Читать книгу "Русский клан - Виктор Косенков"

Вязников сделал большой глоток чаю. Обжигающая жидкость оцарапала гортань и ухнула куда-то вниз.

— Ох ты… — На его глаза навернулись слезы. — Что ж я делаю…

— Вареньицем закуси, — посоветовал Морозов. Он пил чай маленькими, аккуратными глоточками.

— Ух! Какие, однако, странные стаканчики, столько времени тепло сохранять. Надо же… — Алексей вытер обильно выступивший на лбу пот.

— Давай вернемся к нашим баранам.

— Давай. — Вязников поднял вверх указательный палец, собираясь с мыслями. — Что я хочу сказать? Сейчас в России есть все предпосылки к возникновению людей, которые хотят переделать окружающий их мир. Им в существующем мире неуютно. Плохо. Негде развернуться, жить, работать. Капитализм в его нынешнем состоянии не подходит таким людям по этическим соображениям. Воровать — гнусно. Надеюсь, с этим ты согласен?

— Безусловно.

— А не воровать означает не жить по той модели, по которой живут люди, «добивающиеся чего-то» в нынешних условиях. Продавать сто машин по бартеру на миллион веников — это, как ни крути, воровство. Хитрая комбинация, но воровская. Таким образом, получается, что строить свою жизнь надо по-другому. По-своему. Задача пассионариев в том, чтобы вывести себя за систему. Стать вне негласного закона о взаимоотношениях, которые сложились в обществе. Это не означает прямого жестокого противодействия или передела. Такой путь не приведет ни к чему. Пассионариев выбьют, и система снова двинется дальше. Такая же или чуть иная, не важно. Глобальная система под силу только Великому Пассионарию.

— Ты про Мессию?

— Вроде того. Про Мессию, про Сверхчеловека, не важно. Термины иногда не вносят ясности, а скорее даже наоборот, все запутывают. Только Мессия сможет закрутить вентиль Системы Капитала, перекрыть ему кислород.

— Но его же надо еще вырастить! А для этого нужна база. Таким образом, стать вне системы на нашем уровне — значит «свести для нас ее влияние к минимуму». Невозможно выскочить из круговорота «товар — деньги — товар». Но возможно ослабить его давление. Сгладить последствия каких-то негативных событий.

— Например?

— Например… — Вязников покрутил в воздухе пальцами, словно взял неведомый аккорд на невидимом пианино. — Увольнение. В городе, к примеру, если ты потерял работу на длительный срок, то потерял все. Над человеком постоянно висит молот — квартира, машина, вода, свет. А на Западе еще и система кредитования, от которой ой как трудно отказаться. Представь, увольнение. А у тебя выплаты по кредиту завтра.

— Ну, не все так мрачно. Есть льготы и так далее…

— Конечно, есть. Ты ведь слышал про систему кнута и пряника? Так вот, есть пряник, которым тебя манят на работу в три смены по двенадцать часов, а есть кнут, которым тебя корректируют в случае, если ты отклонился от курса. Льготы, пособия, отсрочки платежей — это и есть пряник.

Его можно просто отнять. А можно еще и по шее кнутом, чтобы пошевеливался. Не правильно думать, что система проста, примитивна и направлена только на зло.

Нет, кому-то в ней бывает комфортно и уютно.

Система — это порядок. Тот самый, когда все идет так, как должно идти. И более того, я тебе скажу, что для среднестатистического государства это только в кайф. Потому что такое государство состоит из обывателей, которые перемен не любят. У революционеров есть огромное, вот такое, — Алексей развел руки в стороны, — хамство, по которому они решают за этих самых обывателей, что будет лучше. Население кряхтит, стонет, ругается, но идет, куда сказали. Потому что привыкло. Другой вопрос, что потом этих революционеров сжирает их же собственное дело

Это потом. Но сначала они решают за общество, что и как делать и куда идти. У тебя таких размеров хамство есть?

— Нет, — честно ответил Морозов.

— И у меня нет. Поэтому я не буду революционером в этой стране. Никогда. Мы с тобой боролись «за порядок». Порядок — это система. В ней удобно жить простому обывателю. Эта страна слишком долго воевала. С собой, с другими, с Богом… Пусть, может быть, отдохнет. Пусть создаст тот первичный бульон, из которого вырвутся новые пассионарии. Чтобы разрушить всю систему, по всему миру, на хрен! Они будут другие, не такие, как мы. Может быть, они будут лучше. Выведут Россию к звездам. Факт, что сейчас этого сделать…

— …невозможно, — кивнул головой Юра.

— Именно. А значит, быть революционером — это не наш путь, не мой и не твой. Но жить в бульоне мы не сможем.

— Почему? Может быть, и нам надо отдохнуть?

— Мы не сможем, Юра. Мы другие. Мы — пассионарии. Система не наш дом. Мы боролись за порядок — вот он есть.

Становится. Будет. Может быть, не через год-два, может, через десять. Но за время борьбы мы изменились, мутировали.

Мы — пассионарии. Нам нет места в системе. Сломаем ненароком. А значит, мы должны из нее выйти, контактировать с ней так… чуть-чуть. Чтобы крылья за спиной не выросли.

Морозов допил чай. Помедлил минуту. Потом не выдержал, обмакнул ложечку в остатки варенья. Заулыбался, смакуя вкус.

— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Положим, что с идеологической частью мы закончили. У тебя, похоже, было время подумать. А что в активе? Какие практические соображения?

Вязников несильно хлопнул ладонью по столу, наклонился вперед.

— Земля! — сказал он веско и со значением.

Годом позже

Повестки, выглядящие любезным приглашением к участковому, упали в ящики к Морозову и Вязникову почти одновременно.

Они жили в разных районах города, но на «явку с повинной», как выразился Юра, пошли вместе и по одному адресу. Оба понимали, что вызывает не милиция, и догадывались, о чем пойдет разговор.

— Вызывали? — спросил Вязников, входя в кабинет. Следом за ним вошел Юра, по-деловому рассматривая обстановку.

— Вызывали, — ответил участковый, глядя на них поверх очков. Он больше походил на учителя или врача, зачем-то нацепившего милицейскую форму. Уж слишком неловко она на нем смотрелась… — Пройдите, с вами поговорят.

Участковый присмотрелся к Морозову.

— А вы по какому вопросу? Вас, кажется, не вызывали?

— Да, да, — ответил Юра. — Не вызывали меня к вам. Точнее, не к вам, а… Ну, вы понимаете. Будет проще, если мы сами явимся. На пару. Им же работы меньше.

— Гм… — участковый кашлянул, немного помедлил и кивнул на дверь в смежный кабинет. — Вам туда, разбирайтесь сами.

В соседнем помещении сидел невысокий худой мужчина в больших очках. Серый пиджак сидел на нем не идеально, но плотно. Глазу не к чему было прицепиться. Только воротник белой рубашки был не совсем аккуратно заправлен, уголком вылезая на серый лацкан. Поразмыслив, Морозов решил, что это сделано скорее специально, чем по случаю. Штришок незавершенности, легкий намек на несовершенство, мол, мы тоже люди, имеем право на…