Читать книгу "Тоннель желаний - Анна Яковлева"

Когда осада не помогла, Ленка взяла на абордаж посольство, и на четвертый день Славку и Егора эвакуировали в Москву рейсом санавиации.

Партнеры остались партнерами и здесь – оба лежали, подключенные к аппаратам искусственной вентиляции легких, с катетерами и капельницами, опутанные шнурами и проводами.

Врачи разводили руками, и Таську жгла обида.

Как пристегнутая, она сидела над мужем и обижалась: на Егора, на врачей, на Ягу с Настеной, в целом на весь белый свет и на судьбу.

Дома Таська не могла находиться, даже вспоминать не хотела о доме.

Дома за ней следили две… нет, три пары глаз – Яги, Настены и Барончика, все с немым, как казалось Таське, укором: не уберегла внука, отца и хозяина.

А мужа? Никто об этом не думал.

Дома воздух казался раскаленным от напряжения, от страшных, черных мыслей и таких же страшных, невысказанных обвинений.

И от звонков.

Звонили Светка и Наташка – зачем, спрашивается? Что теперь она им могла рассказать о своей семье? О Егоре? Что он… в коме?

Вот тут с Таськой что-то происходило – она понимала, что не сможет произнести этого обидного слова. Оно Егору не шло никаким боком.

Егор не может впасть в это состояние. Егор спит.

Или это она спит?

Надо проснуться, но как? Как?

Скорее это она, Таисия Бинч, впала в кому, и ее оттуда не могут достать даже чужие вежливые дяденьки и тетеньки, которые звонили, обращались по имени-отчеству, предлагали встретиться. Бред какой-то. Разве она может сейчас с кем-то встречаться?

Вообще непонятно – почему она стала всем нужна?

Нет, ну что за люди, почему никто не думает, каково ей сейчас?

Стараясь подладиться под мужа, Таська замедляла дыхание, пульс и сердцебиение и думала: если бы им с Егором организовали общую систему кровообращения, наверное, он бы уже очнулся. Ей просто девать некуда дыхание, сердцебиение и пульс (зачем они ей без Егора?), только сна нет, остальное в избытке.

К бессоннице прибавилась черная зависть: Морозан со множественными переломами ног, ребер, а также с разрывом селезенки пришел в себя, узнал Ленку, на удивление быстро шел на поправку – вот вам и сахарный диабет, вот вам и множественные переломы. Этого смертника уже перевели в другую палату, а не страдающий никакими наследственными и приобретенными заболеваниями Егор, у которого и карточки-то не было в районной поликлинике, оставался безмолвным бледным телом.

Оброс щетиной – единственное, что еще намекало на тлеющую жизнь.

Через неделю Таська с большой охотой брила мужа электробритвой, приговаривала:

– Вот та-ак, вот так-ак. Маленький мой.

Поставила бритву на подзарядку и сделала неожиданное открытие: она чувствовала себя… счастливой.

Егорушка теперь весь день с ней, на глазах, она может дотронуться до него, когда захочет, поцеловать, куда захочет, перебирать волосы, тереться носом. Или просто прислониться лбом к свободному от проводов месту, замереть и представлять себя в отпуске, который оборвал кто-то всесильный и страшный.

– Никаких не совместимых с жизнью травм, никаких переломов, кроме двух голеней, – в тысячу первый китайский раз оправдывался перед Таськой нейрохирург Николай Николаевич Бабушкин – интересный мужчина, которого почти не портила угреватая кожа, – надо ждать – больше ничего не могу сказать. Все от Бога.

От Бога?

Как от удара током Таська дернулась и сузила глаза. От какого еще Бога? Где он? Где его святые угодники? К одному из них она даже обращалась за несколько часов до катастрофы. И что?

Негодующий крик рвался из легких, но Таська хваталась за спасительную соломинку: Егор совместим с жизнью, он выздоровеет, и все у них будет как прежде. И даже лучше. Только ей нельзя отходить от его постели.

Если она уйдет, то потеряет с мужем связь – об этом очень много фильмов снято. Про то, что человек в этой… в коме слышит все. Ему нужно шептать нежные слова, признаваться в любви, гладить – и он обязательно проснется.

Первой о том, что в палате интенсивной терапии Таська прячется от всех, и от самой себя, догадалась Ленка.

Как всегда бесцеремонная, она ввалилась, поздоровалась с Егором, чмокнула его в заострившуюся, гладко выбритую скулу и сказала:

– Она думает, что отсидится. – Обращалась Лена исключительно к Егору.

Таська слегка удивилась и стала вслушиваться.

– Она думает отсидеться за твоей спиной даже сейчас! – Ленка молитвенно возвела глаза к высоченному, сталинскому потолку с одиноким плафоном и всплеснула руками: – Ты видел такую идиотку? Ее ищут ваши клиенты, ее ищут банкиры, ее жаждут видеть налоговики. Короче: «Ищут пожарные, ищет милиция», а она тут под твоей кроватью прячется. Дело твоей жизни разваливается, пока она изображает безутешную вдову. Может, ты объяснишь своей ненормальной жене, что если она не возьмет себя в руки, то тебя переведут в муниципальную палату для бродяг.

Слово хлестнуло Таисию и обожгло сознание.

– Куда? Как – для бродяг? Кого для бродяг?

Царственным движением Ленка повернула голову в Таськину сторону, натолкнулась на обиженный влажный взгляд и совсем не царственно взвилась:

– А ты как думала? Кто будет оплачивать все это? – Она обвела рукой палату. – Препараты? Уход? Кто? Что смотришь? Тася, не делай вид, что тебя это не касается, тебе придется отвечать за мужа. Ваш выход, маэстро. – Сказано это было таким тоном, что Таську зацепило.

Из-под насупленных невыразительных бровей она в упор смотрела на Ленку, обиду в потемневших глазах постепенно вытесняла ярость.

– Вот-вот, – уловив зарождение бури на дне расширившихся зрачков, одобрила Ленка, – хоть разозлись, что ли.

Кровь отхлынула от Таськиного лица, даже перед глазами все стало белым. Она поднялась со стульчика, расправила плечи и попробовала голос – он звучал глуше, чем обычно.

– Бродяга, говоришь? – членораздельно произнесла Тася с предостерегающим спокойствием. – Не дождешься. Бродяга. Кто бродяга? Егорка? Да это вы все бродяги, все прихлебатели и прилипалы! Пошла вон отсюда!

– В общем, захочешь спасти Егора – вникнешь в его дела. До завтра. – Ленка вновь чмокнула Егора и вымелась из палаты, даже не взглянув на жертву домостроя.

Силы Таську покинули. Она опустилась на угол жесткой широкой кровати, запустила пальцы в волосы и сдавила голову.

Кажется, только сейчас, в эту самую минуту она по-настоящему осознала свое горе.

Дышать стало нечем, по позвоночнику прокатилась паника, руки и ноги пронзили ледяные иглы.

Что же ей делать? Что? Она же ничего не умеет. Ничего не понимает в бизнесе. Зачем ее ищут? Вдруг ее заставят что-то подписать?