Читать книгу "Голос - Арнальд Индридасон"

— Мы не знаем пока, — сказал он. — Увидим.

Они помолчали.

— А вы, случайно, не были вундеркиндом? — поддразнила его она.

— Нет, — ответил Эрленд. — Полная бездарность.

— И я тоже. До сих пор рисую, как трехлетний ребенок. А что вы делаете, когда не работаете? — помолчав немного, спросила она.

Вопрос застал Эрленда врасплох, и он сидел в растерянности, пока она не улыбнулась.

— Я не хотела вас смущать, — извинилась Вальгерд, видя, что он медлит с ответом.

— Да нет, просто… я не привык говорить о себе, — промямлил Эрленд.

Он не мог похвастаться, что играет в гольф или занимается другим видом спорта. Когда-то интересовался боксом, но это прошло. Он никогда не ходит в кино или театр, да и телевизор смотрит не часто. Раньше летом ездил в одиночку по стране, но в последние годы редко выбирался из города. Что он делает, когда не работает? Он и сам этого не знал. Проводит время в одиночестве, сам с собой.

— Я много читаю, — вдруг сказал он.

— И что же вы читаете?

Он опять задумался, а Вальгерд снова улыбнулась:

— Это такой трудный вопрос?

— Я читаю о гибели людей во время опасных путешествий. О смерти в горах. О людях, которые замерзли. Это, можно сказать, отдельный литературный жанр. В свое время был очень популярен.

— О гибели людей во время опасных путешествий? — повторила Вальгерд.

— Ну и о многом другом, естественно. Я много читаю. Историческую литературу. Правоведение. Хроники.

— Все, что устарело и прошло, — подытожила она.

Он покачал головой.

— Прошлое — это то, на чем мы стоим, — объяснил Эрленд, — хотя оно и может обернуться ложью.

— А почему о гибели людей? О замерзших людях? Невеселое чтение.

— Вам бы работать в полиции, — криво усмехнулся Эрленд.

За этот короткий вечер незнакомая женщина умудрилась заглянуть в такие уголки его души, которые были заперты и труднодоступны даже для него самого. Он не хотел об этом говорить. Только Ева Линд знала о его причуде, но не очень понимала и не строила никаких предположений в связи с повышенным интересом отца к пропавшим людям. Эрленд долго молчал.

— С возрастом приходит, — сказал он наконец и тут же пожалел, что покривил душой. — А вы? Что вы делаете, когда не засовываете ватные палочки людям в рот?

Он попытался обернуть все в шутку и начать разговор сначала, но контакт между ними разладился, и в этом была его вина.

— На самом деле у меня ни на что, кроме работы, времени не хватает, — ответила Вальгерд. Она чувствовала, что нечаянно затронула больную тему, но не понимала, как именно. Ею овладело смущение, и он это видел.

— По-моему, нам надо так посидеть еще раз, — сказал Эрленд, чтобы выйти из щекотливого положения. Собственная неискренность тяготила его.

— Непременно, — отозвалась Вальгерд. — Я долго сомневалась перед тем, как принять ваше предложение, но совсем не жалею о проведенном вечере и хочу, чтобы вы знали это.

— Я тоже очень доволен, — ответил Эрленд.

— Вот и хорошо, — сказала Вальгерд. — Спасибо вам большое за все. Спасибо за ликер. — Она глотнула из своего бокала. Эрленд тоже заказал себе «Драмбуи», но не притронулся к нему.

Он лежал на кровати в гостиничном номере и смотрел в потолок. В комнате все еще было холодно, и Эрленд не стал раздеваться. За окном шел снег. Снег был мягкий и теплый. Он красиво падал на землю и тут же таял. Совсем не тот колкий, тяжелый, беспощадный снег, калечащий и уничтожающий.

— Что это за пятна? — спросила Элинборг у отца избитого мальчика.

— Пятна? — переспросил он. — Какие пятна?

— Вон там, на ковре, — показала Элинборг. Они с Эрлендом только что покинули больницу после напрасных попыток поговорить с мальчиком. Зимнее солнце осветило ковер на лестнице, ведущей на верхний этаж, где располагалась детская. В ярком свете проступили пятна.

— Я не вижу никаких пятен, — заявил папаша, наклонился и принялся осматривать ковер.

— Они более заметны на свету, — продолжала Элинборг, следя за солнечным лучом, проникшим сквозь окно гостиной. Низкое солнце, почти лежащее на земле, било в глаза. Оно отражалось в тяжелых плитах из мраморной крошки, и казалось, будто пол гостиной объят пламенем. Около лестницы стоял изящный шкафчик для бутылок. Там хранилось крепленое вино и дорогие ликеры. Бутылки красного и белого вина были уложены в ряд горлышком наружу. У шкафчика были две стеклянные дверцы, и Эрленд обратил внимание на неприметный след от тряпки на одном из стекол. На стенке шкафчика со стороны лестницы застыла капля сантиметра в полтора. Элинборг дотронулась до нее пальцем — жидкость оказалась клейкой.

— Тут что-то произошло, около бара? — спросил Эрленд.

Хозяин посмотрел на него:

— Что вы имеете в виду?

— То, что на шкаф что-то брызнуло. Вы его недавно протерли.

— Нет, не недавно, — ответил мужчина.

— Этот след на лестнице, — встряла Элинборг, — по-моему, это след ребенка, или мне померещилось?

— Я лично не вижу никаких следов на лестнице, — возразил отец. — То вы говорите о пятнах, теперь это уже следы. К чему вы клоните?

— Вы были дома, когда на мальчика напали?

Мужчина не отвечал.

— Это произошло после школы, — продолжала Элинборг. — Учебный день закончился, но он остался поиграть в футбол, и вот когда он пошел домой, на него напали. Именно так нам представлялось развитие событий. Ребенок не в состоянии поговорить с вами, да и с нами тоже. Я думаю, он не хочет. Не осмеливается. Возможно, подростки пригрозили убить его, если он разболтает полиции. А может быть, кто-то другой припугнул его, что прибьет, если мальчик поговорит с нами.

— На что вы намекаете?

— Почему вы ушли с работы домой раньше в тот день? Вы вернулись в середине дня. Ваш сын добрался до дому и поднялся в свою комнату. Вы пришли почти в то же время и позвонили в полицию и «Скорую помощь».

Элинборг уже и раньше задумывалась над тем, что папаша делал дома в разгар рабочего дня, но до настоящего времени держала вопрос при себе.

— При этом никто не видел, как мальчик возвращался из школы, — добавил Эрленд.

— Уж не думаете ли вы, что это я напал на него и с такой жестокостью избил собственного ребенка? Не на это же вы намекаете, в самом деле?!

— Вы позволите нам взять кое-какие образцы с ковра?

— Я думаю, вам лучше уйти.

— Я ни на что не намекаю, — проговорил Эрленд. — Мальчик рано или поздно расскажет о том, что произошло. Возможно, не сейчас и даже не через неделю или месяц, может быть, даже и не через год, но все-таки расскажет.