Читать книгу "Больше чем просто дом - Фрэнсис Скотт Фицджеральд"

— В общем-то, да.

— И чем же?

— Тем, что четыре года ждал. Поймите, за такой срок и Эстер, и я могли связать свою судьбу с кем угодно, однако же мы этого не сделали. Так сказать, взяли его измором. Из-за этого я ничем толком не мог заняться. Мистер Кросби — сильный человек, перебороть его не так-то просто. Бывало, мы с Эстер месяцами не виделись, она даже отказывалась от пищи; а я, думая об этом, тоже не мог есть — какая уж тут работа?..

— Ты всерьез хочешь мне сказать, что он дал согласие?

— Вчера вечером.

— Неужели он позволит тебе и дальше бездельничать?

— Нет. Мы с Эстер уезжаем за границу по дипломатической линии. Как полагает Эстер, семья уже переросла стадию банковской деятельности. — Он подмигнул Стаббсу. — В Париже отыщу Луиса Айэрленда и пришлю дяде Эду подробный отчет.

Внезапно Барнс покатился со смеху.

— Да, это лотерея, — сказал он. — Мог ли я подумать, когда отобрал вас шестерых… — Он повернулся к Стаббсу и требовательно спросил: — Этого в какую графу: «успех» или «провал»?

— Оглушительный успех, — сказал Стаббс. — Под номером один.

Через две недели Барнс приехал в Миннеаполис к своему старинному другу Скофилду. Ему вспомнилось, как он увидел здесь шестерых мальчиков, всех вместе. Теперь, можно сказать, на старом доме остались от них только шрамы, подобно дырам от гвоздей на стенах, веками оберегавшихся от следов времени. Не зная, как сложилась судьба сыновей его друга, Барнс не стал упоминать разговор десятилетней давности, чтобы ненароком не коснуться больной темы. И был только рад, что придержал язык, потому что вечером Скофилд сам заговорил о своем старшем сыне Уистере.

— Уистер, кажется, так себя и не нашел… а ведь какой был в детстве — огонь! В любой компании сразу становился заводилой, все у него ладилось. У нас в городском доме и на даче у озера всегда собиралась молодежь. А уехал в Йель — и как-то захандрил, что ли… заразился каким-то высокомерием. Я было подумал, что парень спивается, но он женился на хорошей девушке, она его приструнила. Но никаких амбиций у него так и не появилось… твердил что-то о сельской жизни — ладно, купил я ему песцовую ферму, но дело не пошло; я выждал благоприятного момента, отправил его во Флориду, но и там он не преуспел. Теперь вот заинтересовался каким-то туристическим ранчо в Монтане, но экономический спад…

Пользуясь моментом, Барнс решил узнать:

— А как сложилась жизнь у друзей твоих ребят — у тех, кого я тогда видел?

— Дай подумать… сразу не соображу, о ком ты. Вроде бы тогда здесь был Кэвеноу, из мучных магнатов, он часто к нам захаживал. Так… он увел от мужа какую-то красотку из Новой Англии; пару лет они водились с развеселой компанией, много пили, слонялись без дела. Если я ничего не путаю, недавно прошел слух, что Говард разводится. У того парнишки ведь был еще младший брат — тот даже в колледж не сумел поступить. В конце концов женился на здешней маникюрше и живет с ней тихо-мирно. Ничего особенного.

А ведь был у них лоск, вспомнил Барнс; была уверенность в себе — и у каждого в отдельности, и у всех вместе; была горячность — скульптурный фриз греческих юношей, изящных телом, готовых к жизни.

— Был еще такой Ларри Пэтт, — кажется, ты его тоже видел. Лучший гольфист. В колледже не удержался: там ему было душно, нашему Ларри. Но свои задатки, — с вызовом добавил Скофилд, — он реализовал как нельзя лучше: открыл торговлю спортивными товарами и, как я понимаю, весьма преуспел. Теперь у него уже сеть из трех или четырех магазинов.

— Помнится мне, был в их компании какой-то парнишка, выделявшийся незаурядной внешностью.

