Читать книгу "Тайны Истон-Холла - Д. Дж. Тейлор"

В сгущавшихся сумерках она стояла во влажной траве. Позади, в лесу, где было уже совсем темно и тихо — только лай собак издали доносился, — замирали удаляющиеся мужские голоса. В освещенном окне, прямо перед собой, она разглядела Уильяма. В сбившейся на одно плечо куртке он направлялся к двери, откликаясь на чей-то донесшийся из глубины дома голос. Она повеселела и нагнулась, чтобы поднять плетеную корзину с бельем — тяжелую и неудобную, но ничего страшного, это была крепкая, хорошо сложенная девушка, и работа доставляла ей удовольствие.

Голоса умолкли, и девушка постояла еще минуту, поставив корзину на бедро и глядя, как рассеиваются в отдалении последние полосы дневного света. Плавное скольжение облаков, какой-то лучик заходящего солнца, осветивший на мгновение сумерки, пробудил в ней воспоминания о времени, когда Истон-Холл не был еще ее домом и его тайны не взывали к разгадке. И все, что она сейчас, по прошествии полугода жизни здесь, видела, представлялось исполненным новизны и чуда. Она простояла еще некоторое время, погруженная в мысли об этих фантомах; меж тем полосы света продолжали рассеиваться, оставляя на земле лишь длинные густые тени.

Затем звуки, доносящиеся изнутри — звон чайной посуды, приглушенные голоса, хлопанье дверей, — вывели девушку из задумчивости, и, подхватив корзину на руки, она вернулась в дом.

Глава 5

РАССКАЗ ЭСТЕР

Она стояла на платформе, глядя вслед уходящему поезду. Над кустами, скрывавшими изгиб железной дороги, вился, растворяясь в бледном вечернем воздухе, бесцветный дым. Еще мгновение, и исчезнет из поля зрения последний вагон, а на переезде медленно поднимется шлагбаум, пропуская нетерпеливых пассажиров.

Их было немного. Один — трудяга, в которого вцепились двое малышей, с любопытством оглядывавшихся вокруг. Другой — молодой большелобый священник в очках, с совершенно ненужным, болтающимся у него под ногами зонтиком. Он показывал какому-то прохожему сложенную из неоднородных камней двуглавую церковь, виднеющуюся за дальней ильмовой рощицей. Позади них ковыляла девушка лет двадцати с продолговатой ржавого цвета коробкой, обмотанной шпагатом. Она пыталась толкать ее перед собой, примерно так же, как катят бочонок с пивом пивовары. На девушке выцветшее коричневое платье и миткалевый жакет, слишком теплый для такого дня, как сегодня. Поклажа, а также некоторое беспокойство в выражении лица и движениях рук позволяли предположить, что это служанка, нанятая на новую работу. У нее было пухленькое личико, острый нос и настороженные глаза, печальные в минуты отрешенности, но оживающие в миг веселья. Как раз сейчас она смеялась. Носильщик спрашивал, не желает ли она избавиться не только от коробки, но и от болтавшегося у нее на спине узла. Его, мол, тоже можно погрузить на повозку, которую каждый вечер отправляют сюда за почтой и посылками из имения.

— А это далеко? — спросила она. — А то по мне, так лучше пешком пройтись, чем ждать повозку.

Молодой человек с симпатией посмотрел на нее своими бесцветными водянистыми глазами.

— Да не так, чтобы очень. Особенно если вы привыкли к ходьбе и тропинкой не побрезгуете.

— Да, к ходьбе я привыкла, — ответила девушка с оттенком торжественности, явно не предполагаемой вопросом.

— В таком случае две-три мили, если только с пути не собьетесь.

Он был готов говорить и далее, но, уловив взгляд начальника станции, принимавшего на платформе билеты от пассажиров, удовлетворился неопределенным жестом в сторону церкви:

— Там за деревьями ворота и увидите.

