Читать книгу "Игры богов - Александр Золотько"

От тяжкого эпистолярного труда болели спина и рука. И откуда-то снизу, от колен поплыло по телу томление, вначале легкое и неопределенное, а потом, когда уже было поздно себя одергивать, томление это приобрело совершенно определенное направление и полностью заняло воображение царицы.

Царю легко. Он сидит уже который год под стенами Проклятого города, время от времени устраивает битвы, после которых неделями не просыхает, регулярно выписывает себе из Семивратья вино, подкрепление и девок-рабынь для хозяйственных работ. Скотина гулящая.

Царица села на край ложа, застланного полосатой шкурой дикой кошки – подарком царя. У него там, на войне, есть время еще и на зверей охотиться. Шкура была отличная, мягкая, ласкающая тело, но царица никак не могла отделаться от мысли, что на этой шкуре, прежде чем отправить ее супруге, царь повеселился не с одной девкой.

И шкура стала ареной мести. А царица была женщиной мстительной. Если честно, то она уже даже и не помнила, сколько мужиков побывало на этой шкуре. Вот и сейчас… Напрасно она прогнала Жеребца.

Царица легла.

Хоть бы скорее закончилась эта осада, и муж… И что она с ним будет делать? Ругая и понося мужа в мыслях за отсутствие, она глубоко в душе надеялась, что война эта дурацкая будет продолжаться бесконечно.

Проклятый город… Раньше он именовался иначе, но теперь то, старое название запрещено даже вспоминать. После того как там стали поклоняться Разрушителю. И даже не потому, что стали поклоняться, а потому, что приносили ему человеческие жертвы. И началась война.

Ибо сказали все оракулы и жрецы всех богов, что нет страшнее деяния, чем человеческие жертвоприношения. И караются они только смертью. И потому отправились цари двух десятков городов, чтобы уничтожить Проклятый город, сравнять его с землей. И не брать в плен никого – ни мужчин, ни женщин, ни детей.

Цари воюют, а два десятка цариц усиленно наставляют им рога. В этом царица Семивратья была совершенно убеждена. Ей писали подруги.

Людей в жертву приносить нельзя. Ну да. А убивать – можно.

Странная эта мысль пришла царице в голову впервые. Вот что может натворить ночь в одиночестве. Все было ясно и понятно – и вдруг эта мысль. Действительно, за человеческие жертвы будет одно наказание – смерть. Неужели это лучше? Неужели лучше уничтожить целый город, положив при этом сотни своих воинов, чем разрешить людям приносить такие жертвы, какие им заблагорассудится, и тому, кому они захотят. Даже Разрушителю, не к ночи будет помянут.

Царица тяжело вздохнула.

Не ее это дело – волю богов обсуждать, и все же могли боги сами решить. Не нравятся человеческие жертвы – отказаться. Не нравится Разрушитель – уничтожить его или заключить в Ад, в крайнем случае. Ведь справились же с Безумным богом. Во всех преданиях и легендах говорится, что справились. И нечего им на людей свои проблемы перекладывать. Им это игры, а людям…

В дверь спальни кто-то поскребся.

– Кто? – спросила царица.

Это был изгнанный любовник, который все-таки сообразил вернуться к одинокой царице. «Какой он все-таки умница, мой Жеребец, – подумала царица. – Благоверный в жизни бы не догадался. Пусть только вернется. Пусть… Пусть… Пусть…»

И последней мыслью этой ночью, связанной с мужем, была оборванная долгим поцелуем незаконченная фраза: «Я его…»

– Она меня убьет, – сказал в это самое мгновение царь.

Он бы никому в жизни не признался в этом, но жена в нем вызывала ужас, самый искренний и неподдельный. Нет, он, конечно, делал что хотел, мог и в ухо съездить супружнице, если под настроение, но в глубине души его сидели страх и неуверенность молодого пастуха, которому чудом удалось одновременно понравиться и царской дочке, и ее папаше.

Тесть был человеком суровым и держал зятя в черном теле, не стесняясь обласкать при случае царским жезлом. Дочка до самой папиной смерти пользовалась этим очень широко, жалуясь по поводу и без повода на своего мужа. Потом, когда папаша помер и царская власть перешла в руки зятя…

Но даже сейчас, защищенный от жены морем и царским титулом, царь в особо тяжкие минуты с ужасом представлял себе, как его жена отреагирует на очередную глупость мужа.

А то, что он совершил глупость, даже у него самого сомнения не вызывало. И оттого, что вместе с ним эту глупость совершили еще почти два десятка его союзников, легче не становилось.

А как замечательно все выглядело позавчера! Фокусы заходящего солнца! Как только оно зашло на севере, стало понятно, что это – знак богов. Символ их благорасположения к войскам осаждающих. Ведь закатилось солнце не за Проклятым городом, как обычно, а в стороне.

Цари переговорили между собой. Один из них, правитель Заскочья, предложил было обратиться к оракулу. Но это предложение никто не поддержал, потому что все в Заскочье, естественно, с заскоками, а до ближайшего оракула три дня пути. Ни жрецов, ни пророков в объединенном войске не было по причине странной воли богов – священная война с Проклятый городом должна вестись без их участия.

Вот этого нюанса никто из совещающихся не учел. Сегодня, после всего происшедшего, каждому понятно, что и знаков боги посылать не могли в таком случае, но тогда все выглядело почти как в древних легендах. Красиво все выглядело – боги предсказывают победу, нужно просто вывести назавтра свои отряды к стенам и вступить в битву. И – победа…

Как потом оказалось, осажденные подумали точно так же. Только закат солнца ими был воспринят не как знак богов, а как начало долгожданного процесса всеобщего разрушения. И выступить на поле брани осажденные решили не дожидаясь утра, которое, по их мнению, могло и не наступить.

Правда, собирая войска, вдохновляя их и принося новые Кровавые жертвы, осажденные здорово замешкались и выступили в долину перед городом как раз в предрассветных сумерках. Солнце сыграло с осаждающими злую шутку, а промедление осажденных эту шутку усугубило и чуть не превратило в катастрофу.

Если бы жители Проклятого города выступили ночью, то им пришлось бы идти к лагерям союзных войск сквозь темноту, неизбежно громыхая оружием и доспехами, да и кони в колесницах вряд ли молчали бы. Часовые в лагерях от этого гама проснулись бы, и ночная вылазка обернулась бы, как водится, просто суетливой стычкой в темноте. К утру все стало бы понятно, и союзные войска использовали бы свое численное преимущество.

Но защитники города припозднились, а осаждающие поспешили. И в результате сражение, которое должно было принести окончательную победу осаждающим, протекало для них совсем плохо.

Отряды союзников разрозненно двигались к долине, чтобы там соединиться. Но вместо спящего города союзники обнаружили бодрствующих защитников, да еще построенных в боевые порядки.

Тяжелее всех пришлось именно царю Семивратья. Его отряд двигался первым, первым же и получил. И первым побежал, потеряв почти четверть своих воинов. Остальные отряды союзников вступали в битву по очереди, по очереди подвергались атаке и так же по очереди бежали к своим лагерям. Только царь Заскочья сумел вовремя сообразить что к чему и не полез вперед, а поставил свой отряд в ущелье, перекрывая дорогу наступающим и одновременно прикрывая бегущих.