— Да, в самом деле… Красавчик Лебом. В Нью-Хейвене тоже влип в какую-то историю. А потом покатился по наклонной: выпивка, одно, другое. Отец сделал для него все возможное, но теперь больше слышать о нем не желает. — Скофилд неожиданно просветлел лицом; у него даже появился блеск в глазах. — Но позволь тебе заметить, у меня ведь есть Чарли! Я его на всю эту банду не променяю… он вот-вот приедет, сам убедишься. Начинал он так себе: эта история в «Гочкисе»… но разве у него опустились руки? Ничуть не бывало. Переждал, доучился, заслужил хорошую репутацию в Нью-Хейвене, окончил в числе лучших и так далее. Потом отправился с друзьями в кругосветное путешествие, а по возвращении сказал: «Ну что ж, отец, я созрел; когда приступать?» Не знаю, что бы я делал без Чарли. Он пару месяцев как женился — взял молодую вдову, которую обожал с юных лет… мы с мамой, конечно, по нему скучаем, хотя они нас не забывают…

Барнс только порадовался, но почему-то вдруг примирился с тем обстоятельством, что у него никогда не было детей: в люди выходят через одного, где-то повезет, где-то нет; но если на старости лет, коротая свои дни в одиночестве, приходишь к выводу, что все надежды, которые ты возлагал на сыновей…

— У Чарли свой бизнес, — продолжал между тем Скофилд. — Точнее, на паях с неким молодым человеком по фамилии Уинфилд; лет пять-шесть назад мой старший, Уистер, буквально заставил меня дать ему место: почему-то видел свою вину в том, что Уинфилда вышибли из Нью-Хейвена, а у парня родных не было. Но здесь он зарекомендовал себя наилучшим образом.

Прорезался еще один из барнсовой полудюжины! Барнс торжествовал, но решил не подавать виду; отмолчался он и позднее, когда Скофилд спросил о его давней задумке выбрать нескольких ребят и дать им образование. Как-никак любой миг имеет свою ценность: задним числом ее можно оспорить, но тот миг все равно никуда не денется. Юные принцы в бархатных камзолах собирались под шорох богатых портьер в трогательный семейный кружок у трона королевы; средь них мог оказаться будущий Педро Кровожадный или Карл Безумный, но миг красоты запечатлевался навеки. Десять лет назад сыновья с их приятелями виделись Скофилду самураями, безупречными и отважными, — видимо, ему самому чего-то недоставало в юные годы. Позже этим мальчикам, которые показали, на что они способны, пришлось заплатить немалую цену, когда баланс жизни был сведен с их юностью, неизбежным противовесом которой стала зрелость; мальчиков растили как принцев, но не воспитали у них необходимого чувства долга! Барнс не знал, насколько ответственны за это их матери и чего недоставало самим матерям. Он мог только порадоваться, что у его друга Скофилда вырос хотя бы один достойный сын.

Что же до его собственного эксперимента — Барнс ни о чем не жалел, но заново не взялся бы за такое дело. Опыт этот, вероятно, что-то доказал, но что именно — как знать? Наверное, жизнь постоянно обновляется, и для этого обновления требуются и лоск, и красота; а потому Барнс успокоился ощущением того, что республика способна перешагнуть через ошибки целого поколения и отбросить в сторону все ненужное, чтобы расчистить путь жизнестойким и сильным. Сожалеть оставалось лишь о том, что в Америке, как водится, ненужное лежит на поверхности, а дожить до той поры, когда это изменится, когда великая ответственность окажется в одной связке с великой возможностью, когда гонка благополучно завершится, надежды мало.

С чистого листа[14]

I

Стоял первый теплый день, когда в Булонском лесу можно было перекусить под открытым небом: над столиками склонялись цветущие ветви каштанов, беззастенчиво окунаясь в масло и вино. Джулия Росс отведала с хлебом и того и другого понемножку, а потом заслушалась плеском крупных золотых рыбок в бассейне и стрекотом воробьиных крыльев над освободившимся столиком. Все здесь было как прежде: и официанты с профессиональными лицами, и цепкие, глазастые француженки на высоких каблучках, и Фил Хоффман, чье сердце трепетало на зубцах вилки, и необычайно интересный молодой человек, только что вышедший на террасу.