Читать книгу "Александр Солоник: киллер мафии - Валерий Карышев"

Не захотел сучиться – получай садильник в пердильник. Одним «акробатом» на зоне больше, одним меньше… От гомосексуальных актов за «колючкой» никто из осужденных еще не забеременел.

Спустя дней восемь Саша понял: приговор исполнится сегодня. Об этом говорили и подчеркнуто-равнодушные взгляды блатных, и тот холодок отчужденности, который незримо лег между ним и остальными зэками. Блатные уже знали, что э т о произойдет сегодня и до отбоя. И остальные – «мужики», «черти» и даже «король всех мастей», главпидар зоны с издевательски-величественным «погонялом» Император, – тоже знали. И он, осужденный к двенадцати годам «строгача» арестант Александр Солоник, тоже знал – так же, как и то, что решение «смотрящего» не может быть изменено и что теперь ему никто уже не поможет…

Надеяться, как и всегда, приходилось на себя одного.

Они встретили его в хозблоке. Прапорщиков – «рексов» не было – так же, как и офицеров. Блатных пришло даже слишком много, человек пятнадцать. Несмотря на разницу в возрасте, облике, блатной масти и степени дебильности, всех их роднило одно: кричащая наглость, самоуверенность и сознание собственной правоты.

Предводительствовал тот самый амбал с рассеченной переносицей и мосластыми пальцами – «шестерка» «смотрящего».

– Ну красавчик-мусорок – сам штаны снимешь или помочь? – с усмешкой, придававшей его лицу зверское выражение, спросил он, неторопливо, уверенно подходя ближе: – Сперва твой вонючий садильник вскроем, потом на клык вялого дадим. Хряпнешь, «скрипочка»…

Стиснув зубы, Саша промолчал.

– Давай, давай к нам, моя хорошая, давай, моя цыпа-рыба, давай, мой батончик, приласкаем тебя, понежим, приголубим, – коротко хохотнул стоявший за его спиной – невысокий, пожилой, с вытатуированным между пальцами пауком в паутинке – он демонстративно расстегнул пуговицу ширинки, – трубы тебе прочистим, целяк фуфлыжный сломаем. Девственность – она ведь тоже излечима. А я на тебя давно глаз положил! Не бойся, это не больно, тебе понравится!

Еще со школьных курганских времен, когда в бестолковой кровавой свалке сходились класс на класс, район на район, Солоник мог один выстоять против целой кодлы. Главное – заставить противников хоть чуть-чуть расслабиться, утратить бдительность, а уж потом, выбрав пахана, постараться в короткое время отключить его. Кодла на то и кодла, как и стадо животных, сильна прежде всего своим единством – до первого оступившегося, до первой трещины…

– Ну что же ты, петушила? – физиономия третьего, маленького, чернявого, с низким лбом, расплылась в щербатой улыбке. – Тебя ведь предупреждали. Надо было «копченую балдоху» подмыть, надо было мыло душистое да полотенце пушистое приготовить…

Саша шагнул вперед, прищурился…

Короткий, почти без замаха удар – и амбал с рассеченной переносицей, словно мяч, отлетел на несколько метров. Блатные, явно не ожидавшие такой борзости от кандидата в «акробаты», слегка опешили, но спустя мгновение, взорвавшись жутким матом, накинулись на наглеца. Он был один, а их много – «синие» лезли вперед, мешая друг другу, и это давало пусть маленькое, но преимущество.

Первый удар он пропустил – удар был нанесен подло, сбоку, и Саша тут же почувствовал, как из глубоко рассеченной брови потекло густое, теплое и липкое. Зато спустя секунду он, сориентировавшись, ответил обидчику – тому самому щербатому, низколобому, только что обозвавшему его петушилой. Удар локтем пришелся точно в рот – послышался отвратительный хруст сломанных зубов, и противник завыл от боли.

