Читать книгу "Царьград. Враг императора - Андрей Посняков"

– И так же со всеми жильцами знакомились, как вот сейчас со мной?

– Знакомились, так… Мы ведь, знаешь, народ незлобивый, всю жизнь вместях привыкли. Ну девчонку, Мелезию, к себе не зовем – все ж у нас народ грубый, а Мелезия славная такая девчоночка – всегда улыбнется, поговорит, душа-девка! Да ты ее, верно, видел, на твоем этаже живет – красавица, любо-дорого посмотреть, однако – и скромница, честь свою блюдет.

– А чем занимается?

– Да бог ее знает. Мы не интересовались. Живет и живет себе.

– А другие соседи как? – не отставал старший тавуллярий.

– Да по-разному. – Прохор пригладил бороду. – Парнишку молодого, Епифана, мы сюда тоже не кличем – молодой ишо, неча к хмельному с младых лет привыкать, а вот других соседушек звали – да те все нос воротили, брезговали, видать! А ты, Алексей, сразу видно – наш человек, хоть и философ!

– За других так скажу – сволочи! – подал голос сидевший рядом Терентий, молодой вислогубый парень в меховой телогрейке. – Рожи – как у висельников, что у одного, что у другого. Одного, говорят, в драке прирезали, другой, Созонтий, вроде как недавно исчез.

– Как так исчез? – напрягся Лешка. – С чего бы это вдруг тут людям исчезать?

– Да так… Бабка Виринея жаловалась – обещался, мол, Созонтий, сегодня с утра зайти, за прошлую неделю расплатиться – так что-то не зашел, вообще носу не кажет.

– Видать, денег нет, – старший тавуллярий махнул рукой. – А ну-ка, ребята, выпьем!

– Вот! – одобрительно расхохотался Прохор. – Я же говорил – наш человек!

Допив кувшин, послали самого молодого – Терентия – за вином, в который раз уже. Вообще, Лешка заметил, что Терентия тут не очень-то уважают, так, терпят просто, а тот лебезит, услужить старается. Спросил:

– Он что у вас, каждый раз бегает?

– Да ему в охотку – Мелезка уж больно нравится, вот и стережет – вдруг да та покажется!

А вот эти слова гостю очень даже не понравились. Нет, не то чтобы взревновал – к кому, чай, Мелезия ему не жена, да и вообще они едва знакомы – а все же… Все же какое-то не очень хорошее нахлынуло чувство. Лешка помнил: вот раньше, еще в той, прошлой жизни, сидишь, бывало, в сельском клубе на лавке, на девок глазеешь, ждешь не дождешься медленный танец, чтоб пригласить, а, как заиграет, наконец, музыка, ноги, словно ватными делаются, и такое дикое нахлынет вдруг смущение, что и с места не встать. Пока решаешься, видишь вдруг, как какой-то прохиндей – и откуда такой только взялся? – к присмотренной тобою девчонке – шасть! Позвольте, мол, пригласить – а та не отказывает, с чего бы?! И такая обида нахлынет – вот, как сейчас, хоть и, казалось бы – не с чего.

Интересно, было что-то у этого Терентия с Мелезией или нет? Алексей покачал головой – в конце-то концов, ему-то какое дело – было или нет? И все же… Спросить у самой девчонки? Пошлет куда подальше с такими вопросами – и правильно сделает.

А пирующие плотники между тем затянули песню, да не простую – любовную:

Сегодня только начал плющ

вкруг пальмы стройной виться.

Увидит завтра стар и млад,

какой любовью любит

Невесту милую жених,

как пылко обнимает,

Целует локоны ее вкруг шеи лебединой.

Голова кружилась, и вдруг сильно захотелось спать – вот, что неразбавленное вино с людьми делает!

– Ну, пойду, пожалуй, – Алексей поднялся со скамьи. – Прощайте, други. Приятных вам снов.

– И тебе удачи! – захохотал Прохор.

Простившись, Лешка первым делом спустился под лестницу, в уборную, после чего долго умывался под рукомойником во дворе. Видел, как мимолетным виденьем прошмыгнула мимо Мелезия, хотел было крикнуть – да девчонка уже убежала в дом.

Махнув рукой, Алексей постоял немного на улице, подставив мокрое лицо свежему морскому ветру. Моросил дождь и это неожиданно было приятно. Темнело, хорошо так темнело, не как вчера – с месяцем и звездами – на этот раз куда как плотнее, беспросветнее.

Порыв ветра швырнул за шиворот воду с ветвей раскидистой ивы. Лешка поежился и быстро зашагал в дом. Хозяйка, бабка Виринея, как всегда, дремала в углу в старом кресле. В очаге догорали поленья, распространяя приятное тепло, пахло подгоревшей кашей, молоком и прогорклым оливковым маслом.

Поднявшись до середины лестницы, старший тавуллярий вдруг замер, услыхав наверху, в коридоре, какую-то возню. Прислушался:

– Пусти!

Голос Мелезии!

– Ну, пусти же!

В ответ что-то сопливо загундосили.

– Отстань, хуже будет!

Тут же послышался хлесткий звук удара и приглушенный мужской вопль. И сиплый рык:

– Ах ты, сука! На!

– Ай…

Похоже, девчонке заткнули ладонью рот. Скотина – кто б ты там ни был! Нельзя так с женщинами…

В два прыжка Алексей оказался в коридоре. Темно – хоть глаз выколи, лишь какая-то возня в дальнем углу. Черт, и как же тут вмешаться-то?

А так!

– А ну, что тут делаете, а?! – нарочито громко воскликнул Лешка непререкаемым тоном бескомпромиссного борца за общественную нравственность.

– Что делаю, то и делаю, не твое дело, – злобно отозвался чей-то молодой голос. – Проходи, давай, пока цел.

– Прохожу!

– Вот так-то лучше…

Пройдя мимо, Лешка зашел в свою комнату, взял тлевший светильник, от которого тут же зажег свечу и, снова выйдя в коридор, поставил ее на пол.

– Эй-эй! Ты что делаешь?

Терентий!

И схваченная им в охапку Мелезия. Ого! Он уже успел ее связать – ишь, догадался прихватить веревку, гад.

Не говоря ни слова, Алексей наклонился к свече… и, резко подпрыгнув, ударил Терентия ногой в бок.

Парень завыл, выпустив девушку, в руке его блеснуло широкое лезвие ножа…

Лешка дернулся влево… И сразу вправо – ну, разве ж поможет нож этой деревенщине? Да что там нож – в таких условиях и сабля бы не помогла.

Раз!

Удар по руке…

Нож со звоном упал на пол.

Два – захват…

– У… Пусти, собака!

Три! – перехват на изгиб. Теперь с силой нажать…

– У-у-у-й-я-а-а-а!

Вот это вопль!

– Тихо, не кричи, соседей разбудишь. Руку сломать?

– Да я…

– Как хочешь…

– Ой-й-й… Не надо-о-о!

– Ах, не надо? А ну заткнись. Теперь слушай меня. – Алексей произносил слова зло, отрывисто, словно бы всаживал в твердое бревно гвозди. – Заруби себе на носу, я могу сделать с тобой все, что хочу – в любое, удобное для меня время. Надеюсь, ты в этом убедился? Убедился? Не слышу?!