скверное начало для знакомства.

Саркофаг исчез, Туманное Окно закрылось.

– Улетела, – промолвил Егор, выпустив мою руку. – Пойдем, малыш. Я знаю один кабачок в Ниневии… мясо барашка и красное вино… – Он выразительно причмокнул.

– Пойдем, – кивнул я и, на секунду сосредоточившись, прикоснулся к Зазеркалью. Часть моего отчета, готовая и должным образом отредактированная, была уже сброшена в главный мегалит и сделалась общедоступной. Не считая Давида, с ней ознакомились Гинах и еще сотни три специалистов. Кроме того, масса любопытствующей публики – разумеется, взрослые, ибо многие мои воспоминания не предназначались для детей.

Егор, обняв меня за пояс, повлек к Туманному Окну.

06

Боюсь, что в этот раз я оказался плохим сотрапезником. Мы сидели в увитой лозами беседке, в кабачке «Благословение Шамаша», пили красное вино, ели устриц и нежное мясо барашка (то и другое – из синтезатора), и Егор рассказывал мне о гуннах, готах, латинянах и вечном городе Риме, что раскинулся у Тибра на семи холмах. Окрестные пейзажи весьма подходили к его историям: кабачок, несколько уединенных павильонов, располагался на искусственном холме, откуда были видны стены, врата и башни Ниневии, уступчатые пирамиды храмов и дворцов с крылатыми быками и грозными фигурами царей, улицы и площади, вымощенные розовым обожженным кирпичом. Рим, волчье логово, Ниневия, логово львов… Тщательно восстановленные, как и другие исторические города, свидетели минувшего, полные жизни и в нашу эпоху… У Ассирийского Музея и Корпуса Анналов Саргона толпится народ, над плоской кровлей Глиптотеки повисла воздушная лодка, Площадь Фонтанов заполнена людьми, и там полощатся на ветру пестрые тенты, кружат глайдеры и сияют, переливаются голографическим светом вывески театров, ресторанчиков и винных погребков.

С запада городскую стену подпирали набережная и бурая дуга Тигра, с трех остальных сторон простирались рассеченные дорогами сады с пирамидой Дома Уходящих и мелькающими тут и там кровлями и башенками вилл. В Петербурге – исход февраля, снег и метель, а здесь под бирюзовым небом уже курчавятся свежей листвой яблони и персиковые деревья. Серый и желтый камень, оранжевый кирпич, голубизна трипластовых дорожек смотрелись празднично и ярко на фоне зелени. Я любовался этой картиной, пил вино, слушал Егора, но думал о другом.

Зал Прощания, Рита в хрустальном саркофаге, фигуры в темных мантиях, отблескивающих серебром… Проводы. Семьдесят девять моих экспедиций и сотни, даже, наверное, тысячи, когда я провожал других – коллег, друзей, знакомых. До Риты я попрощался с Аль-Хани, за пару дней до собственного погружения. Не прошло и трех месяцев с этого часа, однако торжественный ритуал казался новым, неожиданным или, во всяком случае, изрядно подзабытым. Не труды над отчетом и не сладкие губы Тави тому виной, а причуды времени: три месяца прошли в реальности, но для меня, Андрея-Гибли, истекло семнадцать лет.

Время! Если осталось что-то мистическое в нашу эпоху, то это тайны времени и Носфераты. Но Галактические Странники далеко, и с ними мы не сталкиваемся каждый день, а время – та неизбежность, которая рядом. Рядом всегда, и мы, как все вокруг, плывем в его потоке.

В потоке ли? Время дуально, и это значит, что объективное время и восприятие его мыслящим существом – разные вещи. Время как объективная категория связано с пространством, с игрой вселенских сил, и кажется, что оно непостижимо – ведь чтобы раскрыть его тайны, нужно расстаться с реальностью, выйти из потока и бросить взгляд извне на Мироздание. Что же касается восприятия времени, то это ментальный процесс, зависящий от биохимии и энергетики мозга. Органическая жизнь подвержена тлену, если не принять особых мер; молекулярные структуры, основа жизни, не восстанавливаются с идеальной точностью, клетки и ткани стареют и гибнут, и в результате мы воспринимаем время самым тривиальным образом. Интуитивно, подсознательно время мыслится нам однородным и линейным, текущим в завтра из вчера, и в этом убеждении нас поддерживают астрономические циклы, коловращение небес, смена сезонов, фаз луны, ночи и дня.

Иллюзия! Всего лишь иллюзия!

Дуальность времени ощутили еще в Эпоху Взлета, но его связь с ментальными процессами осталась не понятой и не раскрытой. Как и загадка мышления – к ней не успели даже подступиться.

Мозг созданий, способных изменяться и усложняться, по мере своего развития идет к порогу, перешагнув который, животное становится разумным. Смутное осознание индивидуальности, выделение себя-личности среди других особей – вот первый прогрессивный шаг, и он всегда и всюду, во всех известных нам мирах, сопровождается восприятием времени. Затем ощущение собственного «я» делается отчетливей, возникает язык или иная сигнальная система, появляется дар к логическим умозаключениям, сначала простейшим, затем все более сложным. Следующий этап – построение моделей мира, религий, наук и искусств, активное преобразование реальности; и одновременно с этим нарастает мощь ментальных излучений мозга. Наконец, качественный скачок: признание факта, что разум способен функционировать не только в биологическом коллоидном растворе, но и в других субстанциях, структурированных должным образом, более гибких, подвижных и долговечных. Это означает, что психоматрицу – то есть душу или собственное «я» – можно экстрагировать из тела, внедрив затем в небиологический, даже невещественный субстрат – скажем, в среду Инфонета. Такому разуму доступно, казалось бы, невозможное: выйти из темпорального потока и бросить на него тот самый взгляд извне. Иными словами, разум, не отягощенный плотью, способен построить модель объективного времени.