Читать книгу "Золотая тетрадь - Дорис Лессинг"

Молли удивленно подняла брови и быстро взглянула на бывшего мужа, Анна слегка поморщилась, а Ричард глазел на них обеих, всем своим видом давая понять, что вся эта ситуация сложилась исключительно по их вине.

Томми, продолжая избегать их взглядов и каждым малейшим своим движением показывая, что взрослые недооценивают его понимание их жизненных перипетий и безжалостность его суждений о них самих, сел и начал медленно есть клубнику. Он был похож на отца. А именно: Томми был крепко сбитым, довольно плотного телосложения парнем, смуглым, как и его отец, в нем не было ничего от порывистости и живости Молли. Но в отличие от Ричарда цепкое упорство которого, горящее во взгляде его темных глаз, проявляющееся во всех его нетерпеливых, но четких движениях, было очевидно каждому, кто на него смотрел, Томми выглядел как человек, держащий свои чувства за семью печатями, как узник собственной натуры. В это утро одет он был в алую футболку и свободные синие джинсы, но ему больше бы подошел сдержанный деловой костюм. Любое движение, которое он совершал, любое слово, которое он произносил, напоминали замедленные съемки. Молли раньше жаловалась, разумеется шутя, что Томми, похоже, дал себе зарок считать до десяти перед тем, как сказать хоть слово. А однажды летом, когда сын отпустил бороду, она жаловалась, шутя, что он выглядит как человек, приклеивший щегольскую бородку к своему торжественному лицу. Она так и продолжала отпускать эти веселые и наигранно жалобные комментарии, произнося их громко и весело, пока однажды Томми не сказал:

— Да, я знаю, тебе хотелось бы, чтобы я был похож на тебя, я имею в виду — чтобы я был привлекательным. Но вот беда, в тебя я пошел только характером, а должно было быть наоборот, — ну да, конечно же, если бы я унаследовал твою внешность и характер отца, — ну, по крайней мере, его неизменную силу, это было бы лучше, правда? — И он настаивал на этом, и настаивал упорно, как делал это всегда, когда пытался объяснить матери что-то такое, что она сознательно отказывалась понимать.

Молли несколько дней переживала из-за этого, она даже позвонила Анне:

— Ну не ужасно ли это, Анна? Кто бы мог подумать? Ты думаешь о чем-то многие годы, и как-то с этим сживаешься, а потом, внезапно, тебе что-то говорят, и ты понимаешь, что не ты одна об этом думала?

— Но ты ведь, конечно, не хотела бы, чтобы он был таким, как Ричард?

— Нет, но Томми прав насчет неизменной силы. А как он к этому подошел: вот беда, в тебя я пошел характером, так он сказал.

Томми ел клубнику, ягоду за ягодой, пока не осталось ни одной. Он ничего не говорил, молчали и они. Все трое сидели и смотрели, как он ест, как будто он усилием своей воли заставил их так сидеть и на него смотреть. Ел Томми аккуратно и не спеша. В процессе поглощения пищи его рот двигался так же, как в процессе говорения, каждое слово — по отдельности, каждую ягодку — целиком и по отдельности. И он упрямо хмурился, сведя к переносице темные брови, как мальчишка, склонившийся над тетрадкой с домашним заданием. Он даже совершал губами некие маленькие предварительные движения, прежде чем отправить очередную порцию в рот, как, бывает, делают старики. Или как слепые, подумала Анна, узнав это движение; однажды в поезде она сидела напротив слепого. Так же работал и его рот, довольно пухлый, и под контролем, мягкие, поглощенные своей работой, слегка надутые губы. Да и глаза у слепого были такие же, как и у Томми, даже когда он на кого-нибудь смотрел: взгляд, словно направленный внутрь самого себя. Хотя, конечно, тот человек был слепым. Анне вдруг стало как-то не по себе, как и в тот раз, когда она сидела напротив слепого и смотрела в его невидящие глаза, которые, казалось, были затуманены самоанализом. И она видела, что Ричард и Молли чувствуют то же самое; они хмурились и совершали какие-то мелкие беспокойные движения.

«Он всех нас пытается запугать, — подумала Анна, встревоженно, — он всех нас пытается ужасно запугать». И снова она представила себе, как Томми стоял за дверью и слушал, возможно долго; теперь она уже была в этом убеждена, хотя, может, это было и несправедливо, и она испытывала неприязнь к этому мальчику, который, ради собственного удовольствия, заставлял их сидеть и просто ждать.

Анна уже буквально понуждала себя преодолеть этот необычайной силы и очевидный запрет, исходящий от Томми, и наконец сказать что-нибудь, нарушить молчание, когда он отставил тарелку, аккуратно положив поперек нее ложку, и спокойно произнес:

— Вы трое снова обсуждали меня.

— Конечно нет, — сказал Ричард горячо и убежденно.

— Конечно обсуждали, — сказала Молли.

Томми удостоил улыбкой, исполненной терпения, их обоих и продолжил, обращаясь к отцу:

— Ты пришел поговорить о работе в одной из твоих компаний. Как ты и просил, я обдумал это предложение. Думаю, я его отклоню, если ты не возражаешь.

— Ох, Томми, — сказала Молли, в отчаянии.

— Ты, мама, непоследовательна, — сказал Томми, глядя в ее сторону, но не на нее. У него была манера смотреть в чью-либо сторону, сохраняя при этом такое выражение лица, словно он продолжал смотреть в самого себя. Выражение его лица было тяжеловесным, почти тупым, отягощенным постоянным усилием воздать каждому то, что ему причитается. — Ты же знаешь, что это не вопрос выхода на работу, правда? Ведь это означает, что я и жить буду должен, как они.

Ричард сделал резкое движение и шумно втянул в себя воздух, но Томми продолжал:

— И это никакая не критика, папа.

— Если это не критика, то что это? — поинтересовался Ричард, недобро усмехаясь.

— Не критика, а просто оценочное суждение, — сказала Молли, торжествуя.

— Ну вас к черту, — сказал Ричард.

Томми, не обращая на них никакого внимания, продолжал говорить, обращаясь к той части комнаты, где сидела его мать.

— Дело в том, что к добру ли, не к добру ли, но ты научила меня верить в определенные вещи, а теперь ты говоришь, что я могу взять и пойти работать к Портманам. Почему?

— Ты имеешь в виду, — сказала Молли с горьким упреком в собственный адрес, — почему я сама не предлагаю тебе что-нибудь другое, лучше?

— Может быть, лучше ничего и нет. Это не твоя вина, — я не говорю, что это твоя вина.

Это было сказано с мягкой и убийственной непреложностью, и Молли громко и откровенно вздохнула, пожала плечами и развела руками.

— Я был бы не против, если б я стал таким, как ты и все твои, проблема не в этом. Я вот все слушал и слушал твоих друзей, слушал в течение многих лет, и вы все, похоже, очень запутались, или вам так кажется, даже если это не так, — продолжал Томми, хмурясь и тщательно обдумывая и выговаривая каждое слово. — Я нормально к этому отношусь, но ваша беда в том, что в какой-то момент вы себе не сказали: «Я собираюсь стать таким-то человеком». Я имею в виду, что, наверное, и у тебя, и у Анны был такой момент, когда вы не без удивления сказали: «Так вот я какая, оказывается, да?»

Анна и Молли улыбнулись друг другу и ему, признавая, что это действительно так и было.