Читать книгу "Пульс - Джулиан Барнс"

— Был произведен анализ грунта. Кое-где — многократно, во избежание погрешностей. Теперь главный агроном готов доложить результаты.

— Ну?

— Согласно полученным данным, земли на вашей земле не обнаружено, мадам.

— Не понимаю.

— Определить специфику терруара не представляется возможным ввиду отсутствия земли на вашей земле.

— Это я уже слышала. Что ж там вместо земли?

— В основном, знаете ли, камни. Пыль, корни, глина, сныть обыкновенная, собачье дерьмо, кошачья моча, птичий помет и так далее.

Ему понравилось выговаривать «на вашей земле».

* * *

Месяца через три, в субботу, когда декабрьское солнце зависло так низко, что не давало ни тепла, ни света, Кен вошел в дом и швырнул на пол садовые перчатки:

— Где ежевика?

— Какая ежевика?

Такой ответ разозлил его еще сильнее. Участок был не столь велик.

— Которая росла вдоль задней стены.

— А, эти колючки.

— Это были не колючки, а ежевичный куст с ягодами ежевики. Я своими руками сорвал две штуки и положил тебе в рот.

— У меня на эту стену есть виды. Думала посадить там девичий виноград, но это скучновато. Клематис лучше будет смотреться.

— Ты погубила мою ежевику.

— Твою ежевику? — Она становилась особенно невозмутимой, когда знала — и знала, что он знает, — что приняла решение без его ведома. Брак — это демократия для двоих, но при разделении голосов она скатывается в диктатуру. — Гадкие колючки.

— У меня были совершенно определенные планы. Я хотел улучшить в этом месте pH-фактор. Сформировать куст, еще кое-что сделать. А ведь ты знала, что это ежевика. На ежевичных кустах, — авторитетно добавил он, — растут ягоды ежевики.

— Ну ладно, ладно, был там ягодный кустик.

— Ягодный кустик! — Это уже не лезло ни в какие ворота. — Ягодные кустики дают ягодное варенье, которое делается из ягод ежевики.

— Сделай одолжение, проверь, какая подкормка нужна для клематиса на теневой стороне.

Да, подумал он, не исключено, что я от тебя уйду. Но пока лучше сменить тему.

— Зиму обещают суровую. Букмекеры принимают ставки на снежное Рождество — шесть к четырем.

— Надо купить поликарбонат и укрыть саженцы, чтобы не погибли. Хорошо бы еще и соломы раздобыть.

— Тут поблизости конюшня есть.

Злость почему-то улетучилась. Если для нее свет клином сошелся на этом садике, пусть делает, что хочет.

— Хоть бы снегу намело, — по-мальчишески бросил он.

— Зачем?

— Ну как же? Суровая зима — мечта садовода. Все вредители померзнут.

Она кивнула и не стала спорить. К садоводству они подходили с разных позиций. Кен вырос в деревне; с юных лет он спал и видел, как бы уехать в Лондон, поступить в университет, найти работу, устроиться в жизни. Природа была ему скучна, если не враждебна. До сих пор он не мог забыть, как вышел с учебником в сад, но солнечные блики, порывы ветра, пчелы, муравьи, мухи, божьи коровки, птичий гвалт и материнские окрики вылились в сущий кошмар и сорвали занятия на пленэре. Ему помнилось, как родители не мытьем, так катаньем принуждали его к садовым работам. У отца на грядках овощи давали бешеные урожаи, а ягодные кусты приходилось накрывать сеткой от птиц. Каждый год мать прилежно забивала морозильный шкаф неимоверными количествами горошка и фасоли, смородины и земляники, а потом, улучив момент, с виноватым видом выбрасывала те упаковки, что пролежали более двух лет. Естественный отбор в масштабах кухни — так он это называл.

Марта, горожанка до мозга костей, верила в благотворное влияние природы, изумлялась чуду зарождения жизни и донимала его загородными прогулками. В последнее время у нее появилась тяга к самообразованию. Он относил себя к интуитивным дилетантам, а ее — к технократам.

— Опять просвещаешься? — беззлобно спросил он, укладываясь в постель.

Она читала «Лианы и ползучие растения» Урсулы Бьюкен.

— Просвещаться полезно, Кен.

— Кому как, — отозвался он, выключая прикроватную лампочку.

Теперь это даже не считалось размолвкой: так, несходство взглядов. Марта, к примеру, не подходила к плите без кулинарной книги. «Для приготовления омлета вам потребуется десяток… рецептов», — неуклюже пошутил он на заре их совместной жизни. Сам он если и брал в руки поваренную книгу, то пробегал глазами рецепт, чтобы получить общее представление, а потом импровизировал. Марта питала страсть к путеводителям и даже в городе сверялась с картой; а он полагался на внутренний компас, на чутье и порой из интереса сворачивал в незнакомый район, где легко заплутать. Из-за этого у них в машине то и дело вспыхивали конфликты.

Между прочим, когда-то она подметила, что в постели их привычки менялись на противоположные. Он признался, что в студенческие годы перелопатил массу специальной литературы, а она сказала, что всему обучилась на практике. На это он ответил, что не хотел бы понимать ее слова в буквальном смысле. Нет, в постели все было нормально — во всяком случае, он не жаловался. Вероятно, сказывалось необходимое в любом деле сочетание подкованности и вдохновения.

От этих мыслей у него возникла мощнейшая, в его понимании, эрекция, которая застала его, можно сказать, врасплох. Повернувшись к Марте, он положил левую руку ей на бедро — такой жест можно было истолковать и как призыв, и как случайность, по настроению.

Убедившись, что он не спит, Марта зашептала:

— Я прямо запала на трахелоспермум жасминовидный, но боюсь, почва для него кисловата.

— Ох, беда, — прошептал он в ответ.

В середине декабря повалил снег: поначалу обманчиво-легкий, он таял, едва коснувшись асфальта, а потом укутал землю сплошным покровом, пальца в три толщиной. Вернувшись с работы, Кен заметил, что на плоских лавровых листьях лежат белые подушечки — уникальное зрелище. Наутро он взял фотоаппарат и вышел за дверь.

— Вот сволочи! — закричал он с порога.

Марта, кутаясь в халат, спустилась к нему из спальни.

— Нет, ты только посмотри, какие сволочи, — твердил он.

У порога сиротливо зияла дубовая кадка.

— Я еще подумал: рождественские елки шуршат…

— А ведь нас предупреждали, — сказала она.

— Разве?

— Конечно: соседка из дома сорок четыре советовала приковать наш лавр цепью к стене. А ты ответил: деревья — равно как и медведей, и рабов — нельзя держать на цепи.

— Это я такое сказал?

— Ты, кто же еще.

— Надо же, как пафосно.

Она мягко взяла его под руку и увела в дом.