Читать книгу "Код розенкрейцеров - Алексей Атеев"

– Нечто вроде этих, только в отличие от масонов розенкрейцеры уделяют больше внимания мистике и оккультизму. В Советском Союзе, конечно, ничего подобного не имеется. Последних масонов, насколько я знаю, пересажали и расстреляли в тридцатых годах. Хотя, конечно, до революции подобные структуры имели широкое распространение и пронизывали все тогдашнее общество по вертикали. Масоны имелись не только в Москве и Петербурге, но и в каком-нибудь заштатном Козельске. И не одни лишь масоны, но и настоящие оккультисты. Чего стоит, например, Елена Петровна Блаватская с ее «Теософским обществом»… Всемирную, знаете ли, известность получила. А ее книга «Изида без покрывал» была переведена на основные европейские языки. Вот, наверное, и все. Чай-то совсем остыл, а вы даже не притронулись.

– Слишком захватывающий рассказ, – польстил хозяину Олегов.

– Надеюсь, что потрафил вашему любопытству, – улыбнулся Коломенцев. – А теперь позвольте полюбопытствовать и мне. Судя по вашей реакции, я смог догадаться, что все рассказанное мной вы слышите в первый раз.

– Именно так, – не стал отрицать Егор.

– Тогда мне вовсе непонятно. Ведь вы – как отрекомендовались – историк?

– Да.

– А в моем рассказе почти нет неизвестных фактов. Все общеизвестно. В СССР литература на эту тему не слишком доступна, но при желании, тем более профессионалу ее всегда можно отыскать.

– Я никогда раньше этим не интересовался.

– А почему же заинтересовались сейчас?

– Видите ли… – Егор запнулся и задумался.

Хозяин дипломатично молчал.

«Рассказать или нет? – лихорадочно соображал Олегов. – Человек действительно разбирается в вопросе… Может помочь. В чем, собственно, помочь? А может, ему самому будет интересно? Или все-таки не стоит? Что-то не туда он лезет. Для диссертации вся эта средневековая «хиромантия» вряд ли пригодится… Ладно, расскажу».

– Если не желаете делиться, то и ни к чему, – мягко сказал Коломенцев.

– Нет, почему же. Тут никакой тайны нет. Действительно, это не моя сфера. Я, видите ли, занимаюсь советским периодом истории нашего государства. Но недавно вот отправился на дачу… – довольно неожиданно закончил он.

– Очень за вас рад, – удивленно поднял брови хозяин.

– И там обнаружил некие странные документы, записки. Совершенно случайно, учтите. Это старые рукописи на немецком языке. Большую часть я просто не понял, хотя языком владею, а из того, в чем разобрался, уяснил: записки или дневник велись неким розенкрейцером, не то чехом, не то немцем, попавшим в нашу страну во время войны или чуть раньше. Он привез с собой детей, на которых, если я правильно понял, возлагались некие надежды именно мистического характера.

Хозяин слушал Олегова со все возрастающим любопытством. Это было заметно по блеску его глаз, сосредоточенному лицу. Он подался вперед, к своему гостю, словно боясь пропустить хоть слово.

– Так вот, – продолжил Егор, – другой на моем бы месте выбросил эти тетрадки, а я из профессионального интереса и отчасти от нечего делать давай их штудировать. Словом, заинтересовался, да так, что плюнул на дачную жизнь и подался в библиотеку, а потом к вам…

Коломенцев качнул головой, словно не веря услышанному.

– А где эти бумаги? – спросил он.

– Естественно, я их с собой не взял, оставил на даче. Там, в сундучке… Они в сундучке хранились, на чердаке дома, где я живу. Так вот, там еще была та книга… «Химическая свадьба…»

– Неужели?!

– Приезжайте, убедитесь, – шутливо предложил Егор.

– Да я хоть сейчас, – к его удивлению живо отреагировал Коломенцев. – Если это, конечно, удобно.

«Однако! – поразился Олегов. – Неужели ему так интересно? Отдать бумаги, что ли? И с плеч долой».

– Вы извините мою настойчивость, но все вами рассказанное необычно. Следы розенкрейцеров здесь? Невероятно. А как звали автора записок?

– Иван Иванович Пеликан.

– Пеликан!

– Это хозяйка мне сказала. Настоящего имени, говорит, не помню, а звали мы его Иваном Ивановичем.

– И что с ним стало?

– Умер. Попал под поезд.

– Так-так. Значит, вы не возражаете, если я поеду с вами и взгляну на записки?

– Да ради бога. Сегодня, наверное, уже поздно, давайте завтра с утра. Только ведь среда – будний день. Вам не на работу?

– Не волнуйтесь, я договорюсь. Прямо сейчас договорюсь, – со странной горячностью произнес Коломенцев.

– Тогда до завтра. Встречаемся в половине восьмого на вокзале у центрального входа.

И несколько удивленный Олегов покинул обиталище необычного человека.

Ранним утром следующего дня Олегов, нагруженный кульками и свертками, беспокойно топтался на заплеванных ступеньках входа в вокзал, то и дело поглядывая на часы. Поезд отходил без пятнадцати восемь, а Коломенцева все еще не наблюдалось.

«Дурак, взял и на него билет, – клял себя Егор, – теперь бежать в кассу, сдавать… Еще, чего доброго, опоздаю. Наверное, не придет, не сумел договориться или передумал».

Но ровно в половине восьмого Коломенцев появился.

«Пунктуален» – отметил Олегов.

– Вы, я вижу, волновались? – извиняющимся тоном поинтересовался Коломенцев.

– Нисколько, – уверил его Олегов, – хотя определенные сомнения имелись. Я даже билет вам купил.

– Отлично. Тогда вперед. Позвольте помочь, взять часть вашей поклажи, вы нагружены, извиняюсь, как верблюд.

– Семья… – невнятно объяснил Олегов. – А с работой договорились?

– Все в порядке. День свободен.

Егор оглядел своего нового знакомого. Тот был облачен в легкий парусиновый костюм белого цвета, такие же парусиновые туфли, ворот вышитой украинской рубашки расстегнут, а голову венчала соломенная шляпа.

– Да вы прямо дачник.

– Отправляясь в экспедицию, нужно одеваться соответствующим образом, – вполне серьезно сообщил Коломенцев, и Егор внутренне усмехнулся: «Да он педант».

Они уселись на жесткие плацкартные места, паровоз дал гудок, и поезд тронулся. В вагоне, как и прежде, было почти пусто. К своему удивлению, среди немногочисленных пассажиров Олегов опознал прошлого попутчика – старичка с удочками. Тот вежливо приподнял кепку, показывая, что тоже заметил Егора, но остался на своем месте, чему историк даже обрадовался.

– Ваш знакомый? – поинтересовался Коломенцев.

– Разговорились в прошлую поездку, – объяснил Егор. – Несколько утомителен.

Коломенцев понимающе кивнул головой.

– Наверное, много говорит. Стариковская словоохотливость. Иной раз хочется поделиться с кем-нибудь опытом, потолковать о своей жизни, расспросить о чужой. Вполне простительная слабость.