Тем временем амбал – «шестерка», поднявшись с цементного пола, сделал какое-то незаметное движение – спустя мгновение в руках его оказалась заточка. Солоник среагировал мгновенно – пригнулся, перехватил руку, вывернул ее и тут же резко потянул наверх до упора – амбал низко завыл, и заточенный прут с противным металлическим звуком свалился на пол. Сзади набросился кто-то невидимый, но очень цепкий. Его грабки тянулись к горлу, к кадыку – казалось, еще мгновение, и хрустнет под пальцами. Солоника спас его маленький рост – он резко пригнулся, сбрасывая нападавшего, и тот свалился ему под ноги. Удар ногой в промежность – и враг, ойкнув, сразу обмяк.

– Еп-ти!.. – истошно закричал кто-то. – Братва, «акробаты» наших бьют!..

Еще один удар – на этот раз в кадык, и кричавший тут же захлебнулся.

Какой-то невысокий, белесый, с выцветшими бровями и красным слюнявым ртом бросился на него в ударе, но после ответного выпада кулаком в ухо, потеряв ориентацию в пространстве, головой вышиб дверь хозблока.

И тут удары посыпались на Сашу один за другим. Били всем – кулаками, локтями, прохорями-говнодавами и еще чем-то тупым, тяжелым – чем именно, он так и не сумел рассмотреть.

Тело делалось непривычно тяжелым, непослушным, каким-то чужим – он уже не мог отвечать на беспорядочные удары. Страшные, наглые рожи скалились перед ним, сливаясь в одну, и трехэтажный мат вперемежку с блатной феней пузырился на грязных ртах с фиксами.

Но он отвечал – бил, бил, бил, ставил блоки, уворачивался, пригибался и вновь бил – пока хватало сил.

Уже валялся на холодном цементе пола в луже темной, как деготь, крови тот самый обладатель татуировки-паука; уже нелепо корчился у стены, вытирая разбитый рот, тот самый низколобый, с щербатыми зубами; уже не подавал никаких признаков жизни амбал – «шестерка», первым доставший острую заточку…

Но и Саше приходилось несладко: удары становились все ощутимей и болезненней, реакция тормозилась, и он не в силах был отвечать на каждый удар. Понимая, что солнце ему не светит, Солоник изменил тактику: выбрав изо всей татуированной кодлы одного, самого мощного и агрессивного противника, метелил его, стараясь не обращать внимания на боль…

Но как можно не обращать внимания? Ему нанесли удар в голову чем-то тяжелым – перед глазами поплыли огромные фиолетовые круги, и он словно бы провалился в черную компостную яму…

Солоник не помнил, что было дальше, не помнил, сколько времени прошло с того момента, когда он, получив страшной силы удар в темя, отключился: час, два, сутки или целая вечность?!

Саша с трудом разлепил набухшие кровью веки. Белый потолок в причудливой паутине тонких трещин, зарешеченные окна с занавесочками, ровные ряды кроватей с серыми казенными одеялами, под которыми угадывались контуры человеческих тел, капельница на штативе, какое-то худое незнакомое лицо, склонившееся над ним…

– Очнулся-таки…

Голос принадлежал этому самому незнакомцу, но доносился глухо, словно из-под земли или сквозь толщу воды.

Сквозь распухшие губы Саша прохрипел что-то невнятное.

– Другой бы на твоем месте после такого в ящик сыграл, а ты, смотрю, – выжил. Живучий, – в голосе говорившего звучало скрытое восхищение. – Ничего, теперь будешь жить.

– Т-ты… к-к-к… – шевеля непослушными губами, спросил больной.

– Врач я твой, «лепила». Такой же арестант, как и ты, только не на общих работах, а тут срок мотаю. – Солоник пытался еще что-то спросить, но слова выходили невнятными, и опытный «лепила», угадав смысл вопроса лишь по едва заметному движению губ, продолжил: – Семнадцать швов тебе на голову наложили. Плюс сотрясение мозга и обширные гематомы. Другой бы загнулся на хрен, а ты…