Девушка поблагодарила носильщика и неторопливо двинулась по платформе, поглядывая на косо уходящие вниз поля и редкие домишки — окраину близлежащего городка — и раздумывая, а может, действительно стоит отправить свой скарб повозкой. Ушел последний пассажир — девушка видела, как священник поспешно направляется по тропинке, ведущей к роще, — и начальник станции, сделав свое дело, стоял на краю платформы, с какой-то тоской поглядывая на бледное небо и живую изгородь вдалеке. Оказавшись впервые в этих краях и еще не свыкшись со своим новым положением, девушка остро ощущала тишину, повисшую над невысокими, погрузившимися в дрему холмами, и зной наступающего вечера. В воздухе плавала пыль, поднимающаяся с дороги, что вела к станции, и на мгновение путница остановилась, чтобы стряхнуть забившиеся под юбки пылинки. Донесшийся через пустынное поле бой часов на церкви вывел ее из задумчивости. Семь! А в письме говорится, что к восьми она должна быть на месте. Надо торопиться. Девушка резким движением сорвала узел со спины, подхватила его поудобнее своими сильными, свидетельствующими о ранней привычке к труду руками и двинулась по пути, указанному добровольным гидом.

Ей было двадцать лет, в чем она была уверена благодаря постоянному изучению дат, нацарапанных на обложке материнского экземпляра Библии, и путь ее лежал в Истон-Холл. Ее устройство туда стало результатом усилий леди Бамбер. Впрочем, о самом Истон-Холле девушке ничего не было известно, ибо на эту тему ее благодетельница предпочитала не распространяться. На мгновение в ее воображении возникло лицо леди Бамбер — с орлиным носом и сетью морщин, но тут же и стерлось, растворилось в плоском горизонте и в пыли, прилипшей к платью. Девушка перешла железную дорогу и теперь приближалась к уклону, который пять минут назад миновал священник. Справа от нее показались выстроенные с одинаковыми садиками и воротами дома, выходившие окнами на проселочную дорогу. Этот пейзаж помог ей окончательно избавиться от растерянности, прогнал все мысли о леди Бамбер и трехчасовом путешествии, которое ей пришлось совершить, и вернул к реальности. Эти дома, похожие скорее на виллы, были ей знакомы, ей уже приходилось работать в таких. Обычно там держат всего одну служанку, на плечи которой ложится все хозяйство. В ушах ее невольно зазвучали голоса полудюжины прежних хозяек. «Эстер! Чего расселась, тебе что, делать нечего?» «Эстер! Подогрей мистеру Джону воду для бритья, живо!» «Эстер, а ну-ка отнеси это письмо на почту, мигом!» Эстер мирилась с их покушениями на ее свободное время, ибо понимала, что иначе не получится и хозяйки гоняют ее в хвост и в гриву потому, что жизнь гоняет их. И все же она рада, что все это осталось позади.

Ибо Истон-Холл — дело другое, тут все будет не так. И эта перемена пробуждала в ней одновременно непривычную уверенность и инстинктивный страх. В доме, прикидывала она, будет дворецкий, и кухарка, и горничная, одетая по последней моде, отправляющаяся по воскресеньям с лакеем в церковь и презрительно поглядывающая на кухарку с жалованьем двенадцать фунтов в год. Но двенадцать фунтов — огромная сумма для того, кто привык работать за семь, а за восемь испытывал благодарность. И вновь перед девушкой невольно возник образ того платья, которое она купит на прибавку к зарплате в первый же квартал своей новой работы, но большую часть денег все же отошлет домой.

Успокоенная этими мыслями, Эстер шла по унылой, окаймленной деревьями аллее, вившейся позади церкви. Узел, в котором находились книги, подаренные матерью, пара башмаков на толстой деревянной подошве и второе нарядное платье, уже начал оттягивать ей руку. Она опустила его на землю и остановилась немного отдохнуть, разглядывая видневшиеся сквозь деревья поля и пригорки. Из-за церковной ограды вылетела черная уродливая птица, которую Эстер называла кэддером.[10]Девушка посмотрела ей вслед. Только тут она заметила, что подошла к той точке дороги, от которой под прямым углом отходила тропинка, ведущая к церковному кладбищу. Повинуясь какому-то инстинкту, она открыла калитку и зашла внутрь — посмотреть на надгробия.