Читать книгу "Убийства в монастыре, или Таинственные хроники - Юлия Крен"

София внимательно наблюдала за ним и заметила, что теперь он совершал длительные путешествия не к дальним морям, а в глубины своего организма. Казалось, эти дороги пугают его больше, чем земные, поскольку на их углах и перекрестках встречались более страшные чудовища, чем во время плавания на судне.

— Я разбираюсь в этом, — ответила она, впервые заговорив после молчания, длившегося год. — Я с радостью буду ухаживать за вами, так что впредь болезни будут сторониться вас. Но что я получу за это?

Тогда они заключили договор: отныне у него была знающая помощница в напряженной борьбе со старением, а у нее — долгожданная пища для разума. Софии позволялось читать все книги в его доме — и расчетные бумаги, и письма, в латынь которых иногда закрадывался иностранный язык, и свидетельства его многочисленных путешествий, и судебные тяжбы с враждебными датскими купцами. Она с удовольствием слушала Арнульфа, когда он рассказывал о мире, о том, что кайзер Фридрих утонул во время крестового похода и трон перешел к его сыну Генриху, что наконец английский король Ричард и французский Филипп отправились в Иерусалим, чтобы вырвать его из грязных рук Салах-ад-Дина. Она записала это, чтобы запомнить, и когда потом перечитывала свои записи, забывала, что может провести у Арнульфа всего несколько часов и что скоро нужно возвращаться к отвратительной Берте, ее беззубому мужу и тупым детям.

— Ну так что, девочка, подогреть мне воду? — спросил Арнульф во второй раз, потому что она слишком долго не отвечала.

— Думаю, это не помешает, — ответила София. — Это даже полезнее для тела. И вам не следует так долго стоять на полу босиком.

Арнульф восхищенно кивнул, но потом вдруг нахмурился:

— В данный момент меня мучают не боли, а нечто другое. Она подошла к нему. Чаще всего они говорили, находясь на расстоянии друг от друга, потому что близость других тел со всевозможными каплями пота, ранами и испарениями пугали его. Ходили слухи, что с тех пор, как умерла его жена Карин, он не прикоснулся ни к одной женщине, хотя проститутки с радостью услужили бы ему.

— Чем я могу вам помочь? — спросила София. Он, казалось, колебался.

— Я страдаю от одного заболевания, — сообщил он заговорщицки и не без воодушевления, обычного для тех случаев, когда ему доводилось рассказывать о новой болячке. — О нем непросто говорить, особенно с такой невинной девушкой, как ты. Возможно, благочестивому мужчине не пристало показывать тебе эту рану. Но обратиться мне больше не к кому.

Он лежал на кровати, погрузив голову в подушки, так что его слова едва можно было разобрать. Он постоянно говорил — то ли от страха боли, то ли от смущения.

В складках его мягкого места уже несколько недель зрел фурункул, доставлявший купцу невыносимые страдания. Все мази, которые прописал никчемный цирюльник, не помогли, и Арнульфу, которому уже становилось тяжело ходить, не оставалось ничего иного, как показать рану Софии.

Она молча обследовала его, подавив растущее отвращение, и наконец приказала ему лечь.

Работая в больничной палате, она всегда ненавидела, когда Корделис велела ей не только смешивать мази и заваривать чай, но и лечить открытые раны проколами, порезами, надавливаниями. У Софии пересохло во рту, и она плотно прижала язык, чтобы подавить усилившееся слюноотделение. Однако она сразу вспомнила последовательность действий, благодаря которой можно было избавится от ран, и по порядку выполнила все необходимое. София вскипятила ромашку, как следует вымыла в отваре острую иглу, которой собиралась проткнуть фурункул, и приготовила чистое полотенце. Затем смешала вино с розовой водой, чтобы рана во время лечения оставалась чистой, и масло из листьев лавра, воск и медвежье сало, чтобы у Арнульфа была мазь, которую он мог бы заново наносить в последующие несколько дней.

Она говорила себе, что кусочек мира, на котором мог приютиться ее дух, стал узким и что она должна стать для Арнульфа незаменимой, если хочет прочно обосноваться на этом крошечном пространстве.

Указательным пальцем она провела по коже его пятой точки, дряблой и обвислой. Раньше ей приходилось работать только с женскими телами. Теперь она заметила, что у мужчины морщинистая выпуклость покрыта курчавыми волосами. Они были жесткими и колючими, как волосы Гризельдис, и некоторые росли из красных, воспаленных точек.

Когда она коснулась его кожи, Арнульф застонал.

— Я не знаю, — сказала София, и ей стало стыдно оттого, что на этот раз речь не повиновалась ей так беспрекословно, как обычно, — удастся ли мне уменьшить боль.

— Боль не имеет значения, если после этого станет лучше. Одному Богу известно, почему на мою долю всегда выпадают такие испытания. Два дня назад у меня болел затылок — а теперь вот... ах!

Она мягко положила на его больное место всю ладонь. Он снова застонал, но не от боли, а будто от того, что ему не хватало воздуха. Это был звук, который София обычно слышала не из его уст. Вместо того чтобы продолжать процедуру, она решила попробовать отвлечь его. Это было несложно. Она погладила колючие волоски, и он рывком приблизился к ней.

— Как долго это будет продолжаться? — смущенно спросил он.

— Как это произошло, — спросила София, чтобы отвлечь его, и смягчила фурункул, который был похож на черного, крепко впившегося жука, сначала горячим соком ромашки, а потом смесью розовой воды и вина, — что вы после смерти Карин так и не женились больше?

В нос ей ударил запах гнилой плоти, когда она тупым кончиком иголки осторожно нажала на опухоль. Вытекла капелька гноя, похожая на желтый воск.

— Мне больше не хотелось выслушивать ничьих сетований каждый раз, когда я отправлялся в поездку, а это случалось нередко, — принялся рассказывать он, желая отвлечься. — Она жаловалась на долгие мрачные зимы и радовалась только тогда, когда я привозил ей новые шубы. А потом... ах!

Зная, как сильно он боится боли, она оставила иголку и положила на рану ладонь. Он снова вздрогнул, а потом еще раз — и казалось, это никогда не кончится. Его бедра медленно двигались по кругу, вверх и вниз. Казалось, прежняя боль стихла, но его охватила какая-то другая. Она озадаченно убрала руку, а затем снова положила ее и стала двигать ею в такт его движениям. Он застонал. Его дыхание становилось все быстрее, и она едва заметно подняла иглу, уколола ею, и он громко вскрикнул от боли. Один ее палец поглаживающими движениями скользил между ягодицами, другими она выжимала гной и кровь. Полотенце вобрало в себя жидкость, и она поспешно смочила рану уже не вином, потому что оно обожгло бы открытую плоть, а мягким льняным маслом.

На этом его движения прекратились, а спина напряглась.

— А когда я дарил ей шубу, — шепотом продолжал он, — когда я после продолжительной отлучки сидел вместе с ней по вечерам, ее стенания забывались. Тогда я обнимал ее, и она приподнимала ночную рубашку... Ах!

— Еще немного, — успокоила его София. Из фурункула вместо гноя уже текла чистая кровь, а палец Софии проникал все глубже, чтобы как можно больше сократить страдания. Арнульф, казалось, одновременно и искал его, и стремился избежать. Вместо того чтобы делать круговые движения, он рывками стал толкать свое тело в подушки, на которых лежал. Его дряблая, жесткая кожа тянула ее палец к себе и не оставляла ему свободы ласково двигаться. Это было почти больно. Голову, все еще повернутую к ней, он вдавил в подушку, так что она слышала только приглушенные гортанные звуки.