Читать книгу "Темный лорд. Заклятье волка - Марк Даниэль Лахлан"

Армия подошла к городским воротам. Человек-волк по­глядел на начало процессии, где верхом на белом коне ехал император. Весь путь домой он проделал в простой солдат­ской одежде, но теперь на нем была сверкающая корона, а огромный воротник переливался изумрудами и рубинами.

Император обратился к варягам. Человек-волк не понял сказанного им. Он знал по-гречески всего несколько слов и выложил весь свой запас, когда просил императора убить его. Мальчик, с которым он столкнулся в императорской па­латке, перевел слова Василия северянам. Викинги пусть пока погостят за стенами города. Когда для них подготовят достой­ные квартиры, тогда они войдут в город. Ну а пока что все их желания будут немедленно удовлетворяться, они будут обе­спечены всем необходимым. Варяги ворчали и жаловались — некоторые утверждали, что это какое-то надувательство, — но затем к ним обратился рослый викинг в красном.

Он сказал, что император держит свое слово, и всех ви­кингов достойно наградят. В знак доброй воли варягам че­рез неделю заплатят за ту службу, которую они несли у Вла­димира, хотя за Константинополь они сражались меньше месяца. И еще им доставят палатки.

Это утихомирило северян, они свернули с дороги и пошли по склону холма к морю, волоча за собой пожитки, жен и де­тей, собак, коз и овец. Северяне привыкли совершать пешие переходы налегке, привыкли спать на борту своих кораблей, накрывшись парусом. Лишь у единиц были палатки. Почти все их трофеи остались на кораблях, под охраной часовых на побережье, у них не было лошадей и повозок, которые тре­бовалось перегонять, лишь личные вещи и оружие, семьи и живность.

Подразделение хитаера двинулось к городским воротам, и человек-волк оказался почти во главе армии, сразу за зна­меносцами, один из которых нес изображение Святой Еле­ны, а другой — знамя Константинополя с полумесяцем и звездой.

Мимо него проехали два всадника, один в синих одеждах, другой — в зеленых. Они приблизились к городским воро­там и постучали посохами с золотыми набалдашниками.

— Именем императора, откройте!

— Есть только один император, василевс порфирородный, повелитель всего мира! Ворота откроются только ему! — Произносил эти слова всего один человек, но волкодлаку по­казалось, будто говорит сразу сотня.

— Повелитель мира пришел! — прокричали оба всадника хором. — Василий порфирородный, самодержец Божией ми­лостью! Склонитесь перед ним!

— Мы склоняемся перед ним!

Ворота отворились, и человеку-волку показалось, будто на него обрушился океан. Он видел яростно бурлящие поро­ги на Днепре под Киевом, и его тогда поразила мощь воды. И сейчас случилось примерно то же самое: рев водного по­тока прокатился над городом и захлестнул его. Страх он по­давил, сказав себе, что его собственная участь не имеет зна­чения — куда бы ни привела его нить судьбы, волноваться не о чем, — однако он не смог подавить изумление. Этот го­род был ни на что не похож, и, хотя он сидел связанный на телеге, он тут же позабыл о своем плачевном положении, об угрозе, нависшей над ним, и только смотрел, разинув рот.

Кони вестников рванулись вперед, и греки вступили в го­род. Колонна вливалась в ворота, толпа вопила и аплодирова­ла, люди высыпали за городскую стену, приветствуя диковин­ных северян, трогая их волосы и бороды, ощупывая мышцы, даже целуя, правда, на это решались лишь самые восторжен­ные женщины. Викинги не теряли времени даром: они обни­мали женщин и звали к себе все новых. Колонна воинов оста­новилась, вытесняемая из города толпой, — торговцы тащили шелка, еду и палатки, доктора размахивали бинтами, призы­вая раненых, мужчины выносили большие сосуды с чем-то, по мнению человека-вояка, похожим на пиво.

Его повозка дернулась, двигаясь дальше, и он по-настояще­му испугался. Его ослепила белизна улиц, а шум, который про­изводила огромная масса людей, сделался невыносим. На не­го глядели великаны, и в горле едва не зародился вой, но в следующий миг он понял, что эти люди сделаны из камня и металла, — статуи, хотя и гораздо больше тех, что ему дово­дилось видеть.

Вдоль колонны воинов бегали купцы, дергая солдат за ту­ники, пытаясь всучить им рыбу, хлеб, свечи, игральные кости, оружие и множество других вещей, назначения которых вол­кодлак не знал. Ор стоял не хуже, чем на поле битвы. Прошел человек, несущий на спине стол в два раза больше него само­го, он высовывал из-под стола руку, стараясь привлечь вни­мание солдат. Человеку-волку он показался похожим на одно животное, виденное когда-то у торговца с юга, — на черепаху.

Армия двинулась дальше, по улицам с факелами на стенах, мимо великолепных площадей, мимо высоченных, ярко рас­крашенных колонн, по казавшимся бесконечными мостам, которые попадались на пути. Все увиденное потрясло волкодлака, голова гудела, он был весь в испарине. До сих пор самым большим городом, в котором он бывал, оставался Ки­ев, просто деревня по сравнению с этим местом.

Пришлось терпеть. Первое дело — погибнуть от руки им­ператора — провалилось, и теперь ему предстоял более труд­ный путь, для которого потребуется вся его храбрость. Ве­ликолепие Константинополя, Миклагарда, города мира, возникло не просто так. Причина скрывалась под городом, в водах, которые текли ниже уровня улиц, в затопленных пе­щерах, вырубленных для хранения воды, питающей фонта­ны и бани, обеспечивающей питьем, и даже еще ниже, там, где текли самые древние воды.

Народ плевал в пленника, кидал навозом и камнями. Стражники отгоняли людей, кричали, что это пленник са­мого императора и его судьбу решать не простолюдинам. Но все предостережения оказались напрасны, народ про­должал осыпать его проклятиями и камнями. В конце кон­цов два хитаерос встали по бокам от повозки, закрыв волкодлака щитами. Император лично приказал им доставить пленника в Нумеру целым и невредимым, а они знали, что терпимость Василия к промахам приближенных испарилась после Абидоса.

Человек-волк все сносил. Он привык к куда более страш­ному: к пробирающим до костей зимним морозам в горах, к трудной охоте в одиночку, к неделям жизни впроголодь, к бдениям под палящим солнцем и ледяной луной, когда он пел песни, которые внушил ему брат-волк.

Когда-то у него было имя: Элиф. Он помнил его, однако теперь оно не вызывало в его душе никакого отклика. Он жил на севере рядом с огромной скалой под названием Стена Троллей, у него была семья. Но он никогда не чувствовал се­бя своим в этой семье. Все его братья были широкоплечими, рослыми, светловолосыми, он был меньше, тоньше, хотя и с сильными руками, худыми и жилистыми, похожими на корни дерева. Элифа усыновили еще маленьким, по просьбе целителя, который спас отца семейства от лихорадки, едва не убившей его. Мать, конечно, заботилась о нем, но не лю­била его так, как любила родных детей.

И Элиф рос в одиночестве, бродил по горам, сам вызывал­ся отогнать овец на дальнее пастбище.

Он помнил ту ночь, когда к нему пришел брат-волк. Было лето, он спал мало. Днем он заметил свежие волчьи следы и понял, что хищники где-то поблизости. Он загнал овец в ложбину между холмами и прилег на склоне, приглядывая за стадом. Хотя ночь была теплая, он поддерживал огонь, чтобы волки не осмелились подойти.